Роковая любовь - Француаза Бурден

Радуясь, что можно отвлечься, он без сожаления бросил колонки цифр и пошел во двор. Макс со свойственным ему тактом делал все, что в его силах, чтобы помочь ему, вплоть до того, что пожертвовал собственным обедом ради поездки в Рок.

– Возьмем мою машину,– решил Виктор.– На обратном пути куплю тебе гамбургер, обещаю!

Они выехали из Сарлата в направлении поместья. От Круа-д'Алона дорога стала узкой, извилистой. Она петляла меж холмов, поросших каштанами.

– Ты хорошо помнишь эти места? – спросил Макс, не отрывая глаз от окна.

– Пожалуй, да!

После того как они покинули Рок, иногда они проводили там каникулы. К сожалению, мать чувствовала себя в поместье ужасно и никогда не соглашалась оставаться в Роке надолго. Когда они были юношами, с благословения отца они устраивали там вечеринки. Но когда они начали работать в конторе, а позже приобрели статус женатых мужчин, эти развлечения потеряли для них интерес.

– Сколько же лет я здесь не был... Даже не вспомню. Года три?

– Все-таки это безумие,– вздохнул Макс. Иметь в семье такое сокровище и предать его запустению! Правда, не совсем: папа продолжает платить за уборку.

Каждую весну дом открывали, проветривали, вычищали, стригли газоны и обрезали деревья. Однако с каждым годом Рок казался все более заброшенным.

Десять минут спустя они выехали на ведущий к поместью отрезок дороги, с трудом различимой среди плотного кустарника. Проехав еще шестьсот метров по пыльной колее, они подкатили к большим ржавым воротам. По обеим сторонам от них крепостные стены вздулись от сырости и начали крошиться.

– У тебя есть ключи?

Виктор протянул брату всю связку и, поджидая его, с интересом оглядывал окрестности. Когда ему было десять лет, они с Максимом почти каждый день забирались на высокую стену и, балансируя, бегали наверху. Они часто играли на улице, скучая в обществе матери, которая в отсутствие отца иссыхала от горя.

– Ну, поехали! – сказал Макс, захлопывая дверцу машины.

Аллея изгибалась и дальше, и деревья все еще скрывали от них дом. Виктор ехал медленно. Наконец в ста метрах от них на зимнем солнце загорелся охрой фасад Рока. Они молча смотрели на дом, удивленные, что могли о нем забыть.

Дом был высоким и длинным, с двумя крыльями, увенчанными мансардами-голубятнями в виде квадратных башенок. Ему было четыре сотни лет, он подвергался многочисленным перестройкам, но им так и не удалось лишить дом элегантности. Покатые крыши поддерживали изогнутые фронтоны из плитняка, а первый и второй этажи украшали большие окна. Вдоль фасада, между этажами, проходил лепной фриз, словно пояс, аккуратно надетый на светлые стены.

– Чертова хибара,– пробормотал Виктор.– Если мне не изменяет память, мы здесь дрожали от страха?

Макс рассмеялся и от души хлопнул его по спине.

– Ты приходил спать ко мне чуть ли не через ночь!

Оторвав взгляд от дома, Виктор посмотрел вокруг. Как и ожидалось, все заросло сорняками и кустарником. Он вдруг вспомнил, как по четвергам сгребали листья, вспомнил запах сухой листвы, которая горела, собранная в кучи.

– Войдем?

Брат выбрал из связки нужный ключ и открыл тяжелую дверь. Большой прямоугольный зал, служивший прихожей, был погружен в темноту. Виктор направился к ближайшему окну, отворил внутренние ставни, и солнечный свет полился на красные плитки пола.

– Ну что ж, затхлостью не слишком пахнет, и это хорошо! – констатировал Макс.

Они вместе обошли помещения первого этажа, открывая по пути створки ставен. Почти везде мебель была накрыта чехлами, картины, люстры, каминные полки покрывал тонкий слой пыли.

Висящая на стенах кухни медная посуда покрылась серо-зеленым налетом.

– Все это не внушает оптимизма,– вздохнул Виктор.

Он уселся на одну из скамеек, стоявших вокруг деревянного стола. Сколько же варенья проглотил он в детстве, сидя здесь! Мать варила варенье сама, а также сама пекла вкуснейшие пироги. Даже после отъезда отца она хлопотала у плиты ради сыновей. Почти четыре года они жили с ней одни, в тяжелой атмосфере, которую она и не пыталась развеять. В то время за садом присматривал мужчина, который был мастером на все руки. Его поселили в одной из мансард. Утром он отводил мальчиков в школу, а мать забирала их вечером, после того как делала покупки. Машину она водила плохо, грубо и невнимательно, но при этом была такой нежной, когда ласкала своих детей! Нежной и грустной – да, именно такой запомнил ее Виктор в привязке к Року. Когда вернулся отец, она опять начала светиться от радости. Даже сама позаботилась о том, чтобы объяснить его неожиданное возвращение, а также появление маленького Нильса. Обстановка в доме полностью переменилась. Все могло бы вновь стать замечательным, если бы не ее внезапное решение переехать в Сарлат, покинув Рок, который, как она говорила, ей невозможно было выносить.

– Но почему он согласился уехать отсюда и оставить дом? – задумчиво спросил Виктор у Максима.

– У него не было выбора. Мама могла бы попросить у него что угодно, и, думаю, он сделал бы все. А может, это было единственным способом наказать его?

Единственная защита для отца состояла в том, чтобы не продавать поместье. Рок принадлежал семье Казаль более сотни лет, и расстаться с ним было для него совершенно невыносимо.

– Пойдем посмотрим комнаты,– поднимаясь, сказал с решимостью Макс.

На втором этаже галерея вела к анфиладе из восьми комнат. Они и там открыли все ставни. В детской спальне Виктор обнаружил модель парусника, над которой когда-то трудился целое лето. В ящиках письменного стола до сих пор лежали старые тетрадки, плохо заточенные карандаши, сломанный угольник. Застигнутый врасплох волной неожиданной ностальгии, он подошел к окну и прислонился лбом к стеклу. На подъезде к Року всегда казалось, что он стоит на равнине, но на самом деле он был построен на вершине холма, поэтому из окон открывался великолепный вид на долину. Это был с детства знакомый пейзаж, с густыми тенистыми дубами по склонам холма, с маленькой речушкой, змеившейся внизу.

– Помнишь, как мы там ловили раков? – тихо сказал Максим, встав рядом.

Виктор задумчиво повернулся к нему.

– Как же так случилось, что мы никогда о нем не думали?

– О чем? О доме? Не знаю... Привыкли к дому на Президьяль. Жить в городе гораздо удобней, чтобы выходить в свет! Коллеж, девочки...

Задорная улыбка брата напомнила Виктору все их проказы в Сарлате в пору взросления. Дело кончилось тем, что выведенный из терпения отец отправил их в город Перигё, в пансион. Нильс, разумеется, избежал этой участи. Виктор не выносил жесткую дисциплину этого религиозного заведения, где они, по сути, были в заточении, но явный прогресс школьных результатов лишь укрепил Марсьяля в правильности принятого решения.