Исступлённая неделя - Андрей Арсеньев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«А, может, это именно так?»
Олег потянулся к бардачку и открыл крышку. Из бардачка вывалился бумажник водителя, а следом на коврике оказалась пачка пятитысячных купюр, перемотанная банковской лентой. Сердце подскочило и кровь бешено заколотилась где-то в горле. Олег впервые видел эти деньги и теперь мысли спутались так сильно, что он совсем ничего не понимал. Откуда взялись эти деньги? Как могла исчезнуть целая ванная комната? Где все их вещи и что это за человек в капюшоне? Но самое главное: где Катерина и Ксюша? И не на один вопрос нет ответа. Олег решил, что рыжему участковому не нужно знать о деньгах и, вообще, кажется, что полиция ничем не сможет помочь, ему самому придется приложить все возможные усилия, чтобы найти своих женщин. В надежде, что Евгений Эдуардович не заметил пачку денег, Олег быстро толкнул ее под пассажирское сидение и поднял бумажник. Раскрыл его и вынул фотографию.
Катерина и Ксюша сидели на пляже, а за их спинами колыхалась река Волхов. На супруге было желтое платье без рукавов, едва прикрывавшее колени, а на голове громоздилась соломенная шляпка с большими полями. Ксюша в желтом сарафане и с двумя такими же желтыми бантами на голове строила смешные рожицы в объектив. Снимок был сделан около года назад, и Олег помнил тот день, как вчера. В солнечное воскресенье Набатовы вышли прогуляться и, купив мороженое, двинулись на городской пляж. Теплый, но порывистый ветер то и дело срывал шляпку с головы Катерины, и радостная Ксюша каждый раз пыталась вырвать ее из цепких лап ветра. Олег уверен, что это был один из самых счастливых дней в его жизни.
Грузное дыхание участкового вернуло Олега из воспоминаний, и он скрепя сердцем протянул фотографию Евгению Эдуардовичу. Очень не хотелось мужчине расставаться с этим снимком, словно он – последнее, что осталось от жены и дочки.
– Я возьму ее на время следствия, – участковый убрал фотографию в папку.
– Вы вернете?
– Обязательно вернем, – кивнул полицейский и почесал рыжие усы. – Ладно, пойду я. Мне еще к вашим соседям зайти надо, вдруг они чего слышали или видели. А вы телефончик не выключайте, с вами следователь свяжется.
– Когда?
– Скоро.
И Евгений Эдуардович, громко дыша, направился обратно к подъезду. Олег выждал несколько минут и, после того как громоздкая туша участкового скрылась в двери, снова залез в машину. Запустил руку под пассажирское сиденье и нащупал пачку. Огляделся сквозь стекла. Вроде никого. Поднял деньги и быстро начал засовывать в карман. Олег не хотел, чтобы кто-нибудь увидел его с этим нежданным богатством, потому что он не знает, чьи это деньги. Откуда они у него? Ну не мог же он просто найти полмиллиона рублей. Украл? Но у кого?
«Сейчас нет времени думать об этом, – сказал сам себе Олег, поглубже запихивая деньги в брюки. – Сейчас надо действовать, согласно задуманному плану».
Но на самом деле плана у художника не было, но он собирался поговорить с председателем дома и, возможно, узнать судьбу ванной комнаты. Олег бросил бумажник в бардачок, вылез из машины, закрыл дверь и пошел к подъезду. Сейчас он чувствовал себя как человек, совершивший преступление, но ведь он не делал ничего противозаконного.
Или делал?
«Нет, я ничего не делал! Если кто-то и совершил преступление, так это тот негодяй, кто похитил мою семью!»
Олег быстро зашел в подъезд, в два шага преодолел шесть ступеней и юркнул в свою квартиру.
2
Когда Набатов оказался в квартире, он прошел в кухню и мимолетом взглянул в окно. Удивительно, но он вновь увидел толстого участкового во дворе дома. Евгений Эдуардович стоял и что-то подозрительно высматривал. В итоге его взгляд замер на окне кухни квартиры Олега. Показалось, что полицейский смотрит прямо в глаза. Сверлит своим магнетическим взглядом. Художник вздрогнул и резко присел. Так он просидел минут пятнадцать, ожидая, когда же, наконец, участковый уйдет. Не хотел Олег снова общаться с ним. Глаза Евгения Эдуардовича излучали подозрение, и это пугало художника. Если во всем обвинят Олега, то сразу прекратят поиски, самого пострадавшего арестуют и будут допрашивать, требовать выдать тела жены и ребенка. Но дело в том, что Набатов ни в чем не виноват, а пока его таскают по допросам, ублюдок, похитивший Катю и Ксюшу, будет спокойно разгуливать по городу.
На четвереньках, пригнув голову, Олег пополз к выходу, и только в коридоре поднялся и прошмыгнул в комнату Ксюши. Аккуратно прислонившись к стене, подошел к окну и глянул на асфальтированную дорожку у подъезда. Рыжего участкового нигде не было. Олег с облегчением выдохнул и прошел в другую комнату. Там он спрятал пачку денег в диван, а, точнее, – в небольшой отсек, предназначенный для постельного белья, накрыл старой перьевой подушкой. Мысли путались, а все происходящее казалось нереальным.
