Будущее, до которого хочется дожить. СССР 2061 - СССР-2061

Андрей слегка стиснул зубы: поддел, поддел проклятый янкес, что уж тут. Читал же, учил! А что толку? Шагай, обтекай.

— И вообще эта космическая гонка — есть зло, — действительно очень зло проговорил техник. — Вы, русские, навязать её нам, а наше idiotic правительство купилось. Престиж страны…

— Я никому ничего не навязывал, — холодно отвечал Андрей. Он решил, что этот тон будет наиболее правильным. — И правительство тоже. Не хотите — не осваивайте космос, в чём проблема? Других найдём.

— Ну конечно! — воскликнул Нэддон, и неожиданно закашлялся. Андрей остановился, оглянулся — и облился холодным потом: напарника за спиной не было. Где он?

И сам не заметил, как сдернул с плеча автомат. Ганимед, конечно, необитаем, это мы вроде как усвоили, но куда-то ведь этот чёртов янки подевался — или же кто-то его подевал?

— Да, of course, — снова услышал Андрей. — Отличный ход, застрелить меня. Я слева. Careful.

Андрей повернулся налево, одновременно торопливо вешая автомат обратно на плечо. Он увидел Нэддона, который стоял в расщелине, скрытый почти по шею.

— Упал, что ли? — спросил Андрей, приближаясь плавными скачками.

— Нет, — неожиданно коротко и каким-то другим голосом ответил техник. — Эндрю, послушай. Ты помнишь, вокруг «Ноги» такая же штука была?

Он указывал на коричневую полосу на черном грунте, похожую на окалину. Андрей присмотрелся.

— Похоже.

— Ну и ну, — сказал Нэддон раздельно и старательно. Десантнику очень хотелось спросить, что это значит, но он удержался. Ясно же, что опять показывает ему образованность свою. Интересно, лейтенант Мальцев также гнобит своего американца?

— Было бы хорошо, если бы ты выкинул твою пушку, — сказал техник, выбираясь из расщелины. — А то похоже, будто ты есть мой конвой.

— Не надо было свой забывать, — заметил Андрей.

— Я не забывать, — огрызнулся Нэддон. — Я его намеренно оставить на вашей «табльетка».

— Да, да, — сказал десантник. — Конечно.

— А! — Нэддон развеселился неожиданно. — Я понял. Это русская месть! Ты меня хочешь расстрелять перед строем.

— Чего? — опешил Андрей.

— Вы же проиграли в футбол.

Да, братья мои по Ганимеду! Были и такие времена! Времена, когда наша команда могла по своей воле брать реванш в ганимедский соккер у русских. За полторы недели до этого русские выиграли у нас 7:0, и тогдашняя наша сборная решила — мы их укатаем. И они сделали это! (Аплодисменты). Их подвиг просто не поддаётся описанию. Ведь что такое ганимедский соккер? Это гигантский гроб из пластиковых решёток размером с три нормальных стадиона, где носятся и сталкиваются двадцать два кабана и один мячик. Господи, они могут отдавать пас от стенки и, господи, они регулярно делают это! (смех). Более того, они забивают от стенки, и правила это допускают — и ладно правила, но куда смотрит наш всемогущий американский господь? Это, черт побери, соккер в конце концов или снукер для гиперактивных переростков, у которых папа отобрал кий? Представьте, ваша жена скажет вечерком: дорогой, у меня голова болит, забей сегодня от стенки!

Наши тогда выиграли всего 1:0, но ведь выиграли! И единственный мяч! от, прости господи и моя будущая жена, стенки или даже потолка! забил наш Тим Катастрофа-Капец Нэддон. А кто стоял на воротах у русских, да ни за что не догадаетесь! (крики «Эндрю! Эндрю!») Клянусь, если бы это было не так, я бы это придумал, так что нет разницы, верите мне вы или нет.

Но речь не о нем. Полковник Глазкофф, он тогда был майор, человек бо-ольшой деликатности, пришёл после матча в ангар и сказал: ну вы же выиграли, дайте нам «скат»! (пауза, затем нарастающий смех). Вот, до кого-то начинает доходить. Я всегда говорил, что русские это азиаты, а никакие не европейцы. Они уверены, что наши супернадёжные, суперсовременные «скаты» ломаются исключительно потому, что техники слишком уж рьяно болеют за свою команду. У русских другой причины быть не может, а? (Изображает русский акцент) «Ну мы же поставили Эндрю в ворота, чего вам ещё надо?»

Но так совпало, что оба ската и правда не работали. Парни, я молюсь, чтобы виной тому действительно были техники, мне скоро ехать на одном из них на дежурство, отрабатывать сегодняшний праздник. Post hoc non est propter hoc. Это латынь, что, никто не знает латынь? Господин майор, сэр? О, простите, это была шутка из другого моего выступления, у меня после службы намечены концерты в Гарварде, среди моих коллег, нобелевских лауреатов. У меня там латынь вперемешку со словом «задница», думаю, успех гарантирован.

