Тень подозрения - Чарльз Вильямс

— Зачем они взяли обе машины? — спросил я Джейка.

Они уже совершенно позабыли обо мне, увлекшись своей перепалкой, и после моего вопроса в зале повисла полная тишина, от которой по спине пополз холодок, не имевший ничего общего с прохладой от работающих кондиционеров. Джейк залпом допил свое пиво и поднялся.

— Ладно, мне пора. Спасибо вам, мистер. — Он вышел. Те двое некоторое время еще разглядывали меня, потом вернулись к своему разговору.

Я заказал еще пива. Олли откупорил бутылку и поставил передо мной. Из всех троих он казался мне наиболее разумным и наименее враждебно настроенным.

— Так почему они взяли обе машины? — спросил я его.

Он протер стойку, окинул меня оценивающим взглядом и уже было открыл рот, как в разговор вмешался Руп. Он уставился на меня своими черными блестящими глазами и спросил:

— Кто вы такой?

— Моя фамилия Чатхэм, — коротко ответил я.

— Я не об этом, мистер. Зачем вы задаете ваши вопросы?

— Просто так. А что?

— По-моему, вас очень интересует это дело, и можно подумать, что оно вас каким-то образом касается.

— Я просто интересуюсь местными обычаями, — объяснил я. — Там, где я вырос, людей осуждали за убийство в суде, а не за стойкой бара.

— Вы приезжий?

— Мне повезло еще больше — я здесь проездом.

— Тогда зачем вам понадобилось такси? Чтобы вытянуть что-нибудь у Джейка?

Неожиданно я почувствовал, что сыт этим разговором по горло.

— Заткнись, — бросил я.

Его глаза мгновенно налились злобой, и он сделал движение, как будто собирался встать с табурета. Бармен взглянул на него, и он снова сел. Его приятель, гораздо более крупный мужчина, с отвращением смерил меня взглядом, как будто прицениваясь, не попросить ли ему завернуть кусочек. Но все кончилось ничем и через мгновение уже отошло в прошлое.

Я нашарил в кармане никель и направился к телефону. Темноволосая девица и ее спутник в ковбойской шляпе, казалось, вообще ничего не замечали.

Когда я проходил мимо них, девушка оглянулась. На вид ей было не больше восемнадцати, но выражение ее лица говорило о том, что она, по крайней мере, вдвое дольше ведет яростную и непримиримую борьбу с любыми проявлениями невинности. Она вытянула под столом левую ногу, отчего юбка на ней задралась, а мужчина, ухмыляясь, писал что-то губной помадой на оголившейся ляжке. Девушка перехватила мой взгляд и пожала плечами.

Я зашел в кабинку, закрыл за собой дверь, и в ту же секунду мне стало ясно, что мои поиски завершены. Вентилятор включился и начал вращаться, издавая необычное жужжание, которое объяснялось не правильным креплением. Я начал быстро соображать.

Из обеденного зала он, скорее всего, видел, как она возвращалась из города, — вот почему он позвонил почти сразу же. , Но горничная сказала, что он звонил еще дважды до этого, когда ее еще не было дома. Ну, что ж, до этого он мог звонить из другого места, а на третий раз подобрался поближе. Можно ставить тысячу к одному, что им был один из этих троих.

Я сделал вид, что набираю номер, и, выйдя из будки, искоса взглянул на чрезмерно грамотного ковбоя.

Ему могло быть от двадцати восьми до сорока лет, у него было гладкое, круглое лицо, как у младенца-переростка, и намечающееся брюшко. Рубашка, как выяснилось при ближайшем рассмотрении, была не голубой, по крайней мере не целиком голубой; Спереди она была светло-серой с жемчужными пуговицами и клапанами на нагрудных карманах, и на ней виднелись пятна в двух или трех местах, как будто он опрокинул на себя еду. Небесно-голубые глаза снова рождали мысль о младенце, если не брать в расчет выражение деревенской въедливости и хитроватой ухмылки, с которой он хватал девицу за ногу и предлагал ей прочитать то, что он написал у нее на бедре.

Скорее всего, он был карточным шулером.

Я вернулся к своему пиву. Исключительно лишь ради порядка я окинул взглядом Рупа и его приятеля — они отличались друг от друга так же разительно, как партнеры в дуэте комиков. Руп был худым, смуглым и со злобным выражением лица, в нем угадывался человек того сорта, который всегда оказывается зачинщиком разного рода неприятностей, что время от времени случаются в барах, однако в целом он показался мне вполне нормальным. Его приятель был крупным мужчиной с редеющими рыжими волосами и топорными чертами лица — оно вполне могло бы показаться бандитским, но никаких признаков порочности или развращенности я не заметил. Одет он был в испачканный маслом комбинезон защитного цвета, а под ногтями виднелась черная каемка, из чего можно было заключить, что он работает механиком.

