Чародей - Трой Деннинг

— Сейчас же! — сказала Алусейр. — Мы обсудим фаэриммов завтра, когда у нас будет возможность заключить такую сделку и спокойно спать по ночам.

Послы поднялись в суете скрипящих ножек стульев и резких замечаний и ушли, оставив в комнате только Калэдней, Руху и дюжину Пурпурных Драконов с Галаэроном и Алусейр. Принцесса жестом указала всем на дверь.

— Вы тоже — сказала она, вставая и направляясь к Галаэрону. — Здесь мне ничто не угрожает.

Хотя их лица явно выражали недовольство, остальные знали, что лучше не сомневаться в способности Алусейр позаботиться о себе. Они последовали за посланцами в переднюю. Когда они ушли, Алусейр села рядом с Галаэроном и положила мозолистую руку на его стройное колено. Хотя она и не сжимала его, он чувствовал в ее объятиях достаточно силы, чтобы, если бы она захотела, переломать ему кости.

— Эльф, что мне с тобой делать? — спросила она. — Ты сам себе злейший враг ... И все же я не могу сказать, что все сложилось бы иначе, если бы ты не был им.

Сердце Галаэрона упало.

— Значит, вы собираетесь предать Эвереску?

— Нет, не Кормир. Это я обещаю, — сказала Алусейр. — Но, боюсь, мы также не сможем помочь.

— Вы оставляете нас одних?

Алусейр посмотрела через комнату и сказала:

— Я действительно не думала, что можно будет договориться о безопасности Эверески, но … — Она замолчала, потом покачала головой и снова повернулась к Галаэрону. — Дипломатия – это искусство возможного, Галаэрон, и мы ничего не можем сделать. Ты должен это знать.

Волна тёмного гнева начала подниматься в Галаэроне, но бороться с ней было нетрудно. Он действительно знал. Алусейр говорила ему правду, а именно так поступают друзья в подобных обстоятельствах. Он взял ее за руки.

— Я знаю. Спасибо. — Он посмотрел на дверь и добавил:

— Это был Альдувар Сноубранд.

Алусейр в замешательстве нахмурилась.

— Альдувар?

— Тот, кто рассеял чары Калэдней, — сказал Галаэрон. — Жители Долин уже были рабами разума, когда прибыли сюда, и фаэриммы знали, что от них меньше всего можно ожидать предательства. Он вошел первым и рассеял обереги, а фаэримм встал между двумя другими.

Алусейр подняла бровь.

Галаэрон кивнул, но объяснять дальше не стал. Когда дело касалось фаэриммов, он просто ... знал. Это был маленький подарок от шадовара, которого он когда-то знал.

— Ну, спасибо, — сказала Алусейр с улыбкой, затем наклонилась и поцеловала его, крепко, в губы. — Ты следи за собой. Я буду скучать по тебе.

ГЛАВА ВТОРАЯ

10 Флеймрула, Год Дикой магии

За теневой оболочкой Такари Лунноснежная видела только темные формы – туманные диски и туманные столбы, которые могли быть чудовищами или минералами, которые могли быть бехолдерами и багберами или валунами и разбитыми каменными глыбами. Они, казалось, никогда не двигались, что благоприятствовало неодушевленному, но всякий раз, когда она на мгновение отводила взгляд и оглядывалась назад, фигуры оказывались в разных местах. Это благоприятствовало животным, даже зловещим и опасным. При условии, конечно, что эта перемена была не просто игрой ее воображения. Разведка через теневую скорлупу была похожа на то, как если вглядываться в обсидиановое окно. Она могла сказать, что что-то лежало на другой стороне, но что это могло быть, можно было только догадываться.

Такари выругалась и направилась обратно к лагерю, ее тело согревалось под жарким солнцем Анаврока, когда она отошла от ледяной темноты раковины позади. Согласно последним новостям из Шараэдима, троица фаэриммов была замечена за несколько дней до того, как погнала армию рабов разума в направлении Такари. К сожалению, это все, что было известно. Шпионаж за фаэриммами всегда был смертельно опасен, так что каждый доклад изнутри давался дорогой ценой.

И высшие маги, посланные Эвермитом, тоже не могли получить эту информацию. В то время как стена смерти фаэриммов давно пала жертвой теневой оболочки шадовар, сама теневая оболочка оставалась достаточно сильной, чтобы обратить любое заклинание на себя. К счастью, способность Избранных слышать свои имена, произносимые в любом месте Фаэруна, вернулась с падением стены смерти – очевидно, потому, что шадовары не догадались сплести свою оболочку против дарованных божеством способностей Избранных. Хелбен Арунсун и Лаэраль Серебряная Рука, которые остались в ловушке с осажденными защитниками Эверески, смогли передать сообщения через Шторм Серебряную Руку или другого Избранного. Такари добралась до поля, где стояла ее разведывательная рота, и обнаружила, что там царит суматоха: лесные эльфы надевают доспехи, натягивают луки и спешат собраться у круга сбора. Ее заместитель, мужчина с терновыми глазами, мускулистым телосложением и широкой улыбкой, бросился к ней со шлемами и боевыми плащами в руках.

— В чем дело, Вагг? — спросила Такари, забирая у него плащ и набрасывая его на плечи. — Шадовары?

Вагг, на самом деле Уиззл Бендривер, но все звали его Вагг, потому что он качал головой всякий раз, когда улыбался, хмурился или говорил – качал головой.

— Лорд Рамеалаэруб отдал приказ. Он махнул шлемом через ее плечо, в сторону теневого барьера, и сказал:

— Лорд думает, что он рухнет.

Такари застегнула горловую застежку плаща и, обернувшись, обнаружила, что черный теневой барьер превратился в серо-голубой. Даже с расстояния в сотню шагов барьер казался невероятно огромным, темная стена простиралась за горизонт в обоих направлениях, изгиб ее купола был незаметен, когда она поднималась выше, чем она могла видеть. Перед ее глазами серо-голубая оболочка поблекла и стала просто серой. Эльфийка начала видеть террасные гребни холмов Южной Границы Пустыни и маячащие за ними, безошибочно узнаваемые утесы Высокого Шараэдима. Внутри гаснущей скорлупы от пустыни мягко поднимался широкий гребень, извиваясь вглубь предгорий, прежде чем подняться к высокому холму, который должен был стать первым плацдармом эльфийской армии внутри Шараэдима. Такари с облегчением увидела, что подножие хребта находится прямо перед лагерем ее роты. Предлагая лорду Рамеалаэрубу разбить лагерь, она была вынуждена вспомнить местность внутри теневой скорлупы по памяти и угадать хорошие плацдармы для каждой руки эльфийского наступления. То, что ее собственная рота находилась в надлежащем положении, означало, что и остальные тоже. Такари взяла у Вагга свой боевой шлем и со вздохом надела его на голову. Это был один из тех безвкусных, некоторые сказали бы, богато украшенных, доспехов, сделанных золотыми