Сестра Морфея. авантюрный роман - Владимир Козлов

– Я бывший офицер КГБ, – гордо заявил директор.

– Как же вы офицер КГБ позволили ограбить клуб штатскому человеку? – иронически заметил Жидков.

– Я не ожидал, – оправдывался директор, – он схватил деньги и ушёл. А попробуй у него забери их, он бедовый и отчаянный, запросто может перейти к дерзким действиям. Ему челюсть сломать человеку, что вам высморкаться. Он же всю молодость в тюрьме провёл.

Никто не заметил, как после брошенной последней фразы Хаджи нервно вздрогнула Людмила Ивановна.

Опер пытливо и внимательно вглядывался в лицо директора. Засохшая слюна в уголках рта и перекошенный рот придавали этому лицу омерзительный вид. Тело директора тряслось мелкой дрожью и, когда он разговаривал, то постоянно подпрыгивал в кресле.

– А зачем вы таких кадров на работу принимаете? – улыбнулся Жидков и, встав со стула, подошёл к окну, где, напротив, через дорогу возвышался многоэтажный дом, с сетью магазинов.

– Нужда была вот, и пришлось взять, – донеслось до ушей опера, раздражённый голос директора.

Жидков оторвался от окна и повернулся к директору:

– Да вы не возмущайтесь Александр Андреевич? – На этот вопрос вы мне можете не отвечать. Да и не вопрос это был, а так нравоучительная ремарка. Кадровый вопрос – это ваша прерогатива, клуб же частный, значит хозяйничать можно по своему усмотрению. А мне собственно всё равно кто и кем у вас работает. Хотя Платон в городе личность известная и слава о нём идёт только позитивная, и я являюсь его сторонником во всех его начинаниях. И то, что было в молодости в счёт не идёт. Он был ценным руководителем, прекрасным семьянином, каким и сейчас является. Таким людям памятники нужно воздвигать. Он спорт в нашем городе сдвинул с мёртвой точки. На правильные рельсы поставил его. Портрет Винта висит в нашем краеведческом музее.

– Люди со временем меняются и за свои поступки не дают никакого отчёта, – начал доказывать с пеной изо рта Хаджа.

– Напрасно вы так Александр Андреевич. У человека в его возрасте может измениться только поведение, но никак не деяния. Каким его воспитали, таким по жизни он и идёт. И не надо мне навязывать свою философию. Я хоть и моложе вас, но в людях разбираться меня научили. А это главное в моей профессии! А вы сейчас идите с прапорщиком и пригласите сюда этого опасного «налётчика».

Их не было около пяти минут, и о чём в это время Жидков беседовал с новой сотрудницей, директору было не ведомо. Хаджа был полностью уверен, что она его полностью поддержит.

Первым в кабинет вошёл Винт. Он был спокоен и невозмутим. В правой руке, у него были зажаты все конверты, которые он сгрёб со стола.

За ним проследовал Хаджа и, заняв своё место в кресле, с видом победителя смотрел на Платона.

Прапорщик остался стоять около входной двери. Жидков в это время знакомился, с какими – то бумагами.

– Присаживайтесь Сергей Сергеевич, – не отрываясь от бумаг, спокойно сказал он.

Платон сел на стул, который стоял напротив опера.

– Вот Александр Андреевич утверждает, что вы свой коллектив оставили без зарплаты, – отложил он бумаги в сторону, и чуть заметно улыбнулся.

– Александр Андреевич может утверждать только то, что он большой прохиндей и двурылая личность.

– Вот видите, – взбеленился Хаджа и вскочил с кресла. – Даже в присутствии сотрудников милиции он меня обзывает двухкрылым. Прошу это занести в протокол.

– Ха, Ха, – громогласно на весь кабинет зашёлся Винт:

– Ты себя переоцениваешь. Причислять тебя к семейству двукрылых, – это было бы почётно для тебя. Я сказал, что ты двурылый. А почему? – Потому что ты имеешь два лица, и не на одно нельзя указать, что оно порядочное. А непорядочное лицо – это уже рыло.

Хаджа надеясь, что милиция защищает его позиции, попытался сделать устрашающий выпад в сторону Платона.

– Сядьте на место Александр Андреевич и не мешайте мне допрашивать подозреваемого гражданина, – о сёк опёр Хаджу.

Тот, заправил выехавший из брюк угол рубашки и довольный опустился в кресло. По его лицу было видно, что слово «подозреваемый», ему понравилось.

– В данный момент он уже обвиняемый, – перешёл на спокойный тон Хаджа.

Платон с брезгливостью презрительно смотрел на этого мерзкого человека, которому он в своё время все блага предоставил при переселении в этот город.

Он, положил перед Жидковым шесть конвертов.

