Дети новолуния - Дмитрий Поляков (Катин)

3

– Чёртов выскочка, тварь, пёс, скользкая гадина – ну какой из него владыка, да к тому же ещё и вселенной? Вселенной! Нет, ты слышишь – вселенной! Не меньше! Ещё немного, и он назначит себя Аллахом!

Распаляясь от собственных слов, Кучулук-хан – наместник хорезмшаха в Халадж-кала – не усидел на месте, вскочил и принялся ходить взад-вперёд между журчащих фонтанов, шлёпая босыми ногами по мраморному полу с мозаикой из разноцветного камня в виде сложного орнамента. Звуки его голоса гулко разносились под куполом дворца.

– Не кощунствуй, мой повелитель, – кротко заметил имам соборной мечети, который намеревался записывать указания хана, но отложил калям в сторону.

– Да разве я кощунствую? Кощунство – это понимать, что гнусный выкормыш Туркан-хатун – дай ей Аллах здоровья – держит за горло всю кипчакскую знать! А ведь именно мы отняли города у кара-китаев, и именно нам он обязан своим возвышением! И что? Я довольствуюсь званием наместника в собственных владениях, читаю хутбу и чеканю монету с именем Ала ад-Дин Мухаммада! Да кем он себя вообразил?

– Скажи, – так же кротко спросил имам, – неужто сейчас время думать об этом?

Но Кучулук-хан не замечал слов имама, ему, как обычно, не требовался слушатель.

– Сперва провозгласил себя Вторым Искандаром, присвоил титул Двурогого. Этого показалось мало, и вот мы стали прославлять его как султана Санджара. Подумать только, великого Санджара! Ты слышал, у него на руке перстень с печатью «Тень Аллаха на Земле»? Я своими глазами видел эту надпись. Так и есть, лопни мои глаза, – тень Аллаха! И куда только смотрит Туркан-хатун, дай Аллах ей долгой жизни? Мать она ему или не мать?

– Туркан-хатун всегда заступалась за наш род.

– Ну да, – недовольно согласился хан, – только вот что делают при дворе шаха наши дети? Их держат там, как заложников, заодно с пленными главарями персов. Он что, не доверяет своим слугам? Тебе известно, что дважды в день они отбивают наубу в двадцать семь литавр палками, украшенными самоцветами, чтобы прославлять нашего владыку вселенной? Как представлю своего мальчика Алтун-Ашука, колотящего в литавры этими самыми палками, у меня понос начинается.

– Успокойся, мой повелитель, не надо чувствам овладевать разумом. Перед нами растёт угроза более опасная.

– Ну ничего, – потрясал руками Кучулук-хан, – скоро ему конец. Падёт на голову хорезмшаха проклятие Всевышнего! Ведь теперь наша гроза вселенной желает стать султаном ислама и всех мусульман. Если бы войско не помёрзло по дороге к Багдаду, кто знает, что было бы с халифом? Шах давно требует власти Сельджука в Багдаде. Но это даже хорошо. Потому что ан-Насир отказался оглашать во всём халифате хутбу с его именем. Ты понял меня, имам: он отказался. И нам следует этим воспользоваться… Ничего не пиши!

– Я ничего не пишу, – заверил имам и склонил голову. Он ждал момента, чтобы донести до хана свою встревоженность: ночью его разбудил писец, примчавшийся из соседнего города. Имам оставил его дожидаться возле вторых дверей, ведущих во дворец.

Кучулук-хан поёжился, укутался в стёганый халат.

– Что-то ноги у меня замёрзли, – проворчал он и трижды хлопнул в ладони.

Из полумрака прихожей показался слуга.

– Вытащи-ка из постели какую-нибудь девчонку и позови моего сына Кара-Куша, – распорядился хан, усаживаясь в кресло. – А также визира сюда, – крикнул вдогон убегающему слуге.

Спустя минуту в зал впорхнула ещё не остывшая от сна наложница с распущенными волосами, в шёлковой рубашке и тонких шароварах. Имам немедленно уткнул глаза в лист бумаги, как бы не замечая соблазнительную посетительницу. Судя по всему, девушка хорошо знала свою миссию в столь ранний час, поскольку без подсказки подлетела к хану и улеглась перед ним на спину, предварительно обнажив живот.

– Я позвал тебя, уважаемый, достопочтенный ал-Мысри, вот с каким вопросом, – задумчиво продолжил свою речь хан и уложил озябшие ступни на тёплый живот наложницы, – а не пора ли и нам перестать читать хутбу с именем Мухаммада, сына славного Текеша, опозорившего имя своего отца?

Согласный с каждым словом хана, имам молчал, поджав губы. Только бегущая по виску жилка напряжённо подрагивала.

