Бешенство подонка - Ефим Гальперин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Сталин на кухне у окна. Пьет чай.
Петроград. Мариинский дворец.[32]
Зал заседаний Временного правительства.
Вечер.
На трибуне вещает Керенский.[33] Министры скучают. Среди них Терещенко.
Рутенберг с места перебивает Керенского:
– …А очень просто! Надо чтобы Указ правительства выполнялся!
– Продовольственный вопрос, Петр Моисеевич, в связи с которым вы приглашены, у нас следующий на повестке дня, – отбивается Керенский. – Так что…
– Нет! Я же вижу, Александр Федорович, что вы уже идете на попятный?! И вот это как раз имеет прямое отношение к ситуации с хлебом в Петрограде. Ведь невооруженным глазом видно, что трудности с продовольствием в городе искусственные. Явный саботаж с целью вызвать взрыв недовольства у жителей. И все дело в Ульянове, которого поддерживают немцы. Если мы сейчас не захватим эту шайку…
– Перестаньте! Володя Ульянов учился у моего отца!
– Ну, мало ли какая шваль могла учиться у вашего отца, Саша.
– Бросьте, Пинхас. И вообще у меня нет времени. Мне пора на митинг в цирк.
– О! Наконец-то я нашел название тому, что наблюдаю вот уже неделю. «Цирк»!
– Перестаньте паясничать!
– Перестану, если вы дадите жесткую команду губернскому сыску. Пусть расшибутся в доску, но достанут из-под земли. Троцкого тоже под суд! Вам доложили результаты расследования расстрела демонстрации на Невском?!
– Это голословно. Бундовцы могут печатать в своей газетенке любой бред. Я, как адвокат с громадным стажем, вижу, что веских доказательств нет. Большевики выиграют суд. И вообще, я тороплюсь. У меня выступление.
– Езжайте, Саша! На манеж! Там вам и место. Оркестр туш! Та-та-та! На арене сам Керенский. Спаситель России!
– Вы, Пинхас, много на себя берете!
– Вы даже не представляете, гражданин Керенский, как много я на себя взял!
И тут в перепалку вмешивается Терещенко:
– Но простите, гражданин Рутенберг! Что вы хотите? Вот я, например, тоже не верю в эту болтовню! А, граждане министры?! – Терещенко весело оглядывается на министров, приглашая их повеселиться вместе с ним, – Сейчас все ловят шпионов. Вон и вдовствующую императрицу Марию Федоровну обвиняют. Давайте ее, старушку, под суд. Тоже! Хотя нет! Кто же будет у нас в стране «вдовствующей»? Чепуха все это! Ленин-пенин – шменин. У вас гражданин Рутенберг, просто идея фикс, честное слово!
– Вы так считаете?! – ощеривается Рутенберг.
– Да! Как министр иностранных дел, я…
– Вы министр?! Ну, я тогда японский император. Вы просто дойная корова! Им, – он показывает на министров, – нужны не вы с вашими красивыми пустыми словами, а деньги и связи династии Терещенко. Вас раскрутили на военный заем как последнего фраера. Министр он, бля! Как там, в «Нью-Йорк Таймс»: «мальчик, рожденный с серебряной ложечкой во рту! Олигарх!» Какой вы на хер олигарх?!
– Как это?
– А так! Олигарх – этот тот, кто идет во власть для пользы себе и своему бизнесу. А вы!? Мало того что, не заработали, так ведь еще и разорились. Тоже мне… Министр иностранных дел! Где ваши решительные заявления? Где ваше встряхивание за шиворот союзников?! Зато приятное времяпрепровождение, коктейли, фраки и возможность потрахивать дочерей и жён послов. Главное, чтобы вам было не скучно? Верно?! Да, я вижу, в завещание от дедушки Николы пункт – «поделиться умом» – внесен не был.
– Что?! Как вы смеете!? Да, я вас… Вызываю на дуэль! – Терещенко бросается на Рутенберга, но его удерживают.
– Бросьте, гражданин Терещенко! – говорит Рутенберг. – Ну, не надо так горячиться. Я не из дворян. Да и вы не из князей. Дуэль это не из нашего обихода. Вот морды друг другу набить… Хотя нет! Детей не бью!
Рутенберг выходит из зала заседаний. Терещенко смотрит вслед.
Пригород Петрограда Сестрорецк.
Пристань. Утро.
Ленин сходит с катера на берег. Он уже в одежде рабочего. Такой себе конторщик Путиловского завода Ильин. Сопровождает его Сталин. Они уходят по улочке.
Пригород Петрограда. Сестрорецк.
Окраина. Утро.
Жарко. Солнце слепит. Пыль. Из авто выходит Терещенко. Элегантный и веселый. За ним из машины выходит его адъютант-поручик Чистяков. Терещенко останавливает его:
– Не боись, Чистяков! Всё в порядке. Видишь, птички поют. Пройдусь пешочком. Жди здесь.
Терещенко идет по переулку вдоль заборов, сверяясь с запиской, рассматривает дома. Останавливает мальчика девяти лет.
– Скажи-ка, малец, где тут дом Емельянова?
