Челноки. Роман - Александр Гусаров

…Внезапным снежным заносом подоспела сессия – горячая уборочная пора в беззаботной и довольно весёлой жизни студента, когда приходится рассчитаться за сон на лекциях, за прогулы и увлечения, заставившие забыть кое-кого про посещение занятий.

Анастасия особенно не переживала, таких грешков за ней не водилось. Всё свободное время она просиживала за учебниками. С лёгким сердцем шла она на экзамен к аудитории с массивными дверями, которые могли, не разбираясь, если чуть зазеваться придавить и отличника, и двоечника. Своё волнение относила на счёт желания получить отличную оценку.

Мария Филипповна – дородная полная женщина, принимала в этот день экзамен вместо ведущего предмет преподавателя. Она с важным лицом восседала под портретом академика Павлова и слушала скороговорку Анастасии с равнодушным отсутствующим видом. После ответа на последний вопрос билета, Мария Филипповна выпятила вперёд одну из чрезмерно накрашенных губ и, опустив взгляд на пальцы, унизанные золотыми перстнями и кольцами недовольно поморщилась:

– У вас, что не хватало полного конспекта лекций, чтобы в достаточной мере изучить предмет? Вам чуть ли не самый легкий вопрос достался про лекарственные растения. Вы что, про ромашку рассказать не можете?

– То, что нам давали на лекции, я изложила, – Настя с независимым уверенным видом посмотрела куда-то поверх головы Марии Филипповны, и зачастила. – Отличительным признаком лекарственной ромашки является полое дно корзинки, выгнутое в виде кегли, у нее мелкие листочки…

– Достаточно, – остановила скороговорку Анастасии женщина, – про пропорции в изготовлении настоев, вы ни слова ни сказали…

– Они все примерно по одной схеме готовятся… надо взять…, – заспешила Настя.

– Надо было на вопрос билета своевременно отвечать, а не тогда, когда я вас к этому подтолкнула.

– Но там, в билете… про настои… не было такого вопроса?

Мария Филипповна оставила без внимания замечание Насти и начала перелистывать лежавшую перед собой толстую синюю тетрадь с конспектами, исписанную от корочки до корочки ровным, мелким почерком.

– Лекция – это логическое, стройное, последовательное, систематическое и ясное изложение научного вопроса… я записала всё, что давал нам наш преподаватель … – сказала Настя, готовая лишний раз продемонстрировать свою эрудицию.

– Я разберусь, – тоном милиционера прервала её Мария Филипповна. – Идите, хорошо.

Зачётку вынесли через пять минут. К полному удивлению вместо запомнившегося ей слова «хорошо» соответствующего ожидаемой оценки, Настя увидела чистую незаполненную графу, означавшую только одно – экзамен она не сдала. У неё перехватило дыхание: «Я же всё ответила, – обращаясь неизвестно к кому, произнесла она вслух, – нам же больше ничего по этой теме не давали, и вопроса этого, как готовить настои в билете не было, – снова обращаясь никуда, – сказала она».

Староста курса пригласила «заваливших» предмет в освободившуюся после сдачи экзамена аудиторию. В разговоре между собой они прояснили, что предмет не сдали лишь те студенты, что не внесли деньги в качестве добровольного пожертвования на развитие материальной базы института. Список висел на доске объявлений перед входом в учебный корпус. Это являлось нововведением администрации. На случайность всё то, что произошло с ними совсем не походило.

– В общем, так, – Светлана, круглая отличница девушка-монашка с весьма строгими глазами в тёмной ниже колен юбке, с опаской глянула в сторону дверей аудитории и, стараясь говорить как можно тише, произнесла.

– Эта кобра сказала: «Если они хотят учиться дальше, то должны в течение месяца сдать сумму эквивалентную тысяче баксов, а так о пересдаче не может быть и речи».

Она вздохнула и развела руками:

– Вот так девчонки и мальчишки, хотите – верьте, хотите – нет.

Из института Настю вынесло штормом возмущения в душе и потерей ориентиров в пространстве и времени. По пути к дому обычно внимательная к окружающим она вошла в троллейбус человеком-невидимкой, сторонясь людей, не замечая никого и ничего вокруг, напряжённо размышляя: «Где же раздобыть необходимую сумму? Спрашивать у мамы не имеет смысла. На работе ей и так зарплату урезали. Эти самые доллары она в глаза никогда не видела. На самогонке ей надо два года копить. Занять – у кого? – она мысленно перебрала в памяти своих знакомых…. – Нет – не получится. Найти работу и заработать за месяц самой? Нереально. Замкнутый круг».

