Лучший экипаж Солнечной (авторская редакция 2008 г.) - Олег Дивов

Вращающаяся оболочка корабля в просторечии именовалась «рабочей зоной». Она делилась поперек на так называемые палубы, на которых и проходила вся жизнь экипажа. В распоряжении астронавтов всегда имелся чуть заметно вогнутый пол и более явственно выгнутый потолок. Хочешь прыгай, хочешь падай, если очень хочешь — лезь на стенку. А вот кувыркаться в невесомости тебе незачем. Чинить силовые коммуникации и пушки, смонтированные в «разгруженной» зоне, ты все равно не умеешь. На это есть техники, им положено уметь летать. У них даже имеется профессиональное заболевание — «синдром летчика».

Разумеется, все испытывали кратковременную невесомость по пути от причальных шлюзов до рабочей зоны, но ее отчасти сводили на нет электромагниты, присасывающие к полу стальные вкладыши в подошвах форменных ботинок. Вдобавок магнитный пол исправно подбирал из воздуха бесхозные железяки. Полная невесомость считалась чересчур коварной штукой, чтобы позволить ей резвиться на военном корабле. В качестве примера Рашен вспоминал байку о том, как лет пятьсот назад русские астронавты искали на своей — крохотной станции гаечный ключ, чтобы закрыть крышку переходного отсека и улететь-таки вниз. Ключ, разумеется, был на привязи и деться никуда не мог, но вот взял и испарился. Примерно через сутки астронавты заметили какую-то веревку, потянули за нее и вытащили ключ из-за заглушки на щите электропитания, поставленной специально, чтобы за нее случайно не залетел металлический предмет.

Еще Рашен вспоминал, как по молодости лет решил учинить на «фон Рее» полноценную тренировку на невесомость. У него хватило ума не тормозить рабочую зону — вероятно, он предчувствовал результат. Рашен просто вывел людей полетать в центральный ствол. Вернулись астронавты назад все заблеванные, а центральный ствол долго продували сжатым воздухом с дезинфицирующей эмульсией.

Короче говоря, жизнь на «Тушканчике» шла в полном согласии с земной физикой. Именно поэтому на пятый день пребывания в экипаже флагмана лейтенант Вернер умудрился буквально, безо всяких обиняков, свалиться на голову капитан-лейтенанту Кендалл.

По корабельному времени был уже поздний вечер, Ива только что вышла из душевой и направлялась к себе в каюту — розовый халатик на голое тело, голова обмотана полотенцем, взгляд блуждающий, настроение самое что ни на есть благодушное, все рефлексы на нуле. Вдруг над головой у нее что-то натужно заскрипело, и пока Ива соображала, что бы это могло значить, с потолка градом посыпались болты. Затем по голове несильно ударило легкое и пластмассовое. Тут Ива подняла глаза, и в этот момент на нее с неразборчивым французским проклятьем рухнуло восемьдесят кило живого веса.

— Тысяча извинений, капитан, — пробормотал Эндрю, отползая задом на четвереньках. — Даже не знаю, что и сказать. Вы как? Я вас не очень… того?

Ива села, прислонилась к стене и подобрала слетевшее с головы полотенце.

— Отвернись! — приказала она, заново сооружая из полотенца чалму.

— Я не нарочно, — объяснил Эндрю, глядя вверх. — Панель выпала. Какой-то умник очень хорошо ее закрепил. Ползу себе, никого не трогаю… Я вас правда не ушиб?

— Ты-то живой? — поинтересовалась Ива.

— Вроде бы. — Эндрю поднялся на ноги и нагнулся к Иве. Он был в легкой рабочей куртке с закатанными до локтей рукавами, и Ива увидела на его левом предплечье извилистый белый шрам. Руки у Вернера были не по-мужски изящные, с тонкой кистью и длинными красивыми пальцами. Но поднял он Иву с пола легко, как пушинку.

— Где это тебя угораздило? — спросила она, показывая глазами на шрам. — На «фон Рее»?

— Да. Производственная травма. Ползал по магистрали, вот как сейчас, и зацепился.

— Что ж ты его не зарастил?

— Не знаю… Все-таки память. И девочкам нравится.

— Ага, — кивнула Ива, посмотрела Эндрю в глаза и отвела взгляд. Вернер не был особенно крупным мужчиной, но сейчас он казался Иве просто огромным. Сильным и надежным. Он окружал ее собой, защищал и все еще мягко придерживал за плечи. Видно было, что ему нравится так стоять. Вплотную. А глазами он Иву просто ел.

— Я вас правда не ушиб? — в очередной раз спросил Эндрю.

