Огромный. Злой. Зеленый - Новикова Татьяна О.

– Да нормально всё. Слушай, внучок. Она у тебя хворенькая, что ль? – уточнила милая бабушка у Дитриха. – Вон как нездорово скалится.

– Что ты! Тая просто рада тебя видеть! – Мужчина стрельнул в меня взглядом, в котором читалось “срочно сбавь радость”.

– Тая? – бабушка поморщилась. – Имечко-то какое дурацкое, ненашенское.

“А Дитрих прям исконно русское имя?” – хотела было возмутиться я, но улыбнулась ещё шире.

Кажется, я начинала догадываться, что имел в виду Дит, когда говорил, что если мне станет не по себе, нужно сказать кодовое слово, и мы уйдем. Полминуты наедине с бабой Раей – и остро захотелось куда-нибудь сбежать.

– Ну садись, рассказывай… – похлопала старушка рядом с собой.

Я осторожно плюхнулась на краешек дивана.

– О чем рассказывать?

– Например, о том, почему ты решила закадрить моего внучка. Думаешь, я новости не читаю? – бабуля фыркнула. – Сомневаюсь, что дочке Орловой просто понравился мой маленький Диточка.

“Маленький Диточка” поморщился и шикнул на бабушку, но та плевать хотела на его шиканья.

– Ты меня не перебивай, не дорос ещё. Я двести лет на свете живу и всех наглецов давно в могилу свела. Дай-ка нам с девочкой наедине пообщаться. Я выясню, что она скрывает, и отпущу восвояси.

– Я никуда не уйду, – покачал он головой. – Не трогай Таю. Она – хорошая девушка. Мы любим друг друга и собираемся пожениться.

– Ах любите? Ну что ж, целуйтесь тогда, докажите силу своей любви.

Я опасливо сглотнула. Бабушка как будто читала мысли и знала, что с поцелуями у нас туговато.

– Может, нам еще и детей тут зачать? – скептически ответил Дитрих, даже не шелохнувшись. – Баб, с ума не сходи. Давай лучше обсудим дела “Цербера”, я сюда ради этого приехал.

Баба Рая недовольно цокнула, но кивнула.

– Ну обсуждай, коль уж начал.

Дитрих сухо кашлянул и сел между мной и бабой Раей на диван, словно нарочно загораживая меня собой. Из сумки, висящей у него на плече, вытащил ноутбук и файл с документами и неспешно принялся раскладывать все это добро на неприглядном журнальном столике, на нижней полке которого лежал потертый томик Булгакова. «Роковые яйца».

Несмотря на то, что из-за Дита бабушку я не видела, она каким-то образом поняла, на что я смотрю:

– Я, конечно, все эти новинки, современных авторов не очень-то понимаю, но занятно. – Не сразу сообразила, кого она назвала «современным», но, должно быть, если тебе уже больше двухсот лет, то для тебя все, кому нет хотя бы сотни – те же дети, только с паспортом. – Деточка, ты читала Булгакова?

– Да, – нервно кивнула я, мысленно пытаясь припомнить сюжет, если вдруг бабе Рае вздумается провести экзамен. Мало ли как в ее понимании должна выглядеть достойная ее «оболтуса» девушка.

Оболтус же тем временем уже успел разложиться и наконец отвлек бабушку от меня:

– Вот тут новые клиенты. Еще трех я брать отказался, но хотелось бы их тоже глянуть. – Дит протянул старушке стопку договоров, та, подхватив висящие на груди обвязанные за дужки очки, стала внимательно вчитываться в печатный шрифт.

– Живой, живой, живой… – Рая странно бормотала себе под нос, откладывая один документ за другим обратно на столик. – Мертвый…

«Мертвого» она отложила отдельно, затем снова было несколько «живых», а затем два подряд «мертвых». И так до тех пор, пока внушительная стопка документов не закончились.

«Живых» Дит убрал обратно в сумку, а вот «мертвых» взял в руки.

– У меня те же вышли, – кивнул он, просмотрев бумаги. – Только насчет Соболева сомневался…

– Ладно бы насчет Белозубова, гоблины в принципе долго не живут, – по девичьи задорно прыснула старушка. – Диточка, ты ж покойничков лучше меня видишь. Я-то уж слепа на один глаз стала.

Старушка двинулась вперед так, чтобы видеть меня, и подозрительно прищурилась:

– Защиту поставишь? – невинно осведомился орк, а я невольно задумалась.