Настя вспомнила про мать, как она смешно говорила, пропуская букву «л» и испуганно понижая голос при взгляде на дверь квартиры соседей, на глазах, разбогатевших на торговле мебелью: «У них ведь и долАры есть». Она улыбнулась своим мыслям и тут же горько вздохнула: «Попросить в долг у этих же соседей? Но нет, они как разбогатели – такие важные стали. Ходят, как будто в штанах что-то ценное носят (как будущий медик и начинающая женщина она уже знала, что ничего особенного там быть не может). Расстаться с мечтой о любимой профессии? Тоже ведь не выход. Занять у родственников? Те сами вечно от зарплаты до зарплаты перебиваются. У родного отца давно своя семья».

На следующий день она сказалась больной и до обеда провалялась на кровати. Мама с утра понеслась на завод, так что вникать в состояние здоровья дочери той было некогда. Под вечер, склеив из воли, разбросанной по душе в виде осколков что-то цельное, Настя, поехала в общежитие пединститута к деревенской подружке Татьяне Репниной. Как никогда хотелось с кем-нибудь поделиться своей бедой, облегчить внезапно отяжелевшую душу, избавится от оседлавшей её как загнанную лошадь несправедливости.

До девятиэтажного корпуса общежития пединститута она добиралась в переполненном пассажирами троллейбусе, который гудел растревоженным ульем о последних известиях по выплатам пенсий и пособий.

Татьяна спустилась к ней и, внимательно выслушав трагическую исповедь подруги, нервно тряхнула белыми крашеными волосами:

– Тысяча баксов? Круто. Круто. Сволочи, конечно, – она с минуту поразмышляла. – Но сейчас такая жизнь. Блядская одно слово. Ты не унывай. Денег я тебе, конечно, дать не могу, – она взглянула, в наполнявшиеся слезами глаза Насти, – у самой пока таких нету. Но ты можешь заработать сама.

– Как заработать? – заинтересовалась Настя.

– Как. Как. Обыкновенно. Раком. Ты девчонка видная. Я тебя сведу кое с кем.

– С кем это «кое с кем»? – с подозрением спросила Настя.

– О, Настюха, ты как малое дитя.

– С проституткой что ли?

– Нет, с директором банка, – ехидно ответила Татьяна.

Лицо у Анастасии после слов подруги сразу осунулось, почернело обугленным стволом только что зеленевшего деревца. Она растерянно произнесла:

– Я не знаю, Таня, как это делается, у меня Валера. Да и противно.

– У твоего Валеры есть деньги?

– Нет, наверное. Откуда у него? Да если и есть, я просить не буду.

– Что тогда делать будешь? Пойдешь пескоструйщицей, на завод?

– Не знаю, может, и пойду, – нахмурилась Настя.

– Ты ччё, подруга, там мужичьё, обман, уж лучше стать заслуженной лесбиянкой России, чем туда.… За эти деньги там полгода вкалывать будешь. Короче, я дам твой домашний номер телефона кому следует. До вечера у тебя мать на работе. В институте каникулы. За две недели ты легко деньги отработаешь. Потом можешь забыть, как страшный сон. Будешь брать по сто баксов с чел… да нет, не с человека. С кобеля. С кого побольше, с кого поменьше. Сама разберёшься…. Отстегнёшь потом человеку за то, что будет тебя рекламировать, остальные все твои. Думай. Ты не первая и ты не последняя, – она улыбнулась. – Может ещё и понравится.

– Да, иди ты …, – ответила Настя.

Татьяна с улыбкой посмотрела на неё и попыталась снова пошутить. – Надо же когда-нибудь начинать, – но видя выражение лица Насти, уже с серьёзным видом произнесла. – Ладно, ты решай, – Татьяна взглянула на часы. – А я побежала. Извини, мне пора.

Она поцеловала подругу в щёку, стерла ладонью, оставшуюся на её лице губную помаду и заспешила на выход из вестибюля общежития.

– Пошли, пошли, – по пути она оглянулась на её осунувшееся лицо. – Духом не падай, жизнь на этом не кончается.

Чуть ссутулившись от навалившейся на плечи невидимой стороннему глазу тяжести, Анастасия шла следом. Татьяна шла быстро и скоро уже махала рукой с остановки на другой стороне улицы.

Ночь прошла в гадких раздумьях. Утро вливалось в окна квартиры рассветной бледностью. Настю окутала утомительная полудрёма. Она долго валялась на кровати, претворяясь спящей. После обеда мама ушла на работу.

Около пяти вечера прозвенел телефон. Будто предчувствуя, что может последовать за тревожно вскипавшим в прихожей звонком, она долго колебалась: брать или не брать трубку. Но телефон продолжал верещать. Решение так и не находилось… а деньги ей сейчас были необходимы как пища после длительного проживания на необитаемом острове.