Крест на ладони - Анна и Татьяна Аксинины

были пойти в школу в один год. Это тоже мама подсказала, что в школу тогда принимали только в полные семь лет. Фамилии, имена и даты были написаны от руки, ручкой с пером, которую макали в чернильницу: периодически линии становились тонкими и бледными, потом снова – четкими, жирными. Написание букв и цифр было не современным, упрощенным, а со всякими непривычными завитушками, точками. Перед каждой фамилией стояла более светлая и широкая (видимо, карандашная) «галочка», означавшая «проверена». А внизу было дописано другим почерком и тем же карандашом:

«Помимо списка проверена:

Степанова Елена, фев.51, без док-та, в гостях у Домниковой М. П. с матерью Степановой А.С., проживающей в с. Кузоватово».

И подпись проверявшего.

– Как же эта Степанова Елена выкрутилась без документа?

– Ну, что Вы, как можно? Без документа её бы в два счета забрали. Но её родители, проживавшие в Кузоватово, предъявили метрику на следующий же день, от нее и отстали. А у нас эта девочка на первом месте в списке кандидатов.

– Почему?

– По двум причинам. Её бабушка, Мария Петровна Домникова дружила с Еленой Ивановной Сушковой. А ходили они друг к другу по тропинке за огородами, то есть лесом. А вторая причина: кроме дочери Александры Семеновны, по мужу Степановой, у Домниковой был сын, Эдуард Семенович, и работал он председателем Кузоватовского сельсовета. Это его подписью заверен список.

– Да, вижу. Значит, он мог сделать ей новую метрику и вписать в журнал регистрации?

– Теоретически – мог. Если оставалось свободное место, мог внести задним числом. Почерк совпал, чернила – те же, не подкопаешься.

– Да, это – новая для меня версия, я не думала, что метрику могли подделать. Но ведь кроме родной сестры, Александры Степановой, кто-нибудь еще мог попросить Эдуарда Семеновича о подобной услуге: по-соседски или за деньги?

– Маловероятно. Уж очень велик риск для обеих сторон. Другое дело – своя семья.

– Вы, конечно, искали Елену Степанову, а почему не нашли?

– Мы, собственно, еще продолжаем её искать. Владимир Степанов, муж Александры, жил в Ташкенте, а здесь служил в армии. После армии поженились, жили сначала в Шабалихе, потом в Кузоватово, а вскоре переехали в Ташкент. Странно, что их кузоватовские соседки разошлись во мнениях, сколько же детей было у Степановых: одна говорила, что трое, другая, что двое. Позднее к Александре перебрался брат, а потом они и мать увезли в теплые края. Теперь это – другая страна, запрос послали, но нам ответили, что указанные лица на территории Узбекистана проживали до 1990 года. А куда выбыли и живы ли, неизвестно.

«Хорошо, если живы родители. А сама Елена могла несколько раз фамилию сменить. Ей же в прошлом году 51 исполнилось. Она старше мамы. У нее не только дети, но и внуки могут быть».

–Да, вы сказали, она на первом месте, а кто на втором?

–На втором и третьем – погодки Рудых. Это была многодетная семья, десять детей. Отец – скотник, мать – доярка. Они в том году погорели. Родители были на работе, за младшими присматривали старшие дети-школьники. При пожаре погибли двое детей, (а, может, и трое) и почти все получили ожоги. Рудых временно разместили в клубе, а он располагался напротив дома Сушковых. Документы им выдали с их слов уже после 5 октября.

– То есть, они могли сказать, что умерли не трое, а двое?

– Да, и никто их особо не проверял, тем более – самых маленьких. Даже комиссары к погорельцам отнеслись с пониманием: нет документов, потому что сгорели. Непонятно только, зачем им лишний рот, чужой ребенок, восьмой по счету?

– Да ведь у многодетных потому и много детей, что они любят их и не считают обузой. Может, просто пожалели девочку. Может, она к ним в клуб сама забрела. Или её бабушка успела привести.

– Ну, Марина, у Вас и фантазия! А я, признаться, думал, шеф просто от нечего делать в этой семье ищет.

– Ну, и что, нашёл?

– Пока – нет. Изо всей большой семьи в деревне остался один Павел Рудых, которому было в 52-м году всего 4 года. Пожар он помнит хорошо, а дальше, примерно до школы – провал в памяти. Родители уже умерли, другие дети – по всему свету разлетелись, он с ними не переписывается. Их после пожара осталось шесть сестер и два брата. Старшего брата уже нет в живых, а сестры, вроде бы, живы. Жена Павла обменивалась с ними открытками, но она умерла, а он даже адресов не смог найти. Сказал только, что Света в Прибалтике, а Лида – в Белоруссии, а может, и наоборот. Обе замужем, а новых фамилий не помнит.

– Он что – умственно отсталый?

– Да, есть немного.

– Жаль. И что же теперь делать?

– Да ничего не поделаешь, остается ждать откликов на публикацию. Кстати, был звонок от одной читательницы, преподавателя Университета. Она говорила о своей коллеге, некой Жуковой Анне Викторовне, мать которой родом из Шабалихи.

– А как девичья фамилия матери, не спросили?

– Обижаешь, начальник! – перешел на блатную интонацию Евгений, и Марина засмеялась, так это вышло неожиданно и забавно. – Конечно, спросил. Подруга не знает фамилию ее матери, и точный возраст – тоже. Но про Анну Викторовну сказала, что она родилась в январе семьдесят четвертого, ей двадцать восемь, как и мне, всего на две недели старше. Примерно подходит. Она завтра приедет из Омска и позвонит в контору.

«Какой дотошный, все выспросил! Отличный у меня помощник, – порадовалась Марина и даже слегка возмечтала. – Хорошо бы мать Жуковой оказалась Степанова или Рудых!» Но, боясь сглазить, сказала другое:

– А как насчет остальных кандидаток?

– Все остальные – на четвёртом месте, проходят по версии: «внезапная смерть ребенка, не зафиксированная официально».

«Да, в тоталитарном государстве это весьма сомнительно. Это на родине Эндрю Сушкова не требуют документы ребенка ни в детском саду, ни в школе. Там ребенка можно любым именем назвать. Но мы будем думать, что шанс есть. А иначе – не стоило все это затевать».

* * *

«Вот так деревня!» – в который раз воскликнула про себя Марина. Шабалиха поражала своим цветущим благоустроенным видом. Строгие ряды типовых одноэтажных домов из белого кирпича или бруса утопали в зелени на асфальтированных улицах. В центре деревни были даже тротуары, обсаженные подстриженным кустарником. Здесь располагались контора, школа, детский комбинат с целым парком за оградой, поликлиника, почта.

Женя провез её и на окраинную улицу, где стояло несколько домов попроще. Он показал, где был дом Сушковых, а где – Домниковых, последний на улице. Их огороды и сейчас выходили в сосновый лес и имели калитки. Марина прошлась от «от Домниковых до Сушковых» и обратно по лесной дорожке. Это заняло от силы минут пять, даже ребенок не потратил бы