Узники крепости Бадабера - Виктор Карпенко

Утром, прослушав стенания Андрея, комендант остался доволен и дал ему новый листок с молитвой.

Прошла еще одна неделя. Андрея переодели: дали серые застиранные штаны и такой же халат. Кормили также, но в еду что-то стали добавлять, отчего кружилась голова и наступало состояние умиротворения. Смириться с участью узника Бадабера Андрей не мог, в глубине сознания он лелеял мысль о побеге, а вот к существующему ритму жизни в тюрьме он приспособился и теперь уже получал ударов палок и дубин много меньше нежели чем в начале своего пребывания здесь.

Сегодня должно было что-то произойти, потому что его впервые за три недели побрили, даже дали умыться, выдали более новый и чистый халат.

В полдень за Андреем пришли. Он опять оказался в небольшой уютной комнате Варсана, только сегодня хозяин принимал его не один. У столика сидел майор Кудратулла и незнакомец в затемненных очках. Он был солиден, лет пятидесяти-пятидесяти пяти.

— Ты продержался восемь дней, — вместо приветствия произнес Варсан. — Что же, похвально. Вон тот, — показал он в окно и Андрей увидел на дворе у автомобиля сидевшего на земле человека, который набирал горстями песок и высыпал его себе на голову, — Вон тот, — повторил Варсан, — он тоже русский, не выдержал и недели — сошел с ума. В тебе же я не ошибся, ты — сильный парень, а сильных я уважаю. Андрей, этот господин, — показал он на человека в затемненных очках, — желает с тобой поговорить. Отнесись к тому, что он скажет, очень внимательно. Господин Раббани — ученый и большой человек в Пакистане, он многое может сделать… и для тебя тоже, — закончил Варсан многозначительно.

Раббани заговорил, обращаясь через Варсана к Андрею:

— Ты будешь свободен, шурави, если выполнишь то, что я тебе прикажу. Мне нужно, чтобы девчонка, к которой тебя отведут, согласилась написать отцу письмо.

— Да, но причем здесь я? — недоуменно возразил Андрей.

— Ты знаешь ее, шурави: Это — Зарина. Она училась у вас, в вашей стране и там ей вбили в голову, что русских парней не сломить. Упрямая девчонка решила быть такой же. Она уже отказалась от участия в съемках для телекомпании, теперь еще и отказывается написать отцу, чтобы тот за ней приехал в Пешевар. Он нужен мне. Убеди ее это сделать. Напишет Зарина…, как это перевести, — озадаченно сдвинул брови Варсан, — сделаешь дело — она твоя на ночь. Подарок господина Раббани.

— А что будет с ней потом? — с трудом сдерживая ярость спросил Андрей.

— Это будет зависеть от се отца. Приедет в Пешевар…

— А если не приедет? — не унимался Андрей.

— Отдам солдатам. Здесь в крепости "воины ислама" не имеют женщин. Зарина их утешит, — засмеялся Раббани.

— Подонок! — прохрипел Андрей, на что Варсан подмигнул и, погрозив пальцем, сказал:

— Ну, этого я переводить не стану. А ты отправляйся к красавице Зарине и поговори с ней. Девочка, между прочим, хороша! Видел ее. Жаль такую-то солдатам отдавать… Ну, да ладно. Но ты, Андрей, помни: это — шанс. Твой последний шанс.

Андрей, зная по себе как обращаются моджахеды с пленными, страшился увидеть обезображенным красивое лицо Зарины, ее прекрасно сложенное тело изувеченным. Но ничего этого с ней не произошло. Девушка нужна была Раббани и потому рука палача не коснулась ее нежной кожи.

Они молча разглядывали друг друга и рады были встрече, как два близких человека после долгой разлуки. Ее глаза излучали тепло и сострадание. Но время наложило отпечаток и на них: прежде дерзко-вызывающие, сегодня — тоскливые и тревожные.

Не обращая внимания на охранников, Андрей обнял девушку, а она прильнула к его груди и разрыдалась. Он целовал ее волосы, осторожно гладил вздрагивающие плечи Зарины, говорил нежные слова. Успокоившись, девушка тихо спросила:

— Что же мне делать, Андрюша? Раббани — жестокий и коварный человек. Он готовит какую-то политическую акцию, в которой отводит большую роль моему отцу. Для того, чтобы воздействовать на него, похитили меня.

— А как же телепрограмма или фильм, что они там хотели снимать?

— Это так, помимо всего, — отмахнулась Зарина. — Но ты тоже должен был принимать в этом участие…

— Я отказался.

— Так я и думала, — обрадованно воскликнула девушка. — Если бы ты согласился на съемку, то они планировали узнать, где ты живешь в Союзе и сделать телеинтервью с твоими родителями.

— Вот твари, что удумали! Варсан тоже хорош. Как лис хитрит, стелет словами мягко… Но об этом хватит говорить, — оборвал сам себя Андрей, — со мной все ясно, а вот чем тебе помочь, ума не приложу.