– Вот, пожалуйста. Я никого не грабил, а зарплату, как старший тренер взял только для своих тренеров. Таков порядок в клубе. У меня же нет конверта уборщиц, водителя и директора. Но для полной ясности должен вас предупредить, что официально в клубе никто не оформлен, даже его дочь. А это значит, что он скрывает налоги от государства. Все трудовые книжки у нас на руках.

После этих слов лицо директора вытянулось, в глазах появился испуг, и он вновь показал свои эмоции.

– Врёт он всё. Арестуйте его. У меня свидетель есть, как он нагло схватил конверты, – после чего переведя взгляд в сторону Шабановой, взвизгнул. – Ты – то курица, чего молчишь?

– Успокойтесь Александр Андреевич, – внушительным голосом поставил Жидков на место Хаджу. – Вот как раз Людмила Ивановна утверждает обратное, но это ещё не всё. Пока вы ходили за Сергеем Сергеевичем, мне тут на вашем столе попались любопытные бумаги. Ознакомить вас с ними?

– Какие бумаги? – заволновался Хаджа, – у меня кроме заявлений, вновь поступающих учеников, и спортивных протоколов ничего не может быть на столе.

– Вот одно из заявлений я и хочу вам зачитать.

– Извольте, прочтите, – недобро покосился он на Людмилу Ивановну.

– Это заявление из ПРИВАТБАНКА, в наш районный отдел судебных приставов. У вас там задолженность имеется по кредиту 658921 рублей. И в целях исполнения требований, содержащихся в исполнительном документе, просят наложить арест и обратить взыскание на имущество, принадлежащее должнику, Хадже А. А., а именно автомобиль ВОЛЬВО 2007 года.

Жидков прекратил читать и перевёл свой взор на директора.

– Продолжать дальше? – а то у меня здесь ещё интересней бумаги имеются.

Хаджа сидел, молча обдумывая ситуацию. Никак не думал он, что так резко обернётся всё против него. В душе он негодовал, не на себя, а на Людмилу Ивановну. Он понимал, что кроме неё никто его так неожиданно подставить не мог. На него вдруг нахлынуло чувство гнева, и он с кресла бросился на неё.

– Дура, – заорал он, замахнувшись на неё рукой, которая сжимала в руках авторучку.

Спокойно стоявший прапорщик успел перехватить его руку, заломил её и быстро щёлкнул браслетами.

– Отведите его в машину, – дал команду прапорщику Жидков, – а Людмила Ивановна сейчас заявление напишет, и мы оформим его на 15 суток. А потом дело передадим в ОБЭП, пускай они вместе с налоговиками проверят этот сомнительный клуб с романтическим названием и «чёрными конвертами».

Прапорщик загнул в дугу Хаджу, вывел из кабинета, и только эхом пронеслось по всему залу «Людка ничего не пиши»

В кабинете воцарилась тишина, будто кто – то оборвал песню. Первым нарушил молчание Жидков.

– Ну, вы господа спортсмены учудили у себя революцию! – и вопросительно посмотрев на Людмилу Ивановну, спросил:

– Заявление писать будем?

Она отрицательно покачала головой и, опомнившись, заявила:

– Лучше будет, если вы его у себя до утра в клетке подержите. Пускай не строит из себя интеллигента.

– Всё ясно! – встал Жидков со стула, – воля ваша! – и, протянув руку Винту, многозначительно заявил:

– А вам бы не мешало сейчас перейти через дорогу и купить Людмиле Ивановне большую шоколадку. Это она мне глаза открыла на нелепую бухгалтерию Хаджи. Так и быть я его закрою до утра, – пообещал он.

– Не получится, – возразил Сергей Сергеевич, – он сейчас воспользуется правом телефонного звонка. Свяжется со своим родственником Смородинным и тот его освободит.

– Без моего ведома его никто не отпустит, а уж я постараюсь, чтобы этого права его лишили. А если он начнёт кочевряжиться, то пятнадцать суток я ему всеми правдами и неправдами устрою. И коль у него такой важный родственник, вам бы Людмила Ивановна нужно написать заявление. Не обессудьте, но ситуация того требует. Ходу я ему не дам, но оно может быть для меня громоотводом, от чиновника любого ранга.

– Пиши, – посмотрел Винт на Шабанову, – если уж влезла в это болото, то будь последовательной, и благоразумной, как дева Мария.

Людмила Ивановна взяла чистый лист бумаги, и под диктовку опера написала заявление.

ПРОЩАЙ СИБИРЬ

В кабинете директора после ухода сотрудников милиции нависла поразительная тишина. Людмила Ивановна, в полном безмолвии, что – то писала на чистом листе бумаги и не смотрела на старшего тренера. Иногда она отрывалась от бумаги и бормотала себе, что – то под нос. Затем вновь старательно выводила буквы на белоснежном листе.