Не позднее полуночи - Рекс Стаут

– Это совершенно невозможно, – уверенно возразил О'Гарро. – Эти конверты вскрытию не подлежат.

– Чушь. – Когда Вульфу приходилось приводить в действие содержимое своей черепной коробки, он всегда почему-то становился раздражительным. – Это еще почему? Эти стихи и ответы все равно уже свое отыграли. Что бы ни случилось, они никогда уже не смогут послужить вам для присуждения призов. Они еще могли бы пригодиться, если бы у вас были неопровержимые доказательства, что в бумажнике у Далманна никаких ответов не было, но у вас их нет. Хорошо, пусть кто-нибудь попробует описать мне ситуацию, при которой еще можно было бы использовать эти стихи и ответы. Ну, попробуйте.

Они обменялись взглядами. Вульф ждал.

– Да, вы правы, – признал Бафф от лица фирмы.

– Какой же в таком случае вред, если они будут у меня? Разумеется, при условии, что мы с мистером Гудвином сохраним все в тайне, и это может принести нам определенную пользу. Кстати, у меня уже есть на этот счет неплохая идея, которую стоит попробовать. Так что же, встретит там его кто-нибудь из вас в половине третьего или нет?

– Хорошо, – согласился Бафф. – Есть вероятность, что нас будет двое. К этим конвертам пока еще никто не прикасался, мы должны поставить об этом в известность мистера Хири. Возможно, он тоже захочет присутствовать.

– Это как вам будет угодно. Кстати, поскольку интересы его фирмы здесь затронуты не меньше, чем вашей, как насчет него? Он в курсе, что вы решили обратиться ко мне? И согласен ли он с вашей стратегией?

– Да, целиком и полностью.

– Тогда у меня пока все. Можете воспользоваться телефоном мистера Гудвина. Хотите, чтобы он вас соединил?

Но они не захотели, и это было самым неопровержимым доказательством глубины их отчаяния. Ведь они были птичками самого высокого полета, шутка ли, главные фигуры в одном из трех крупнейших агентств страны – угловые кабинеты не меньше чем двадцать на двадцать, шестизначные доходы и все такое прочее. Ясно, что они уже сто лет собственноручно не прикасались к телефонным дискам. Но стоило мне освободить стул, как тут же подошел О'Гарро, уселся, спросил у меня номер телефона гостиницы «Черчилль» и стал так лихо набирать, будто это было его обычным повседневным занятием. Да, подумал я, человек с такими умными глазами способен делать все что угодно.

Переговоры слегка затянулись, и несколько минут мы все сидели и слушали. Наконец он повесил трубку и сообщил:

– Двоих не оказалось на месте. Мистер Роллинс только что отправился в Управление по расследованию убийств западной части города. Мисс Фрейзи будет здесь в половине первого.

Поднявшись с кресла, Хансен сказал:

– Нам пора идти, мы и так уже на полчаса опаздываем. Попытаемся найти их попозже.

Но Вульф опять задержал их, на сей раз потребовав сведения о пятерых участниках финального тура. Этих сведений едва хватило, чтобы заполнить одну страничку в моей записной книжке – прямо скажем, негусто для начала. Я вышел с ними в прихожую, проследил, чтобы кто-нибудь из них по ошибке не прихватил мое пальто, выпустил их и вернулся в кабинет. Вульф сидел, закрыв глаза и положив на стол руки ладонями вниз. Я прошел к своему столу, придвинул к себе столик на колесиках, на котором стояла моя пишущая машинка, вынул бумагу и уж было совсем приготовился заняться перепечаткой скудного досье на наших подозреваемых. Но, услышав звук шагов, повернулся и увидел в дверях Фрица с подносом в руках. На подносе было пиво.

– Исключено, – сказал я твердо. – Унеси это назад, Фриц.

– Но ведь должна прийти женщина, – простонал Вульф.

– Все это просто предлог. Настоящая же причина заключается в том, что вы терпеть не можете срочной работы, особенно если шансов на успех не больше одного из тысячи. Понимаю, что до полуночи двадцатого апреля вам предстоит жуткая жизнь, но позволю себе напомнить, что не далее как девятнадцатого января сего года, в три часа двадцать семь минут пополудни вы изволили сделать заявление, что если вам когда-нибудь вздумается заказать пиво до обеда, я вправе отменить это, невзирая на ваши протесты, если таковые последуют. Нет, я вас нисколько не осуждаю, есть от чего потерять голову, ведь ясно, что в этой истории нам скорее всего предстоит остаться с носом. Но пиво здесь совершенно ни при чем и пить вы его будете только после обеда. Так что не надо злоупотреблять терпением мистера Бреннера.

Я вышел из-за стола, взял из рук Фрица поднос и отнес его на кухню.

4

Скорее всего у меня не хватило бы духу лишить его этой последней радости, знай я заранее, какое испытание уготовила ему судьба в лице основательницы и бессменного президента лиги «За естественную женщину», жительницы Лос-Анджелеса мисс Гертруды Фрейзи. Да и сам Вульф, если бы он с самого начала мог предвидеть такое, наверняка бы сразу отказался от этого дела и послал ко всем чертям фирму «ЛБА» вместе со всеми ее конкурсантами.