— Правда, — еле слышно сказала Ива, мучаясь вопросом: он ее сейчас поцелует или все-таки постесняется и отложит это на потом. Никогда раньше ей не хотелось, чтобы ее поцеловал мужчина, с которым она разговаривает второй раз в жизни. На отдыхе внизу ей случалось по пьяни отдаваться малознакомым людям, но это все были астронавты, свои парни, чистые душой и телом, как пол на «Тушканчике», разве что не стерильные. А Вернер, хоть и тоже астронавт, «своим» не был. За его спиной притаилась тайна, его отделял от Ивы невидимый барьер. Перед этим человеком не хотелось обольстительно изогнуться. А хотелось скромно потупить глаза, уронить безвольно руки и надеяться, что ты достаточно хороша для того, чтобы он лишил тебя невинности. Разумеется, не сейчас. Много после. Но вот хотя бы поцеловать… Ива встряхнулась, не без труда пришла в себя и снова посмотрела Вернеру в глаза, на этот раз прямо и смело.

— Кто ты? — спросила она.

Эндрю отпустил ее и непроизвольно сложил руки на груди.

— Меня зовут Эндрю Вернер, — сказал он с легкой усмешкой на губах. — Возраст тридцать шесть, рост сто восемьдесят, вес семьдесят девять. Имею правительственные награды. Очень хороший техник. Очень скромный и застенчивый человек. Даже чересчур застенчивый…

— Это заметно, — подтвердила Ива. — А все-таки кто ты? Что ты здесь делаешь?

— Падаю на голову красивым женщинам.

— Не валяй дурака… Энди.

— Но вы действительно очень красивая женщина, капитан. Во всяком случае, на мой вкус.

— Особенно сейчас, — заметила Ива, машинально поправляя на голове полотенце. — Значит, не хочешь отвечать?

— Сожалею, но мне нечего ответить, — сказал Эндрю очень мягко, почти ласково. — Вы меня за кого-то принимаете… За героя какого-то. Из женского романа. А я просто свалился вам на голову. Сначала испугался, а теперь вот… Даже не знаю. Рад, наверное. Я ведь скучал по вам…

— Если не можешь обращаться ко мне на «ты», давай перейдем на английский, — предложила Ива. — Или у вас, у русских, положено сначала выпить на брудершафт?

Вернер откровенно смутился. Получалось это у него обворожительно.

— Я не знаю, что на этот счет положено у русских, — сказал он. — Но выпить я с вами… с тобой готов в любое время.

— Тебя что, тормозит, что я старше по званию? — не унималась Ива.

— Тьфу! — Вернер отступил на шаг, провернулся на каблуках, и когда лицо его снова оказалось у Ивы перед глазами, было оно уже совсем не смущенным, а заразительно улыбающимся. — Да ничего меня не тормозит! Я просто с тех пор, как тебя увидел, только о тебе и думаю!

— Молодец! — похвалила Ива, крепко хлопнула Эндрю по плечу и, повернувшись к нему спиной, царственно поплыла по коридору.

Эндрю восхищенно смотрел ей вслед.

Адъютант контр-адмирала Задницы сгибался под тяжестью здоровенного кофра с оборудованием.

— Здрасте! — выдохнул он, роняя кофр на стол. — Все как заказывали. С горячим приветом от моего патрона.

— Не любит он тебя, Изя, — сказал Рашен. — Не бережет.

— Это точно, — согласился Изя, откидывая крышку и извлекая из кофра цилиндрический сосуд с бурой жидкостью.

— Посуду на стол, технику в угол, — распорядился Эссекс, возникая на пороге. — Здравствуй, Алекс. Стаканы где?

— Да вот стаканы, не переживай. Изя, ты бы действительно убрал со стола этот ящик.

— Погодите, — сказал Изя, запуская руки в кофр и щелкая рычажками помехопостановщика. — Не все сразу. Дайте машину на режим вывести.

— Ой! — скривился Рашен. Y него вдруг прихватило зубы и ломануло поясницу. Это Изя что-то у себя в кофре перекрутил. — Ты полегче!

— Сами-то не умеете… — буркнул Изя, вглядываясь в аппаратуру и недовольно морщась. — Пардон. Эта штука буквально на честном слове держится… Момент.

Эссекс вытер слезящиеся глаза и уселся за стол напротив Рашена.

— Ну? — спросил он недовольно. — Долго еще терпеть?

— Да сейчас же! — обиделся Изя. — Я вам что, техник? Я вообще в этой электронике ни бум-бум…

— Как раз насчет бум-бум хорошо получается, — заметил Рашен. — У меня сейчас зубы выпадут.

Изя что-то с усилием провернул в кофре, и затопившее каюту электричество рассосалось. Помехопостановщик вышел на режим.

— Вот, — сказал Изя, доставая круглую черную коробочку и протягивая ее Рашену. — Вы лучше пока заглушку поставьте.

— Ну ты обнаглел! — восхитился Рашен, но заглушку взял, отодвинул в сторону бутылку и стаканы и полез на стол. Дотянулся до решетки, под которой прятался динамик громкой связи, и прилепил коробочку к потолку.

— Так? — спросил он.