Если баба Рая родная бабушка Дита, то она, получается, тоже орк? И как же она тогда выглядит в боевой форме?

«Для себя носки и вяжет, – пришла шальная мысль. – Хотя, если ей двести, может быть, она и не родная бабушка? Или просто Дит старше, чем мне кажется?»

– Поставлю. Не умирать же им, пока деньги платят, – вздохнула старушка. – Но ты и сам не хуже умеешь. Души держать. Хотя с твоим даром тебе и держать их не надо. Только цыкнул, те и сидят смирно.

До меня не сразу дошло, о чем они говорят, пришлось трижды прокрутить в голове сказанное старушкой, прежде чем я осознала:

– Вы не даете клиентам умереть, пока их охраняет ваше агентство?

– Ну за этим обычно и нанимают охрану, разве нет? – орк пожал плечами. – Чтобы спасали от угроз и не давали погибнуть.

– Но… не так же. – Мне было сложно сформулировать словами весь тот трепет, что вызвали мысли о магии, о которой так мимоходом рассуждали эти двое.

– Ханжа, что ли? – неодобрительно покачала головой старушка. – Впрочем, что еще можно от дочки Орловой ждать. Деточка, запомни, от смерти и налогов еще никто не уходил. Мы тут запрещенкой не балуемся, к Арбитрам можешь попусту не прыгать на нас жалобы писать.

– Я… я и не думала, что вы, – ужаснулась я. Понимание, что я могла случайно обидеть бабу Раю, испугало куда больше магии душ, о которой они тут говорили. – Простите, пожалуйста, я не имела в виду ничего такого. Просто никогда не слышала ни о чем подобном.

– Еще б она слышала. Секрет фирмы. – Старушка скрестила руки на груди, вздернув вверх подбородок. Ее глаза при этом показались молодыми, чужеродными на этом старческом теле. В них было куда больше силы, чем могло быть в маленькой хрупкой старушке. – Диточка. Давай прямо. Зачем ты пришел? Не девицу же показать, в самом деле. И не клиентов обсудить. Ты с фирмой лучше отца справляешься, да и что уж душой кривить, лучше меня. Я и на этом свете-то только благодаря тебе еще. Чего не одобряю, сам знаешь.

– Баб Рая, ну чего ты… – начал было Дит, но старушка его перебила.

– Не спорь. Я же чувствую, что это ты мою душу здесь держишь. Даже когда ты за тысячи километров, чувствую. Я давно так уже не умею. Кошку свою, Мурыську, и ту в прошлую годину упустила. А ведь с сороковых годов вместе были, блокаду прошли, она мне мышей из подвалов ловила… – Старушка, расчувствовавшись, смахнула несуществующую слезу со щеки. – Выкладывай давай, что у тебя.

Дитрих в ответ забарабанил пальцами по журнальному столику и после короткой паузы наконец выдал:

– О тебе я и хотел поговорить. Ты договор на продление охраны не подписала на этот год. Забыла, наверное. Я привез дубликат.

– Забыла? – бабушка усмехнулась. – Я тебе тут рассказываю, что даже с кошкой простилась своей любимой. Неужели не понимаешь? Устала я, пора мне уйти. Внуки мои при делах все, за вас переживать не буду. Всё, отпусти меня. Я же не вампир, чтобы три столетия небо коптить.

Дитрих её попросту проигнорировал. Он достал толстенную папку черного цвета, протянул её старушке, но та лишь покачала головой.

– Кажется, не девчонка у тебя хворенькая, а ты сам. Совсем меня не слышишь. Диточка, посмотри на мою квартиру. Ты не видишь разве, она разваливается? Я последний десяток лет из неё даже выйти не могу, сил не хватает. Пол прохудился совсем, а недавно окна рассохлись.

– Можно ремонт сделать… – зачем-то влезла я.

– Молодая ты да глупая. Не сделаешь здесь ремонт, потому что квартира – это я сама. Мы с ней связаны. Когда она в пыль осыплется, и мне конец придет.

Мужчина шумно втянул воздух. На его лице читалось недовольство, отрицание, полнейшее нежелание услышать. Целый спектр эмоций. Но я осмотрелась ещё раз и внезапно поняла, о чем говорит старушка.

Каково ей жить как в клетке? Ежедневно видеть свой дом – саму себя – и понимать, что молодость уже не вернется, что всё обращается в прах, разваливается на куски.

Вся эта плесень на стенах, разломанные половицы, сгнившие оконные рамы – часть её души. Дитрих может удерживать душу в мире живых, но моложе она не станет.