Не берусь описать ее наряд – вероятнее всего она просто стащила его из какого-нибудь музея. Что же касается внешности, то было трудно поверить, что такое вообще существует. Внутренние уголки ее глаз все время так и норовили встретиться над переносицей, прямо там, где брал начало длинный узкий нос, и временами им это почти удавалось. Из верхней части лица можно было различить лишь небольшой кусочек лба, все остальное скрывали беспорядочные седые космы. Левая половина ее рта безудержно стремилась вверх, правая же с не меньшим упорством рвалась вниз, что создавало полное впечатление перекошенного подбородка, хоть и не исключено, что на самом деле он у нее был, как у всех. Она была примерно моего роста и имела широкую размашистую походку.

Выысокая, прямая как палка, она воткнулась ровно посредине между спинкой и краем краснокожего кресла, водрузила себе на колени сумочку, повесила поверх нее руки и заговорила.

– Никак не пойму, какое вообще отношение смерть этого человека имеет к конкурсу. Ну хорошо, пусть убийство. Но ведь в условиях-то не оговаривалось что кому-то вдруг вздумается умереть.

Когда она говорила, то губы ее старались двигаться перпендикулярно перекошенной линии рта, челюсти же предпочитали простые движения вверх-вниз. Просто уму непостижимо, чтобы за столько лет – уж никак не меньше шестидесяти – они так и не смогли между собой договориться.

Вульф сделал попытку добиться ее расположения.

– Вы совершенно правы, мадам, в условиях конкурса возможность внезапной насильственной смерти действительно никак не предусмотрена. Но ведь конкурс затрагивает не сама эта смерть, а действия полицейских, которые попросили участников не покидать города, пока…

– Ничего себе просьба! Да они мне просто приказали! Они сказали, что если я уеду, меня поймают и арестуют как убийцу!

Я покачал головой. Ясно, что это за штучка. Ни один полицейский шпик и ни один сотрудник прокуратуры ни при каких условиях не мог сказать ей ничего подобного.

– Не стоит обращать внимания, – примирительно проговорил Вульф, – иногда они слишком усердствуют. Впрочем, я хотел поговорить с вами не только о конкурсе, но и о вас лично. Ведь как только будут присуждены призы, сразу же возникнет большой спрос на информацию о победителях конкурса и мои клиенты должны заранее к этому подготовиться. Ваша вынужденная задержка как раз дает нам для этого удобный случай. Мой помощник, мистер Гудвин, будет вести запись. Вы, как я понимаю, замужем никогда не были?

– Ну уж нет. Этого мне еще не хватало… – Она покосилась на мою записную книжку. – Только я хочу знать заранее, что они будут обо мне публиковать.

– Хорошо, у вас будет такая возможность. Вы уже когда-нибудь выигрывали в таких конкурсах?

– В жизни никогда в них не участвовала. Ненавижу все эти конкурсы.

– Понятно. Но ведь в этом-то вы участвовали?

– Конечно, участвовала. Что за идиотский вопрос.

– Да, вы правы, – Вульф был просто сама любезность. – Но согласитесь, это все-таки очень странно – так ненавидеть конкурсы и участвовать в одном из них… Должно быть, у вас были для этого достаточно веские причины?

– Никак не пойму, почему всем нужно совать нос в мои дела. Но причины, конечно, были, и у меня нет оснований их стыдиться. Десять лет назад я основала американскую лигу «За естественную женщину». Сейчас в ней уже много тысяч членов, даже невозможно сосчитать, сколько. Что вы думаете о женщинах, которые мажутся жиром, разрисовывают себя сажей и обливаются всякой вонючей мерзостью, которую делают из дегтя, сгнивших растений и наростов, появляющихся у самцов оленя?!

– Не знаю, мадам, как-то никогда об этом не задумывался.

– Еще бы вам задумываться! Ведь вы же самец! – Взгляд ее вонзился в меня. – Ну а вы, молодой человек?

– Даже не знаю… Вообще-то по-разному, – ответил я, – хотя согласен, что нарост звучит не слишком-то эстетично.

– Это и пахнет отвратительно. И они пользуются этой гадостью вот уже почти тридцать веков. Что делала Ева в Эдемском саду, когда у нее пачкалось лицо? Она умывала его свежей чистой водой. А как поступают в этих случаях нынешние женщины? Они втирают в него жир! Вы только взгляните на их губы, на пальцы рук и ног, на ресницы и прочие места! Лига «За естественную женщину» – друг и защитник естественной женщины. Ева была естественной женщиной, и такой ее создал Господь. Единственная настоящая красота – это красота естественная. Уж мне ли этого не знать, ведь меня-то Господь обделил этим чудесным даром. Я даже не дурнушка, я просто урод. И те, кому повезло больше, не имеют никакого права марать свою природную красоту. Уж мне-то можете поверить. Я это знаю!