Трагедия маршала Ахромеева - Александр Петрович Суровцев

Ахромеев воспитывал у командиров уверенность в себе, в своих правах, в своем авторитете. «Без этого командование немыслимо. В отношениях людей нет ничего дороже сознания, что тебе доверяют, на тебя надеются», — говорил он.

После принятия должности командующего 7 ТА, С. Ф. Ахромеев лично возглавил многочисленные командирские занятия и штабные тренировки, чувствуя в этом большую необходимость и пользу для офицеров. Начальники всех родов войск и офицеры штаба знали, что без глубокой подготовки на эти занятия явиться было нельзя.

Особую четкость и собранность в работе С. Ф. Ахромеева приходилось наблюдать на армейских и фронтовых учениях. Сосредоточенный и внимательный, он не просто выслушивал доклады. Он тщательно выверял по своей карте и карте подчиненного командира предполагаемые действия своих войск и противника и тут же задавал вопросы, требующие обоснования того или иного решения. Только основательные, подтвержденные расчетом доказательства могли убедить его. Он не любил верхоглядства, приблизительности в анализе, оценке обстановки, того или иного вопроса.

На заключительном этапе планирования операции, как правило, проводил занятие на макете местности, на которое вызывались все командиры дивизий, бригад и отдельных полков. Здесь с особой тщательностью командиры уясняли свои задачи, задачи соседей по рубежам и времени, а также вопросы взаимодействия между различными родами войск. Это было нелегкое, но очень важное мероприятие перед началом боевых действий.

Все занятия проводились в условиях, максимально приближенных к той местности и обстановке, в которой им предстояло действовать.

Сам предельно собранный, целеустремленный, он создавал на этих занятиях исключительно деловую атмосферу, мыслил широко и масштабно, заставляя каждого из присутствующих испытать состояние внутренней собранности и ответственности. Эта напряженная работа порой продолжалась несколько часов подряд, без перерыва. Потом все с удовлетворением ощущали в себе уверенность за успех действий штабов и войск в предстоящем учении и всю полноту личной ответственности. В подготовке войск С. Ф. Ахромеев ничего не делал «на авось». Командиры обязаны были продумать все детали предстоящего боя.

В динамике учений, когда на полях Минской и Витебской областей действовали все соединения и части армии, а также большое количество боевой техники, ощущение напряжения и высокой ответственности испытывали все. В этот период С. Ф. Ахромеев, как всегда, был спокоен, деловит и уверен в своих действиях. Мне не раз приходилось видеть, как к нему прибывали командиры в напряженные минуты учений и С. Ф. Ахромеев исключительно обстоятельно и спокойно выслушивал их, не показывая ни торопливости, ни нетерпения, словно он сам не испытывал этого напряжения, когда решался успех дела.

Помню, снежной зимой 1972 года бригада участвовала в армейском учении. Зенитным ракетным дивизионам и командному пункту бригады предстояло первыми занять позиции в исходном районе перед наступлением, то есть до развертывания в атаку танковых и мотострелковых полков. Колонные пути на маршрутах выдвижения войск были проложены в глубоком снегу и не позволяли объезда техники в случае ее остановки. И если бы случилась такая непредвиденная остановка дивизионов на марше, то танковые полки не смогли бы в назначенное время выйти на рубеж атаки.

С. Ф. Ахромеев взял мою рабочую карту и каллиграфическим четким почерком написал приказ на выдвижение бригад со сроками занятия позиций и освобождения маршрутов для войск и устно разъяснил значимость этого приказа. Таким образом, обострялась моя ответственность за выполнение поставленной задачи и, главное, ответственность за начало и исход всего армейского учения.

Строгая внешность командующего, его подтянутость, серьезное, живое, слегка улыбчивое лицо с ясным и острым взглядом создавали впечатление особой интеллигентности этого человека. В общении с людьми он был немногословен, никогда не прерывал подчиненных без нужды и внимательно их выслушивал. В докладах не терпел многословия и пустых расплывчатых фраз. Обычно тактично останавливал офицера и никогда не делал разносов, не говоря уже о грубых выражениях. Слышал однажды, как после сумбурного и путаного доклада он бросил фразу: «Это бред сивой кобылы». При обращении к офицеру обычно называл его по фамилии и обязательно впереди приветливое слово «товарищ». Это приближало командующего к подчиненным в его общении с людьми. Но если он называл кого-нибудь только по званию, то это означало, что здесь уже официальное выяснение обстоятельств дела и жди серьезных замечаний по службе.

Наблюдая С. Ф. Ахромеева в армейских буднях и особенно в полевых условиях на учениях, все видели, что он никогда не создавал себе комфорта и каких-либо послаблений, был очень сдержан в быту. Я ни разу не видел его на «командирских обедах», он предпочитал военторговскую столовую со всеми офицерами. Этот человек лично во всем был безупречен.

Он не искал в работе легких путей, не обходил препятствий, не прятался от опасности. Он выполнял самую ответственную и тяжелую работу, которую ему поручали, и не жалел себя, отдавал все умственные и физические силы, не думая ни об отдыхе, ни о славе. В любой обстановке можно видеть его поистине железное упорство и твердый характер, но в то же время он был всегда справедлив. Этот характер был выкован войной. В своих воспоминаниях Г. К. Жуков написал: «Высшее достоинство человека состоит не в том, чтобы взлететь на большую должность и мучить этим и себя и других, а в том, чтобы на любом посту хорошо и исправно делать порученное дело» — думаю, что этого принципа придерживался и Ахромеев.

Более обстоятельного в делах, работоспособного, трудолюбивого по большому счету военоначальника трудно вспомнить. Он ценил жизнь солдата и постоянно держал на контроле соблюдение воинского порядка в частях, особенно в ночное время. Часто звонил в конце своего рабочего дня командирам частей на квартиру. Уже перед сном, бывало, спросит: «Все ли у вас, товарищ Суровцев, продумано на завтрашний день? Как организован контроль службы, будет ли порядок ночью?» После такого разговора с командующим порой начинаешь дорабатывать еще два-три часа и тогда ночью действительно не спишь, а дремлешь.

Это был человек исключительной пунктуальности, не помню случая, чтобы он куда-либо опоздал, и не терпел этого в общении с подчиненными. От Борисова до Межицы, где дислоцировалась бригада, около 150 километров белорусских дорог. И если он назначил время приезда в бригаду в 8.00 утра, то можно не сомневаться, что на контрольно-пропускной пункт приедет точно в назначенное время. Порой создавалось впечатление, что он приезжает раньше, а потом где-то вблизи выжидает время.

В автомобиле всегда сидел рядом с водителем, не имел привычки сидеть за его спиной, как ездили тогда большие начальники, берегли себя.

Никогда не приезжал в полк или бригаду, не