Художник приблизился ко входной двери и посмотрел в глазок. Полумрак не позволял полностью рассмотреть лестницу, но Олег был уверен, что там никого нет. Медленно повернул замок, ловя себя на том, что старается все делать как можно тише. Мужчина вышел из квартиры, вдохнул спертый воздух, затем обернулся к стенду, на котором размещалась информация для жильцов. Среди различных объявлений нашел то, что искал:
Председатель дома – Фролова Анна Сергеевна.
Квартира 56
Часы приема: пон-пят, с 10:00 до 13:00
Посмотрев на дисплей мобильного телефона, Олег вышел на улицу и двинулся вдоль дома, по узкой дорожке между газоном и серой стеной.
Пятьдесят шестая квартира находилась в четвертой парадной на четвертом этаже. Олег проник в оказавшийся открытым подъезд, поднялся по лестнице.
Аккуратная деревянная дверь с двумя нужными цифрами.
Набатов нажал кнопку звонка, но не услышал никаких признаков жизни. Он позвонил еще раз, а потом на всякий случай постучал. Через полминуты тишину нарушили едва различимые шаркающие шаги, и точка света в глазке стала черной.
– Кто? – раздался из-за двери старческий голос.
– Здравствуйте, Анна Сергеевна. Меня зовут Олег Набатов, я живу в этом доме несколько дней.
Замок два раза щелкнул, и деревянная дверь приоткрылась, насколько это позволила цепочка. В щели появилась пожилая морщинистая женщина, седые волосы свободно падали на плечи. Анна Сергеевна с неким презрением посмотрела на посетителя. Ну, конечно, мятая грязная рубашка и такие же брюки не вызывали доверия.
– Это у тебя жена с ребенком пропали? – спросила Анна Сергеевна, и Олег кивнул. – Знаю уже, Евгений Эдуардович заглядывал. Проходи.
Председатель сняла цепочку и пустила Олега в квартиру. Проводила в кухню, усадила за стол и налила горячего чая. Чай оказался почти прозрачный.
Бегло осмотрев скудную кухню, художник решил, что живет Анна Сергеевна небогато. Он хлебнул подкрашенного кипятка и хотел было задать вопрос, но женщина опередила его:
– Есть какие-нибудь новости о них?
– Нет, – ответил Олег. – Участковый сказал, что дело передадут следователю.
– Ясно. Ну, надеюсь, что все образумиться, – Анна Сергеевна громко отхлебнула чай. – А ко мне-то ты чего пришел? У тебя трубы текут или, может, гадит кто в парадной?
– Нет, все нормально, – Олег растерялся из-за того, что председатель вела себя немного дерзко и, судя по всему, совсем не желала проявлять сострадание. – Просто… ну, не знаю, как сказать.
– Не томи.
– У меня пропала ванна.
Анна Сергеевна поставила кружку на стол и пристально вгляделась в измученное, покрытое щетиной лицо Олега. Долго рассматривала его глаза, а затем спросила:
– Что значит: «пропала»?
– Вчера… – Олег хотел сказать, что ванна была, а затем исчезла, и вместо двери теперь стена, но решил, что это будет звучать глупо или даже, как бред идиота, поэтому сказал другое: – В-общем, в квартире нет ванны.
– Согласна, – Анна Сергеевна чуть наклонилась вперед и вновь заглянула в глаза Олега, казалось, что председатель подозревает его в алкоголизме. – Если ты не заметил, то у меня в квартире тоже нет ванны. Во всем доме нет ванн. Тебе разве Петренко ничего не сказал? – Повисла пауза. – Ты же в его квартире живешь?
– Да, в его, – Олег опустил испуганные глаза, ведь он в жизни не видел этого Петренко. – Но он об этом ничего не говорил, а я и внимания не обратил.
– Странно, очень странно…
«Да, это все очень странно, – подумал Олег. – Хорошо, что я не ляпнул, что ванна вчера была».
– …а я всегда думала, – продолжила Анна Сергеевна. – Что при въезде в новый дом человек поинтересуется, где ему мыться, – она смотрела на мужчину и ждала хоть какого-нибудь пояснения, но Олег продолжал молча смотреть в пол. – Ладно, молодой человек, дом этот построили в тысяча девятьсот шестидесятом году, но заселить его не успели. А в шестьдесят первом открыли кирпичный завод, и этот дом стал общежитием для рабочих. Так как в общежитии личные ванны не положены – их заколотили и оборудовали в подвале общую душевую. А когда Горбачев, а затем и Ельцин страну разворовывали, завод-то и закрылся, многие семьи съехали. Некоторым удалось выкупить в собственность квартиры, а в пустующие стали заселять людей из коммуналок. Да только ванны людям никто так и не вернул. Вот мы и моемся до сих пор в подвале.