– Ведь, в сущности, хорезмшах удрал в Самарканд, страшась не столько диких кочевников, сколько наших воевод-кипчаков, которые в нынешней ситуации могут повернуть копья против него самого. Уж не знаю, что так напугало нового Искандара, но в одном он прав: многие воспользуются смутой, чтобы вернуть власть над тем, что им и так принадлежит. А кое-кто постарается сыграть и более сложную партию. Надеюсь, ты уже понял, высокочтимый имам, мои намерения?

Имам ал-Мысри собрался с духом, поднял голову и, стараясь не смотреть на безвольно лежавшую под ногами хана девушку, с плохо удерживаемым волнением ответил:

– Конечно, мой хан, твоя прозорливость всегда обгоняла вялый бег времени, и мудрость твоя, присущая лишь тебе одному, неизменно, мой повелитель, защищала… поражала… – Имам запнулся, словно выдохся, и продолжил с отчаянной решимостью: – Но позволь сейчас обратить твой взор на ту опасность, которая вот-вот обрушится на наши головы. Сегодняшней ночью я получил сведения, насторожившие меня. Не просто так хорезмшах побоялся открытой битвы. Возможно, он действительно не видит за собой силы, способной остановить монголов.

– Вот-вот, – подхватил Кучулук-хан, – сейчас самое время отложиться от проклятого Мухаммада. И не только, не только. Теперь это уже полдела… Ты, конечно, знаешь, с каким уважением я отношусь к халифу ан-Насиру и его двору. Так вот, мне бы хотелось, чтобы и ан-Насир испытывал ко мне не менее глубокие чувства. Когда ты был в Багдаде и беседовал с ним, не заметил ли ты, что халиф понимает, что нуждается в надёжном плече на востоке исламского моря?

– Да, мой хан.

– Разве он не видит, что надёжных друзей следует искать среди умных?

– Да, мой хан.

– Нет, имам! – Кучулук-хан приподнялся в кресле и с силой надавил ступнёй на живот девушки, так что та, не смея издать звука, выгнулась от боли. – Нет. Друзей нужно искать среди умных и опасных. После притязаний хорезмшаха это он наверняка понимает. Но ему нужна личная преданность. А нам нужна сила. Потому что только сила – причём чужая – представляет опасность для его могущества. А в сочетании с умом такая сила способна заставить халифа выглянуть за предел ближнего круга и догадаться, что личная преданность не укроет от всех бед, подстерегающих слабых владык на земле Аллаха. А чтобы увидеть незнакомого друга, прежде надо испугаться и поверить ему.

– Но у нас нет такой силы, мой повелитель, – заметил имам. – Мы располагаем хорошим, надёжным, но всё ж таки небольшим войском, даже если заберём в него всех мужчин и подростков из наших селений… И потом, при чём здесь халиф, я не понимаю, когда с севера на нас надвигается настоящая буря?

– Честное слово, иногда мне кажется, что я один такой умный, а кругом меня одни валуны! – Хан вскочил с места, и девушка, не выдержав боли, вывернулась у него из-под ноги. Раздосадованный, он пнул её и крикнул: – Пошла вон, бесстыжая сука! И передай евнуху, чтоб влепил тебе десяток палок!

Закрыв лицо руками, наложница кинулась к выходу, где чуть не столкнулась с сыном Кучулук-хана, входящим в покои отца.

– Вот! – рявкнул хан и выбросил указательный палец в сторону сына. – Вот он понимает меня!

– Я только хотел сказать, – пролепетал имам, – что слухи, которые доходят до меня, вызывают опасения.

– Не верь слухам, благочестивый шейх! Чего нам бояться?!

Имам встал на ноги. Измазанные чернилами пальцы теребили калям. Пересохшими губами, сипло, но всё же с твёрдостью в голосе он сказал:

– Послушай, повелитель, я по-прежнему желаю обратить твоё внимание на то, что, может быть, уже через несколько дней мы увидим монгольское войско под стенами нашего города. Они придут с севера. Сегодня ночью ко мне прибежал писец из Карашкента, а это всего в сотне фарсахах отсюда. Он принёс страшные вести. Позволь, я позову его, чтобы ты сам услышал о тех, с которыми нам предстоит встретиться. – И, помолчав, потряс головой. – Это не обычные кочевники.

– Пёс с тобой, – согласился хан и запустил пальцы в волосы на груди, – зови своего человека.

Тем временем Кара-Куш приблизился к отцу, поцеловал руку и встал у него за плечом. Имам поклонился и вышел, чтобы вызвать писца.

– Ну вот что, – повернулся хан к сыну, – если наша интрига не даст сбоя, мы обретём блаженство уже на земле. Подняться так высоко… дух захватывает! Надо использовать роковые события в своих целях. Так поступает мудрый! Ты отправил посыльного в Ургенч?

– Только вчера.

– Хорошо. А в Самарканд?

– И в Самарканд, и в Герат, и в Бухару, и в Мерв. Всего десять городов, как ты приказал. Все они вызубрили имена людей, с которыми им надлежит встретиться, и, конечно, знаки. Я проверил, и не раз.