— Письмо отцу писать не буду, — твердо произнесла Зарина.

— Не хотел тебе говорить об этом, но по-видимому придется: Раббани грозился отдать тебя моджахедам на потеху.

— Не посмеет. Вот если бы я написала письмо отцу, тогда он выполнил бы свою угрозу, а так я ему нужна. Не беспокойся обо мне. Давай лучше поговорим о твоей стране. Как бы я хотела, чтобы в Афганистане дышалось так же легко, как у вас в Союзе. За это не жаль и жизнь отдать!

Тайные узники подземелья

Прошла еще неделя. Казалось, что об Андрее забыли. Не приходил в камеру комендант со своими «сурами», не видно было и Варсана. Раны стали подживать, затягиваться. Появилась надежда, что угрозы и предсказания американца так и останутся угрозами. Тревожило только одно: как там Зарина? Девушка с огромными карими глазами все больше и больше занимала мысли Андрея. Он мучился от сознания собственного бессилия и вспышек фантазий, разыгрывающихся в его воспаленном мозгу.

Наконец, за ним пришли. Абдурахман, отправив прибывших с мим охранников из камеры, показал жестом, чтобы Андрей сел. Такой вольности комендант не позволял даже своим подручным. Это было подозрительно и Андрей насторожился.

— Рафхат, ты становишься хороший мусульманин, — тщательно подбирая слова и стараясь их правильно произносить, начал Абдурахман, — и я хочу иметь свой человек там, — кивнул он на узкое зарешеченное окошко под потолком камеры.

"Может, меня хотят выпустить или еще что-то, — пронеслась радостная мысль, и сердце сильно заколотилось в груди. — Главное вырваться из крепости, а там…".

— Ты будешь все видеть, все слышать, все говорить мне о шурави, о плохих шурави, — уточнил Абдурахман.

"Меня хотят сделать осведомителем, — догадался Андрей, — Но где эти «плохие» шурави? В горах?".

— Советник Варсан сказал, что ты помог ему и господину Раббани. Это хорошо! Ты — хороший мусульманин.

"Неужели Зарина согласилась написать письмо? — закралось сомнение. — Не может этого быть. Они могли заставить ее это сделать под пытками! Бедная девочка..!".

— Я буду знать все о шурави, ты — хорошо кушать, получать много насваи. Ты согласен, Рафхат?

"Главное — выйти из крепости, встретиться со своими, а там, сообща, может, и вырваться из плена будет легче".

— Мне Варсан обещал, что отправит в Америку, — соврал Андрей и, пытаясь побольше выведать, спросил: — А далеко эти "плохие шурави"?

— Далеко, очень далеко, — заулыбался комендант. — Ты хорошая работа делать, господин Варсан делать тебе Америку. Пойдем, Рафхат. Теперь у тебя новый жизнь начинается.

Андрей, снедаемый нетерпением, ждал когда же распахцутся обитые железом ворота, и он выйдет из этой страшной крепости. И ворога распахнулись, но не те, о которых он мечтал. Такие же массивные, обитые железом, скрипнув, раскрылись, пропустив его вглубь крепости. Взору Андрея открылась площадь, в углу которой возвышалась мышка с часовым у спаренного зенитного пулемета, справа — длинные бараки с плоскими крышами без окон, слева — узкое длинное здание с зарешеченными окнами.

— Что это? — недоуменно воскликнул Андрей.

Комендант, постукивая по голенищу сапога рукоятью плети, глядя на вытянувшееся от удивления лицо пленника, расхохотался и, поводя справа налево вытянутой рукой, не без гордости, пояснил: Мое владение: подземные тюрьмы Бадабера. Здесь я держу непокорных шурави и должен о них знать все. Иди, — подтолкнул он в спину ошарашенного увиденным и услышанным Андрея, и помни, Рафхат, о нашем уговоре. Андрей в сопровождении двух охранников направился к левостоящему зданию, в одной из комнат которого ему обрили голову, вместо халата кинули серую длиннополую рубаху, наручники сняли, но цепи на ногах оставили и, подталкивая в спину дубинами, повели по длинному узкому коридору вниз, в подземную тюрьму. В камере, куда втолкнули Андрея подручные Абдурахмана, было четверо узников. Изможденные, с ввалившимися глазами, обросшие волосом, со следами пыток на лицах и руках, они встретили его настороженно.

— Кто ты? — после минутного молчания последовал вопрос.

— Ребята, да я русский! Свой я, ребята!

Четверо узников буквально набросились на Андрея. Они обнимали его, пожимали руки, хлопали по плечам. Град вопросов посыпался на него. Утирая слезы радости, Андрей отвечал всем одновременно, обрывая фразы, торопясь. Больше всего соотечественников интересовало что нового в Союзе, ведь он всего три месяца как "перешел реку". Когда первые страсти улеглись, самый высокий и, как впоследствии оказалось, самый старший по возрасту, предложил: