Искусство выживания - Чингиз Абдуллаев

Время было тяжелым, и мать продала дачу, с которой было связано столько наших детских воспоминаний, а мне пришлось продать свои «Жигули», подаренные мне тестем, чтобы иметь хоть какие-то деньги. Но и они довольно быстро закончились.

С этого все и началось. Как-то Фарида попросила меня купить мяса, а я ответил, что у меня нет денег. Наверное, я был не прав, в любом случае муж не должен так отвечать, иначе жена сразу теряет к нему уважение. Но ведь и жена должна понимать, что я ответил так не потому, что жалел деньги, а потому, что их на самом деле не было. Она же накричала на меня и, забрав дочку, уехала к отцу. Правда, вечером вернулась, и водитель ее отца принес две большие сетки продуктов. Я почувствовал себя почти оскорбленным, но ничего не посмел сказать.

В течение нескольких месяцев водитель тестя привозил нам продукты. Нужно было видеть, с каким выражением лица он здоровался со мной. Очевидно, посылая продукты, отец Фариды что-то говорил в присутствии своего водителя, поэтому тот вел себя так нагло и пренебрежительно. Да и моя собственная супруга сильно изменилась. Она уже не стесняясь меня оскорбляла, называла бездельником и кретином, который не может заработать даже на памперсы для дочки. Кстати, деньги тоже присылал ее отец. Я готов был взяться за любую работу, но ее просто не было. Мне, правда, немного подняли зарплату, и теперь я получал около двадцати долларов, но их даже на сигареты не хватало. Поняв, что такая роскошь мне не по карману, я бросил курить раз и навсегда.

Некоторые наши актеры устраивались вести разные банкеты и приемы, другие переодевались клоунами и веселили детей богатых родителей на таких приемах, а многие подрабатывали в овощных киосках или торговали фруктами на базарах. Уже позже я узнал, как выживали актеры в России. Им тоже приходилось нелегко. Мой любимый актер Ивашов, который так блистательно сыграл в «Балладе о солдате», пошел работать на стройку и, надорвавшись, умер. А другой актер, уже тогда бывший легендой, – Спартак Мишулин гримировался и шел торговать в овощной палатке, чтобы выжить и прокормить семью. Наверное, следует уважать людей, которые делали такой нелегкий выбор в эти скотские времена.

Мне тоже предлагали поработать на базаре, но мне было стыдно. Не за себя. Я готов был взяться за любую работу, лишь бы прокормить свою семью, не видеть наглой ухмылки водителя моего тестя и вообще не принимать от них денег. Но я был сыном знаменитого Бахрама Салимова и не мог просто так появиться на базаре, чтобы не позорить память своего отца. Так прошел целый год. Я уже не знал, что делать. Профессия актера никого не могла прокормить. Как и другие творческие профессии. Писатели, композиторы, художники оказались в таком же положении. Музыкантам было легче – они создавали коллективы и выступали на свадьбах и других торжествах. Многие композиторы и дирижеры уехали на заработки в соседнюю Турцию, поднимать там уровень культурного музыкального образования.

Потом начали постепенно выходить из кризиса художники. Сначала просто халтурили, затем стали потихоньку продавать свои картины, подстраиваясь под вкусы клиентов. Тогда и выяснилось, кто из них вообще может считаться художником. Многие дутые авторитеты так и остались пустыми величинами. Кому нужны художники, картинами которых никто не интересуется и которые никто не хочет покупать? Звания, премии, награды – все это лишь пустой звук. Если ты никому не интересен, если ты вообще не умеешь быть интересным, то извини подвинься. Капитализм очень строго оценивает реальную стоимость твоего таланта.

А вот писателям пришлось хуже всего. Оказалось, что их творчество просто ничего не стоит. Они еще пробовали трепыхаться, как-то удержаться на плаву, издавали книги за свой счет. Но уже тогда было понятно, что они все обречены. Ссылки на гениальность и непонимание дураков-читателей выглядели достаточно глупо и наивно. Гомера и Шекспира, Толстого и Достоевского, Бальзака и Диккенса понимали, а их гениальное творчество людям недоступно. Даже смешно.

И, конечно, больше всех пострадали актеры. Кино уже почти не снимали, в театрах не было новых постановок, а сами актеры получали символические гроши. Красивые актрисы еще могли рассчитывать на возможных спонсоров, а мужчины были просто обречены. Даже народные и заслуженные получали гроши, что же говорить про обычных артистов. В общем, положение было аховое. И тогда появился Расим, который предложил мне стать его компаньоном.

Если бы я раньше занимался бизнесом, то, возможно, сумел бы верно оценить возможные риски, но я был актером и сыном актера и режиссера, а никак не бизнесменом, поэтому и дал так легко себя уговорить, согласившись стать компаньоном Расима. Нужно было внести двадцать пять тысяч долларов и купить эту проклятую кожу, которую он сторговал для нас в Турции. Чтобы найти двадцать пять тысяч долларов, я заложил свою квартиру в банке за тридцать тысяч. Тогда за нее больше никто бы не дал. Да и эти деньги мне выдали только потому, что один из банкиров узнал меня и вспомнил, что я сын самого Бахрама Салимова. Я получил тридцать тысяч долларов и двадцать пять сразу отдал Расиму. Нужно сказать, что сам он как раз не обманул, действительно вложил свои двадцать пять тысяч долларов и добавил мои двадцать пять. Думаю, вы уже догадались, чем все это закончилось.

Судя по расчетам Расима, мы должны были купить кожу за пятьдесят тысяч долларов и продать ее за восемьдесят. Чистая прибыль намечалась в размере сорока процентов, остальные деньги уходили на оформление сделки и переправку кожи в Баку. В общем, мы купили плохую кожу, которая никуда не годилась, она оказалась некачественной и некондиционной. Покупатели оценили ее в двадцать тысяч, да и то с большой натяжкой. Двадцать вместо восьмидесяти. Вот такой «навар» у нас получался после всех выплат, но и этих денег нам никто не гарантировал. Я держался до последнего. Ничего не говорил Фариде, пытался найти деньги, чтобы внести их в банк и погасить кредит, и все напрасно. Какой дурак одолжит такую сумму, понимая, что я никогда ее не верну?

Куда я только не бегал! В другие банки, в Союз театральных деятелей, даже к своему тестю. Но никто не собирался давать гигантскую по тем временам сумму такому бездельнику, как я. И, в конце концов, произошло то, что должно было произойти. К нам домой приехали судебные исполнители, чтобы выселить нас из квартиры, описать нашу мебель и вещи, находящиеся в доме, и забрать их. Как только они начали работать, Фарида сорвалась на крик. Прямо при них стала обвинять меня в том, что я дегенерат и козел, готовый заложить ради денег не только наш дом, но и свою семью. Судебные исполнители лишь мрачно отворачивались. Потом приехал ее отец, который тоже достаточно резко высказался в мой адрес, и сообщил судебным исполнителям, что готов оплатить все мои долги банку. Что он и сделал на следующий день. Мы остались жить в своей прежней квартире, но теперь она была уже не моей, тесть переписал ее на имя Фариды.

И с этого дня наша квартира превратилась в место моего вечного третирования, в ад, в котором я теперь вынужден был жить. И я понял, что долго так продолжаться не может.

Глава 4

Я живу в многоэтажном доме на шоссе Энтузиастов. Конечно, у меня нет квартиры, и я снимаю одну комнату в трехкомнатной квартире Клавдии Матвеевны, за которую плачу триста долларов в месяц. Еще одну комнату снимают Хамза и Адхам, приехавшие из Таджикистана. Первый – таджик, а второй – узбек, но они проживают вместе в одной комнате и платят на двоих триста долларов, хотя комната у них немного больше, чем у меня. В третьей комнате живет сама Клавдия Матвеевна. Все три комнаты изолированные, и это очень удобно. Удобно жить в нормальной квартире, иметь крышу над головой и чистую постель.

Вот поэтому мы и живем втроем в одной квартире вместе с нашей семидесятилетней хозяйкой. Хамза и Адхам работают на стройке, они квалифицированные строители и зарабатывают в месяц до двадцати пяти тысяч рублей, из которых половину сразу высылают домой, в Таджикистан, а из оставшихся платят за квартиру по четыре с половиной тысячи рублей. Примерно по восемь тысяч остается на все расходы, питание и одежду. Конечно, жить на эти деньги почти невозможно, но они как-то умудряются не только выживать, но и откладывать часть денег. Питаются концентрированными супами, закупают макароны и гречку на оптовых складах, картофель и лук на овощных базах. И даже иногда дают мне в долг.

А я, не обладая навыками строителя, пытаюсь как-то выживать, поменяв уже семь или восемь рабочих мест, но нигде так и не закрепившись до конца. Хотя Хамза и Адхам предлагали мне место чернорабочего на их стройке, но я уже однажды там работал и сбежал через четыре недели. Такая работа явно не для меня. Не нужно было учиться на артиста, чтобы потом переквалифицироваться в чернорабочего. Нет, не потому, что я такой ленивый или неспособный. Просто выяснилось, что я быстро устаю и никак не подхожу для физической работы. Не забывайте, что я вырос в очень обеспеченной семье. Отец был депутатом, главным режиссером самого крупного театра, известным человеком в городе. Я никогда не задумывался в детстве о деньгах. У нас было все, и даже с излишком. Персональная машина с водителем, кухарка и домработница, которые летом ездили с нами на нашу загородную дачу. У отца было даже разрешение заказывать особые продукты в спецмагазине, как у руководителя Комитета по культуре Верховного Совета. Во времена, когда мясо, масло, а потом и сахар давали по талонам, нам из спецмагазина беспрепятственно доставляли любые продукты. Но это уже в восьмидесятые годы. А в шестидесятых в магазинах можно было купить даже черную икру, продававшуюся в баночках, не в правительственных, в обычных магазинах. Почему потом все пошло наперекосяк, я не знаю. Тем более даже представить себе не мог, что мне придется уехать из родного города и мыкаться без работы и без денег. Однако все получилось именно так, как получилось.