Нить Ариадны - Александр Немировский

По мере того как академия расширяла свою деятельность, появлялись ее дочерние организации. Одной из них было основанное в 1732 г. Погребальное общество, объединявшее вдохновителей и участников раскопок этрусских гробниц. Они проводили свои заседания ночью, видимо, потому, что в светлое время были заняты разграблением гробниц.

С 1744 г. Этрусская академия также стала проводить ночные заседания, известные как «ночи Кортоны». В колеблющемся свете свечей и лампад демонстрировались вновь найденные памятники, велись дискуссии. Опубликовано 9 томов материалов этих ночных бдений. Отсутствие серьезной научной основы, произвольные заключения, которыми изобиловали работы синьоров академиков, привели к появлению особого термина — «этрускерия» (в смысле «этрускомания»).

Этрусская академия не ограничивалась изучением этрусских древностей. Одиннадцатая глава пересмотренного в 1754 г. статута гласила: «Главной обязанностью членов академии является содействие развитию науки и особенно знанию об античности». Это означало, что наряду с памятниками этрусской и неэтрусской старины на заседаниях академии могли демонстрироваться минералы.

Музей Этрусской академии отразил всю пестроту интересов ее участников. В нем наряду с этрусскими бронзовыми зеркалами, этрусскими урнами, украшенными рельефами, хранились извлеченные из земли во время пахоты бронзовые топоры II тысячелетия до н.э., сосуды римской эпохи с латинскими граффити, надписи из римских колумбариев, греческие геммы.

С началом раскопок Геркуланума в центре интересов академиков находились памятники этого города. Этому способствовало то обстоятельство, что маркиз Марчелло Венути, основатель академии и один из ее лукумонов, в 30—40—е гг. большую часть времени проводил в Неаполе при дворе Карла III, короля Обеих Сицилий. Не раз посещал к Венути владения австрийского генерала Эльфеба, где рылись колодцы для извлечения мраморных статуй. Присмотревшись к находкам и обратив внимание на латинскую надпись, упоминавшую театр, Венути определил, что под владениями Эльфеба находится театр Геркуланума. Этим открытием, о котором от Венути узнал король, собственно говоря, и датируется начало раскопок Геркуланума (1738), ведение которых было поручено гранду Рокко ди Алькубьере.

В 1748 г. Марчелло Венути опубликовал специальную книгу о раскопках Геркуланума. В первой ее части излагалась история основания города по античным источникам, во второй — рассказывалось об обнаружении его руин во владениях Эльфеба, в третьей — о памятниках, открытых между 1738 г. и июнем 1740 г., в четвертой — о раскопках до 1747 г. Книга эта была преподнесена Этрусской академии с надписью: «От сиятельного автора. 1749». Во время своих кратких пребываний в Кортоне Венути сообщал академикам о новых открытиях в Геркулануме. С энтузиазмом восприняли академики весть об открытии в Геркулануме фресок с изображением Хирона с Ахиллом, Геракла и Телефа. Это были первые живописные произведения древних, которые можно было увидеть собственными глазами. И вполне естественным являлось желание академиков иметь нечто подобное в своем музее. Но это было безнадежной мечтой. Все знали, что Карл III превратил свой дворец в Портичи в неприступную крепость, откуда нельзя не только вынести что-нибудь из находок Геркуланума, но и проникнуть туда, чтобы полюбоваться ими.

И все же чудо свершилось. В 1752 г. муниципальный дворец Кортоны посетила Луиза Бартолоцци-Томмази. В руках ее был небольшой сверток. Развернув его, академики увидели доску с изображением молодой женщины с лирой в руках. Находившийся тут же знаток Геркуланума Марчелло Венути признал портрет подлинным произведением древнего художника. Ликованию академиков не было границ. Драгоценная картина была упрятана в особый шкаф со специальными запорами. В суматохе никто не успел расспросить, как у посетительницы оказалось такое сокровище. Лишь много лет спустя Марчелло Венути, уже глубокий старик, поведал удивительную историю находки «Кортонской музы» — так стали называть эту картину — в хижине одного крестьянина. Поначалу неуч принял полуобнаженную даму за мадонну и оказывал ей почести, подобающие матери Христа и благодетельнице всех верующих. Но вскоре, осознав по какому-то наитию свою ошибку, наказал язычницу тем, что закрывал ее изображением вьюшку печи. Тогда-то кавалер Томмази и увидел древнюю картину, оценил ее достоинства, а после его кончины вдова совершила благородный патриотический акт, передала шедевр Этрусской академии.