Мальчик подводит Терещенко к дому. У калитки женщина, тревожно оглядывает улицу.
– Тетка Надежда, тут вот Емельяновых спрашивают, – говорит мальчик.
– А чё?! – пугается женщина. – А-а-а… Мы никак не Емельяновы. Мы это…
– О!? Тетка Надька?! Емельянова ж ты? – удивляется мальчик. – У нас на квартале других Емельяновых и нет.
– Ну, ладно! – громко, чтобы услышали в доме, говорит женщина, – Емельяновы мы! Не расслышала. Но вам ежели молока, так это через три дома.
– Нет, я к вам, – Терещенко сам открывает калитку, проходит по двору.
Женщина семенит рядом.
Терещенко поднимается на крыльцо.
В доме суматоха. Сталин вынимает наган, Емельянов[34] нож. Вместе с Лениным они переходят из гостиной в кухню.
Терещенко входит в дом.
Женщина паникует:
– Вы чё безобразничаете, господин хороший?! Я чичас власть позову. Городового.
– Так я как раз и власть. Министр Михаил Иванович Терещенко. Пришел поговорить с господином Ульяновым.
– Вы с ума сошли, господин хороший! Нет тут никакого Льянова. Уходите подобру-поздорову!
На кухне Сталин показывает жестом – чирканье по горлу. Ленин отрицательно качает головой:
– Успеем, – шепчет он. – Проверьте вокруг! С кем он? Казаки? А я…
– Да, бросьте вы, мадам! – продолжает Терещенко. – Мне нужен Ульянов. Он здесь!
– Конечно, здесь! – Ленин, как в омут с головой, входит в комнату. – С вами я не буду играть в прятки. Потому что весьма и весьма… Наслышан! Вы тот самый герой, который своими действиями разогнал это идиотское правительство князя Львова. Позвольте пожать вашу героическую руку! Мы, большевики, ведь тоже за предоставление независимости Украине. Проходите, садитесь. Сейчас чайку попьем.
Ленин усаживает Терещенко, проходит к дверям на кухню:
– А ну-ка, хозяюшка, наладьте-ка нам с гражданином министром самоварчик! Сядем, будем чаи гонять. С баранками. Вы любите свежие баранки, Михаил Иванович?
– Баранки люблю. Да… Я вообще-то ненадолго, – Терещенко выкладывает перед Лениным газету. – Вот у нас спор случился. Я проголосовал против Указа о вашем аресте…
– Почему? Не верите газетам?!
– Нет! Я верю только в то, в чем сам убедился. Пощупал. Вот и сейчас… Пришел спросить. Прямо, глядя вам в глаза. Это же печатный орган революционной партии. Бунд. Как я понимаю, они социалисты тоже. В какой-то степени соратники ваши.
– В том то и дело, что в какой-то степени, дорогой Михаил Иванович! Вы, насколько я знаю, в политике человек свежий. А ведь это такая особенная французская борьба, батенька. Да еще к тому же без всяких правил. Подножки, оплевывание, наговоры, явное вранье! И потом, Бунд мелкобуржуазная еврейская секта. Они давно отошли от линии, увязли в болоте национализма. Враги революции!
– Ну, для меня все эти ваши партийные дела темный лес…
– А я, знаете ли, батенька, этим занимаюсь всю жизнь. И поверьте мне, это настоящие войны! С убитыми и ранеными. Ведь идет борьба за чистоту идеи. И в ход идут самые жуткие средства. Похуже газов на войне. Всякий иприт это ерунда по сравнению с…
– А мне помнится… – Терещенко рассматривает гладковыбритого Ленина. – У вас усы были. И бородка. Когда мы встречали вас на Финляндском вокзале.
– Да… – Ленин трет голый подбородок. – Но сами понимаете, таких как вы, мудрецов, не верящих в газетные бредни и провокации, архимало! Так что это для тех, кто, не заглянув в святцы, уже бьет в колокола! Лжецы, клеветники, кадетские негодяи. Давайте без обиняков. Мы же с вами умные люди. Реалисты! Вот я смотрю вам прямо в глаза. Располагает ли прокуратура, ваши министры и, наконец, разведка какими-то доказательствами? Кроме вот этих бредней! Ну, документы какие-нибудь. Мое досье, как, ха-ха, шпиона? Вот! Видите! Всё инсинуации этих негодяев! Милюковы, Гессены, Даны и прочие…
Ленин выглядывает на кухню:
– Хозяюшка! Так как там с чайком для нас?!
Емельянов шепчет ему в ухо:
– На площади стоит автомобиль. Водитель и офицер. Ни полиции, ни казаков.
Ленин облегченно вздыхает и уже весело возвращается в комнату с самоваром. За ним испуганная женщина выносит чашки и вазу с баранками. Ленин, улыбаясь:
– Чаёк поспел. Поговорим сейчас вдоволь. Я вижу, вы умный и мудрый. И вас волнует судьба России, как и нас.
– Простите. Посидел бы с удовольствием. Но водитель так плутал по Сестрорецку, что время всё вышло. У меня в три встреча с представителями Красного Креста.
