В тени Канченджанги - Марек Малятынский

Началась выплата. Из-за верёвки, ограждающей лагерь, на нас поглядывает любопытная босоногая детвора. Вальдек составляет список носильщиков. Джепа специально закоптил сковородку, о которую будут мазать свои, пальцы получившие оплату. Все носильщики неграмотные и вместо подписи оставят в ведомости оттиск своего большого пальца.

Мы выкликаем носильщиков в том порядке, в каком они. значатся в списке. Последними получали плату двое носильщиков, из-за которых разгорелся весь спор.

Наконец лагерь опустел, и мы смогли заняться приготовлением обеда. Сонам выпотрошил двух куриц, отварил большой горшок риса.

После полудня помрачнело. Тяжелые, свинцовые тучи повисли над долиной, моросит мелкий дождь. На душе тоскливо. Удрученные спорами с носильщиками, обеспокоенные судьбой большого каравана, мы молча слоняемся по лагерю, пытаясь чем-нибудь заняться.

В четыре часа лагерь заполнился жителями Гхунзы. Мы намеревались выбрать среди них новых носильщиков. Весе лая группа производила благоприятное впечатление. Мужчины — в брюках из толстого сукна, в теплых куртках или свитерах европейского производства. У некоторых волосы перехвачены повязками, кое у кого задорный локон на затылке повязан цветным бантом. С собой они привели женщин и детей. Смеющиеся ребятишки в черных, часто доходящих до пят полотняных курточках шныряли между нами и нашей поклажей. Привлекательные молодые женщины украсили свои скромные темные одежды тибетскими бусами из самоцветов. Подчас можно было заметить ожерелья с серебряной подвеской. У нескольких женщин младенцы в холщовых свертках привязаны за спиной. Держались женщины смело, не смущаясь «саибов». У всех взрослых на ногах яркая войлочная обувь. К подошве, изготовленной из выделанной кожи яка, приторочены разноцветные лоскутки войлока, которые образуют вместе высокий ботинок, охватывающий половину икры.

В то время как Вальдек с Джепой и Анджеем Гардасом договаривались с носильщиками о поденной оплате, мы фотографировали детей, что было нелегко. Малыши при виде объектива в страхе разбегались, красивые, темноволосые дети постарше при наших попытках сфотографировать их поворачивались спиной.

Достаем конфеты. На лицах ребятишек желание сменяется неуверенностью. Наконец у одного желание одержало верх. С полученной конфетой он метнулся в сторону, но придал смелости остальным. Вскоре от детворы уже не было отбоя.

Тем временем удалось сторговаться. Завтра утром двинется новый караван из пятнадцати носильщиков, который, даст бог, доведет нас до базы на леднике Рамтанг. Под самый Кангбахен!

День завершился. На долину спустился вечерний туман. Стало смеркаться. Резкий холод и веселые голоса шерпов у огня невольно побудили и нас собраться на кухне. Минуту спустя все мы уже сидели там, жадно поглядывая на кастрюли, от которых шел пар.

Утром меня разбудил тихий голос Сонама:

— Sаhb, tea is ready! (Саиб, чай готов!)

Горячий чай распространяет по телу блаженное тепло. Я выхожу из заиндевевшей палатки. Оставшиеся на верёвках полотенца за ночь смерзлись.

Встают заспанные, продрогшие коллеги.

— Слушайте, ведь сегодня пасха, — напомнил нам Соболь.

В ожидании завтрака я погружаюсь в раздумья. От Польши нас отделяют тысячи километров. Сейчас четыре часа сорок минут. Наши близкие еще сладко спят. Только через шесть часов, а может, и больше сядут они за пасхальный стол. Будут ли они вспоминать о нас, символически обмениваясь пасхальными яйцами? Догадаются ли они, как долог еще наш путь до вершины и до дома?

Со дна долины наплывает туман, когда Сонам одаривает нас яйцами. Мы неловко поздравляем друг друга. Желаем встречи в Калькутте через два месяца. Естественно, после покорения Кангбахена.

Только и всего. Так мало и вместе с тем так много желаем мы себе. Только бы все исполнилось!

Мы разошлись молча. Я поглядел на лица друзей, полные сосредоточенности, серьезности. Вероятно, мыслями они дома. Какие мечты и тревоги связаны с этим далеким миром? Мы все еще будем торчать у границы Тибета и Сиккима, когда у одного из нас родится ребенок, другого покинет любимая девушка, а третьего будут ждать серьёзные осложнения по работе. И нас не окажется в Польше, чтобы радоваться или защищаться.

Но сейчас не время для грез. Пасха для нас — обычный рабочий день. Около восьми появляются носильщики. Быстро и ловко разбирают грузы (женщины получают самую легкую поклажу), и мы трогаемся в путь.

Дорога идет лесом, потом спускается на дно потока. Широкое русло заполняется водой только летом, в период муссонных дождей. Теперь поток прижался к противоположному берегу. Между большими валунами пробивается сезонная растительность. С нашей тропки видно высоко вознесшуюся главную морену ледника Канченджанга. Уже само это название для нас — сладчайшая музыка: ведь точно так же называется расположенная неподалеку третья вершина мира!

Через несколько часов мы покинули дно потока. Вытоптанная тропа вела через густой еловый лес. Как он похож на лес в Татрах! Я петлял между деревьями, пока наконец не добрался до небольшой травянистой полянки. Здесь уже сидел Юзек. Я пристроился рядом. Издали просвечивал серый бок морены.

Пес редеет, мы выходим на каменистый склон. Справа, в устье боковой долины, белеют крутые вершины шеститысячников. Морена прямо перед нами. Каменная стихия гигантских валунов, как в Гусеничной долине в Татрах. Налетает ветер. Мы прибавляем шагу: холод пробирает до костей. По тропе добираемся до вершины морены.

Здесь, между камнями, ищем защиты от ветра, чтобы дождаться друзей и носильщиков. Но тщетно: ветер сечёт как бичом, начинает падать мелкий снег.

Наконец показались красочные фигуры наших и навьюченные багажом носильщики. Только сейчас, когда день близится к концу, они прибавили шагу. Вместе с ними мы миновали второй взлет морены — круглую щебнистую осыпь.

Перед нами живописный вид, но как он отличается от того, что мы ожидали увидеть!

Ледника нет, он значительно отступил, а морена, перегородившая долину, — это всего лишь осколок далекого прошло го. Ниже морены долина расширяется, образуя плоский луг, поросший сочной травой и зеленым карликовым кустарником. По другую сторону реки виднеются темные каменные дома деревни Кангбахен. Невзгоды завершающегося перехода словно отступили, мы понеслись вниз как на крыльях. Когда на лугу мы сбросили рюкзаки, появился Сонам.

— No good place. Come further, sahbs! (Это плохое место. Пойдемте дальше, саибы!) — просит он нас.

Мы нехотя исполняем его просьбу. Минут через пятнадцать добираемся до укромного уголка, рядом с мореной ледника Жанну, сползающего на ледник Канченджанга. Мешки летят наземь с натруженных плеч. Начинается ежедневный ритуал организации бивака, приготовления пищи. Носильщики отправились ночевать в деревню, зато явились любопытные жители в сопровождении детворы. Стало уже темно; при свете костра мы чистим «деликатес» — купленную здесь молодую картошку. Вероятно, это уже последняя на ближайшие месяцы. Сознание того, что мы запаздываем, что из-за неудачи с самолетом разобщены на две группы и что ничего не знаем о судьбе большого каравана, настраивало на грустный лад. Стояла уже середина апреля. В Гималаях это пора активной деятельности альпинистских экспедиций. Вероятно, многие готовятся к штурму вершины. Мы же пока не добрались и до базы и вообще еще не видели нашу гору.