Поклонники и знатоки из Этрусской академии оказались не менее наивными, чем крестьянин, у которого первоначально хранилась «Кортонская муза». Если бы картина была действительно античной, она не выдержала бы близости огня. Греческие, этрусские и римские художники писали свои картины не маслом, а вжигали их (энкаустика). Не только это, но и характер изображения говорят о том, что перед нами произведение художника XVIII в. [7]

Восемнадцатый век завещал этрускологии не только труды антикваров с их фантастическим преувеличением исторической и культурной роли этрусского народа. Этрускерии в пору ее могущества противостояло позитивное направление, к которому восходит этрускология как отрасль научного знания. К числу трезвых исследователей принадлежал флорентинец Антон Франческо Гори (1691—1757), автор трехтомного сочинения Museum Etruscum, exhibens insignia veterum Etruscorum monumenta, в котором сведено все, что было в то время известно об этрусском алфавите и языке. Им выделены варианты написания пятнадцати этрусских букв. С его выводами не согласился Шипионе Маффеи (1675—1755), его современник, пользовавшийся славой крупнейшего ученого Европы. Завязавшийся между ними спор по проблеме этрусского алфавита перерос в полемику о характере этрусского языка, в которой Гори подчеркивал близость этрусского греческому и латыни, тогда как Маффеи настаивал на семитском и арамейском его происхождении.

Последователем Гори был его соотечественник Луиджи Ланци (1732—1810). Получив образование в римской школе иезуитов, он не без поддержки могущественного ордена стал помощником директора флорентийской галереи Уффици и тем самым получил непосредственный доступ к коллекциям ее богатейшего этрусского отдела, пополнившегося к тому времени значительным числом этрусских текстов. В ходе многолетней работы над новой экспозицией, Ланци критически пересмотрел взгляды своих предшественников на этрусский язык. В 1789 г., в год Французской революции, появилась его из ряда вон выходящая книга «Saggio di lingua etrusca e di altre antiche d’ltalia per servire alia storia de’popoli; delle lingue e delle arti», которая во втором издании 1824—1825 гг. насчитывала три тома (в третьем было издано около пятисот этрусских надписей с переводом и комментариями). Она знаменовала выход занятий этрусками на научный рубеж.

Ланци был первым, кто попытался осознать взаимосвязь греческой и этрусской культур и определить роль этрусков в исторических судьбах доримской Италии. Видя в этрусках пеласго-тирренцев, Ланци считал их язык близким как италийским языкам (латинскому, умбрскому, оскскому), так и к греческому. Вслед за Маффеи он исследовал би-лингвы и находимые в этрусских могилах латинские надписи, которые, как он полагал, были составлены по этрусскому шаблону. В поле его зрения оказались также названия городов на этрусских монетах, имена богов на зеркалах, надписи на произведениях искусства. Сопоставляя их с аналогичными греческими надписями, он угадал смысл некоторых слов и грамматических форм.

Стремясь установить звуковое соответствие этрусских букв буквам латинского алфавита, Ланци не только изучил все известные к тому времени этрусские алфавиты, запечатленные на сосудах и других предметах, но и написание имен, сопровождавшее изображения мифологических персонажей на этрусских бронзовых зеркалах. В результате ему удалось установить, что этрусская буква М, трактовавшаяся всегда в этрусских словах как М латинское, может иметь значение шипящего. Это означало, что Ланци впервые использовал в интерпретации комбинаторный прием, впоследствии так много давший этрускологии. Более того, Ланци, недаром считающийся отцом этрускологии, впервые занялся фонетикой и грамматикой этрусского языка, заложив основы этрусского языкознания.

Последователями Ланци были его младшие современники граф Дж. Констабиле, осуществивший великолепное издание отдельных надписей Тосканы (1855—1870), Ариоданте Фабретти, издавший в 1867 г. «Corpus Inscriptionum Italicarum», включивший и этрусские тексты, Дж. Гаммуррини, завершивший издание текстов Фабретти уже после его смерти (1880).

Им было легче, ибо в 1822 г. Франсуа Шампольон дешифровал египетские иероглифы, а в 1833—1852 гг. Францем Боппом была разработана грамматика, изучающая функции и закономерности единиц языка в рамках его лексики и текста в смысловом значении. Значительно увеличилось число этрусских надписей. Ученые нового поколения выявили многие ошибки в трудах Ланци, и, тем не менее, они высоко оценили его заслуги как пионера этрусской лингвистики.