— «После» — не значить «вследствие», — назидательно произнёс Нэддон. — «Скаты» сложные vehicles, а чем сложнее vehicle…

— Зачем тащить на Ганимед сложную машину? — перебил его Андрей. — Вот у нас две «таблетки». Из них одна всегда на ходу. Что, плохо?

Две несуразно квадратные фигуры огромными тяжёлыми прыжками передвигались по чёрному грунту, старательно перескакивая через расщелины и обходя каменные торосы. Они уже вышли из ледяных щупалец кратера Ташметум, и, судя по карте, приближались к основной трассе, которая, как и многое на Ганимеде, не была представлена материально, а существовала исключительно в памяти компьютеров в виде оптимального маршрута для «таблетки». Боевая машина пехоты (модернизированная) уже высадила Мальцева с напарником на «Ноге-2» и возвращается на базу — как здесь принято, огромными скачками по пять-семь километров каждый, потому что экономия; то ещё удовольствие, даже с компенсаторным механизмом. Американские «скаты» идут ровнее, быстрее и горючего почти не жрут: постоянно в ремонте.

— …Отслужу, учиться пойду, — нарочито беззаботно говорил Андрей. Тим Нэддон двигался всё медленнее, и это начинало тревожить. — Если сержанта дадут, то на режиссёрский. А так на актёрский. Там льготы есть для отслуживших.

— А для не-служивших? — тяжело дыша, спросил Нэддон.

— А неслуживших у нас нет, — ответил Андрей, а сам думал в это время: морпех-то мой не выдохся ли. Кабан, конечно, он здоровый, хоть и техник, но вроде как постарше будет…

— Эндрю, я ОК, — сказал Нэддон. Андрей вздрогнул, хорошо, под скафандром не видно. А американец продолжил: — Посмотри здесь. Не могу видеть.

Десантник плавно затормозил, развернулся и наклонился к плечу своего напарника. Постоял так несколько секунд, затем выпрямился и без лишних слов нажал «экстренный вызов». Легкий толчок: его ранец отстрелил вверх ракету, которая сначала просела, затем по крутой вогнутой траектории пошла вверх; Андрей смотрел ей вслед, по привычке приложив руку козырьком, хотя необходимости в этом не было. «Эвэшка» ушла в точку, незаметную на чёрном звёздчатом небе, затем там вспыхнуло беззвучно красным, затем ещё раз и ещё, ниже и ниже. Вспышек этих будет ровно десять, и с каждой в эфир идёт мощный радиопакет с его позывными и координатами, пробивающий любые помехи — говорят, что его можно поймать даже на Луне.

— Надо же, — спокойно произнёс Нэддон. — Спасибо.

— Было бы за что, — пробурчал Андрей. — Почему сразу не сказал?

— Только что заметить, — ответил американец так, что Андрей решил сразу: врёт. — Well, теперь ждать «таблетку»? Да?

Андрей коротко рассмеялся.

— Размечтался.

Нэддон не понял.

Андрей объяснил: «таблетка» от того, что получила сигнал бедствия, не станет летать быстрее или рулиться манёвреннее. Она остаётся всё той же здоровенной планетарной железной лягушкой, с точностью прыжка плюсминус двести метров — и то если пилот очень постарается; на точный режим у неё скорее всего уже не хватит топлива… А даже двести метров на Ганимеде — это торосы, утёсы, расщелины, глыбы льда, лужи льда, и высматривать два скафандра в условиях привередливой радиосвязи задачка не из лёгких. А время…

— Да, время идёт, — согласился Нэддон. Поднял левую руку снова, оглядел. Темно-коричневая окалина распространилась уже до локтя вниз и приближалась к сгибу плеча вверху, а там и самое уязвимое место недалеко: крепление шлема. Андрей почувствовал, как жуткий холодок зародился где-то пониже солнечного сплетения, и пополз по рёбрам и хребту, обнимая всё его существо, и он понял, что это страх.

Ведь Нэддон может погибнуть. По его вине.

Что, ребята, заскучали? Я вам так скажу: вы просто знаете, чем всё кончилось, и это всегда прекрасно. Примерно как смотреть на своего оболтуса и думать: хрен с этим тупицей, зато тогда мне точно было хорошо! Этот Эндрю, он неплохой парень, он ведь сразу (выразительно подмигивает) запустил экстренную ракету. Кстати, вы знаете, это ведь исконно русский обычай: если жизнь становится кисловатой, надо запустить что-нибудь повыше и желательно в космос. А если от этого кому-нибудь станет хреново, то можно с ним поговорить и выпить vodka. (Смех, свист, улюлюканье). Русский летающий танк-мутант, который они нам с вот такими честными глазами выдают за, вы не поверите, машину пехоты, маленькая такая машинка маленькой русской пехоты! — это штука со всех сторон просто отменная. Она как конструктор «Лего», открутил там, прикрутил тут — а она всё работает; ну-ка, ну-ка, ещё открутил, ещё прикрутил — работает! нет, это уже интересно, а если вообще вот тут всё открутить, а тут прикрутить — оу! да это же balalaika! (Смех, аплодисменты).