Магос: Архивы Грегора Эйзенхорна - Дэн Абнетт

бросился на решетку и попытался дотянуться до нас сквозь прутья. Могучие пальцы сжимались и разжимались. Раздался негромкий рык.

— Йок, веди себя прилично! — велел ему Баптрис.

Как оказалось, нам была нужна комната, следующая за камерой Йока. Возле открытой двери нас уже ждали сестра и послушник. В палате царила непроглядная темнота. Баптрис коротко переговорил с коллегами и обернулся ко мне:

— Эбхо не очень контактен, но сестра убедила его поговорить с вами. Внутрь заходить нельзя. Прошу, сядьте здесь, у двери.

Послушник принес мне стул, и я сел у входа, поправляя длинные полы мантии. Калибан аккуратно открыл коробки и установил треножник с пишущим устройством.

Я всмотрелся в темноту, пытаясь различить какие-то очертания. Ничего.

— Почему там так темно?

— Болезнь, поразившая разум Эбхо, обостряется при свете. Ему нужна темнота, — пожал плечами Баптрис.

Я кивнул и прокашлялся.

— Милостью Бога-Императора Терры я прибыл сюда, чтобы выполнить Его священную волю. Я — Лемюаль Сарк, старший администратор-медика, приписанный к Администратуму Лорхеса. — Пишущее устройство тихо защелкало и начало заполнять свиток пергамента, который, как я надеялся, к концу разговора станет длинным и заполненным ценными данными. — Мне нужен Федж Эбхо, бывший полковник двадцать третьего полка Ламмарских Улан.

Тишина.

— Полковник Эбхо?

Из темной комнаты раздался голос, тонкий, как лезвие ножа, и холодный, как дыхание мертвеца.

— Это я. Что вам нужно?

— Мне нужно поговорить с вами о Пиродии. О Терзании, которое вы пережили. — Я подался вперед.

— Мне нечего вам сказать. Я ничего не вспомню.

— Ну что вы, полковник. Я уверен, что сможете, если попытаетесь.

— Вы неправильно поняли. Я имел в виду, что не стану ничего вспоминать, а не то, что не сумею.

— По собственному желанию?

— Именно так. Я отказываюсь отвечать.

Я провел рукой по лицу и понял, что у меня пересохло во рту.

— Полковник, но почему?

— Из-за Пиродии я оказался здесь. Уже тридцать четыре года я пытаюсь ее забыть и не хочу снова вспоминать о ней.

Баптрис посмотрел на меня и слегка развел руками. Видимо, этим он хотел сказать, что ничего не выйдет и мне нужно прекратить попытки.

— На Дженовингии люди сейчас умирают от чумы, которую мы называем Чумой Ульрена. Эта болезнь очень похожа на Терзание. Все, что вы расскажете, может помочь нам спасти жизни.

— Я не сумел спасти людей в тот раз. Пятьдесят девять тысяч погибло на Пиродии. Я не сумел им помочь, хотя пытался изо всех сил. Почему сейчас должно быть по-другому?

Я всматривался в темноту, из которой доносился голос.

— Я не могу ответить на этот вопрос. Но думаю, что попытаться стоит.

Последовала длинная пауза. Устройство гудело в ожидании. Калибан кашлянул, и машина, щелкая механизмами, записала этот звук.

— Сколько?

— Простите, полковник? Я не понял вопроса.

— Сколько человек умирает?

Я глубоко вздохнул:

— Когда я покинул Лорхес, там было девятьсот погибших и полторы тысячи зараженных. На Дженовингии Минор — шесть тысяч мертвых и вдвое больше больных. На Адаманаксере дельта — две сотни, но там вспышка только началась. На самой Дженовингии… два с половиной миллиона.

Я услышал, как Баптрис потрясенно вздохнул. Надеюсь, он не станет разбалтывать эти цифры.

— Полковник?

Тишина.

— Полковник, прошу…

Холодный и резкий голос раздался снова. Теперь он казался даже более резким, чем раньше.

— Пиродия — всеми забытое место…

IV

Пиродия — всеми забытое место. Мы не хотели туда идти. Но Архивраг взял под контроль восточный континент, разрушил города-ульи, и северные области оказались под ударом.

Магистр войны Гет отправил нас разбираться с этой задачей. Сорок тысяч Ламмаркских Улан — практически все подразделения с Ламмарка. Двадцать тысяч Броненосцев Фанчо и их боевые машины, а также целый отряд Адептус Астартес, Орлов Обреченности в сияющей серо-красной броне.

Нас разместили в городе под названием Пиродия Поляр. Его построили в незапамятные времена. Циклопические башни и колоннады из зеленого мрамора, высеченные в глубокой древности, и не факт, что человеческими руками. Было что-то странное в геометрии этого места. Углы там всегда казались какими-то неправильными.

И холодно было, как в аду. Нам выдали зимнее снаряжение — толстые белые бронешинели с меховыми воротниками, но мороз добрался даже до лазвинтовок и ослабил их мощность, а проклятые танки Фанчо и не думали заводиться. А еще там был день. Все время день. Ночь не наступала. Сезон не тот. В общем, нас разместили на самом севере. Самым темным временем суток был закат, когда одно из двух светил ненадолго уходило за горизонт, и небо окрашивалось розовым. А потом снова наступал день. Мы проторчали там два месяца. В основном война сводилась к перестрелкам дальнобойной артиллерии на ледяных равнинах. Никто не мог нормально спать из-за постоянного света. Я сам знаю двоих парней, которые выкололи себе глаза. Один, к моему стыду, был с Ламмарка, второй — с Фанчо.

А потом появились они. Черные точки на льду. Тысячи их, под знаменами столь мерзкими, что…

Неважно. Мы не были готовы к бою. Выбитые из колеи, с мозгами набекрень от этого безумного света, недостатка сна, странной геометрии места, которое мы защищали. Силы Хаоса разбили нас и заставили отступить вглубь города. Гражданские, которых насчитывалось около двух миллионов, оказались более чем бесполезны — бледные, вялые существа, не имеющие ни страстей, ни желаний. Когда пришел их смертный час, они просто сдались.

Мы пробыли в осаде пять месяцев, несмотря на пять попыток Орлов Обреченности прорвать кольцо. О, как были великолепны эти гиганты, салютовавшие соударениями болтеров перед каждым боем! С какими кличами они