Таким, как они, бесполезно задавать какие бы то ни было вопросы. Потребовалось бы часа два на то, чтобы подвести их к разговору, но, принимая во внимание враждебность и подозрительность, которыми была насыщена здешняя атмосфера, я подумал, что вообще не добьюсь от них никакого ответа. Я отставил свой стакан с пивом и собрался уходить.

— По-моему, вы сказали, что не местный, — подал голос Руп.

И я решил все же закинуть удочку:

— Да, я так и сказал.

— Тогда, наверное, у вас здесь есть знакомые. Вы только что кому-то звонили.

— Да, звонил.

— И даже не посмотрели в справочнике номер.

— Вы что-то имеете против?

— Где вы остановились?

Я обернулся и смерил его холодным взглядом:

— Через дорогу, и что из того?

— Я так и думал.

Олли поставил стакан, который он протирал.

— Вы уже уходите? — обратился он ко мне.

— Собирался, — ответил я.

— Может, это и к лучшему.

— Почему?

Он пожал плечами:

— Только из соображений выгоды, приятель. Он мой постоянный клиент.

— О'кей, — ответил я, — но, раз уж вы так им дорожите, может быть, придержите его, пока я выйду.

Руп начал сползать со своего табурета, а рыжеволосый гигант с вызовом уставился на меня.

— Бросьте это, — спокойно произнес Олли, обращаясь к ним обоим, — я не хочу, чтобы ко мне заявились легавые.

— Правильно, — поддержал я. Потом положил в карман сдачу и через обеденный зал вышел на улицу.

Происшествие показалось мне глупым и не заслуживающим внимания, но я чувствовал, что это только легкий намек, указывающий на то, насколько накалилась здешняя атмосфера, — так рябь на поверхности воды говорит о том, что где-то в глубине проходит мощное течение, или зловещее мерцание тлеющего под пеплом огня предвещает готовый вспыхнуть пожар. Я удивился, почему так сильна неприязнь к ней. Казалось, никто не сомневается, что она причастна к убийству своего мужа, но, очевидно, никаких доказательств ее вины найти не удалось, иначе почему же ее не арестовали?

Я перешел на другую сторону шоссе, оглушенный свинцовой послеполуденной жарой, и меня снова поразил убогий вид территории, окружавшей мотель, как, должно быть, он поражал всех путешественников, которые размышляли, не свернуть ли им сюда. Здесь веяло разрухой. Почему она не занималась благоустройством, раз уж не хотела его продать? Я пожал плечами.

Почему я все время лезу не в свое дело?

Миссис Лэнгстон была в офисе и занималась бухгалтерией; на столе перед ней лежали две раскрытые амбарные книги. Она взглянула на меня и произнесла с едва заметной улыбкой:

— Разбираюсь с бумагами.

Я отметил, что она оказалась красивее, чем мне показалось сначала. В контрасте между молочной бледностью кожи и блеском волос цвета темного красного дерева было что-то на редкость притягательное. «Бывают такие лица, — подумал я, — их красота не бросается в глаза, она открывается вам постепенно, раз за разом».

Ее тонкие, необыкновенно женственные руки грациозно порхали над бумажным хаосом.

Я вошел внутрь и закурил сигарету:

— Он звонил из телефонного автомата в «Сильвер Кинг».

Она подняла на меня глаза, и я подумал, что этими словами только еще больше напугал ее, — теперь она знает, что он подобрался к ней совсем близко.

— Как вы узнали? — спросила она. — Значит, вы были…

Я кивнул:

— Вентилятор. Я проверил их по всему городу и нашел наконец тот, который гудит.

— Не знаю, как мне вас благодарить.

— За что? Ведь его я так и не нашел. Наверное, теперь он исчезнет на некоторое время. Но вы можете сообщить об этом шерифу, может, им это пригодится.

— Да, — ответила она, пытаясь придать своему голосу оптимизм, но я чувствовал, что она не надеется на то, что полиция предпримет какие-нибудь меры.

Меня охватило глубокое отвращение ко всему этому местечку. Давно пора предать эту историю забвению.

Я прошел в свою комнату и налил виски. Потом снял мокрую от пота рубашку, улегся на кровать с сигаретой и мрачно уставился на потолок. Теперь я жалел, что не отделал Фрэнки, пока у меня была такая возможность. Тогда я застрял бы здесь, по крайней мере, еще на тридцать шесть часов.

«Плохи твои дела, — сказал я себе. — Ты не можешь выносить собственного общества, а сам брюзжишь на всех подряд. Единственное, на что ты способен, — это ехать все дальше и дальше, а это не решает никаких проблем. Таким же ненужным ты будешь чувствовать себя и в Сент-Питерсберге, и в Майами…»