Сегун. Книга 3 - Джеймс Клавелл

Завещание начиналось словами: «Долг правителя провинции – обеспечивать мир и безопасность населения, а не прославлять своих предков или обеспечивать потомков».

Одна из максим гласила: «Помните, что везение и невезение должны быть оставлены на волю небес и зависят от законов природы. Они не покупаются молитвами или хитроумными интригами, придуманными людьми или мнимым святым».

Торанага подумал и вместо «людьми или мнимым святым» написал «людьми, какими бы они ни были».

Обычно он радовался, заставляя себя облекать мысли в ясные и короткие формулы, но в последние дни и ночи все его самообладание уходило на то, чтобы играть столь несвойственную ему роль. То, что это ему удавалось, радовало, но и пугало: как люди могут быть столь доверчивы?

«Слава богам, что это так, – ответил он сам себе в миллионный раз. – Приняв „поражение“, ты дважды избежал войны. Ты все еще в ловушке, но теперь твое терпение принесло плоды и у тебя появился новый шанс.

Нет, возможно, появится шанс, – поправил он себя. – Если только все это правда, если эти секреты не подсунул враг, чтобы совсем тебя запутать».

Боль в груди, слабость и головокружение обрушились на него неожиданно – пришлось сесть и глубоко дышать, как много лет назад показали ему учителя дзен: «Десять глубоких вдохов, десять медленных поверхностных, погрузи свой разум в пустоту… Там нет прошлого и будущего, тепла и холода, боли и радости – из ничего в ничто…» Скоро ясность мысли вернулась к нему. Тогда он встал, подошел к столу и взялся за письмо. Он просил мать выступить посредницей между ним и сводным братом и представить ему предложения о будущем клана. Первая просьба, с которой он обращался к брату, – подумать о женитьбе на госпоже Осибе:

«…Конечно, с моей стороны это неразумно, брат. Многих даймё разъярят мои „возмутительные амбиции“. Но такая связь с Вами упрочит мир в государстве и подтвердит наследование Яэмона – в Вашей лояльности никто не сомневается, хотя некоторые ошибочно ставят под сомнение мою. Вы, несомненно, можете взять и более подходящую жену, но госпоже Осибе вряд ли удастся найти лучшего мужа. После того как будут убраны все изменившие Его Императорскому Величеству, я снова займу свое законное место главы Совета регентов. Тогда я попрошу Сына Неба потребовать этого брака, если Вы согласитесь нести такую ношу. Я всей душой чувствую, что подобная жертва – единственный путь, которым мы можем обеспечить продолжение нашей династии и выполнить наш долг перед тайко. Это первое. Во-вторых, Вам предлагаются все земли христиан-изменников Киямы и Оноси. В настоящее время они вместе с иностранными священниками замышляют предательскую войну против всех даймё-нехристиан; война будет поддержана вторжением вооруженных мушкетами чужеземцев – подобные замыслы уже вынашивались против нашего сюзерена, тайко. Далее, Вам предлагаются все земли других христиан острова Кюсю, которые встанут на сторону изменника Исидо в последней битве со мной. (Известно ли Вам, что этот крестьянин, этот выскочка был столь дерзок – и это уже не секрет, – что намеревался распустить Совет регентов и жениться на матери наследника?)

И взамен всего этого, брат, мне нужны тайный договор о союзничестве сейчас, обеспечивающий безопасный проход моих армий через горы Синано, и совместное выступление под моим руководством против Исидо – выбор времени и образа действий остается за мной.

В знак моего доверия я сразу же посылаю моего сына Судару, его жену, госпожу Гэндзико, и их детей, включая моего единственного внука, к Вам в Такато…»

«Это не действия побежденного, – сказал себе Торанага, запечатывая свиток, – что сразу станет ясно Дзатаки. Да, но теперь капкан поставлен. Дорога через Синано – мой единственный путь, и брат – мой первый шаг на пути к равнинам Осаки. Но верно ли, что Дзатаки нужна Осиба? Не слишком ли многим я рискую, полагаясь на глупую болтовню слуг, которые вечно где-то слоняются и что-то подслушивают, на шепот в исповедальне и бормотание отлученного священника? А что, если Гёко, эта пиявка, просто солгала ради каких-то своих выгод? Два меча – вот настоящий ключ ко всем ее секретам. У нее наверняка есть улики против Марико и Андзин-сан. Почему бы еще Марико пришла ко мне с этой просьбой? Тода Марико и чужеземец! Чужеземец и Бунтаро! Э-э-э, жизнь такая странная вещь…»

Знакомая боль опять подступила к груди. Через несколько минут он написал письмо, которое намеревался отправить с почтовым голубем, и с трудом потащился вверх по лестнице на голубятню. В одной из клеток он тщательно выбрал голубя из Такато и прикрепил ему на ногу маленький цилиндрик с посланием. Голубя он посадил в открытой клетке наверху – улетит сразу же, как рассветет.

В послании к матери он просил обеспечить безопасный проезд Бунтаро, который везет важное известие ей и его брату. И подписано оно было, как и само письмо: Ёси Торанага-но Миновара. Этот титул он использовал впервые в жизни.

– Лети спокойно и уверенно, маленькая птичка, – напутствовал он голубя, погладив его оброненным пером. – Ты несешь наследие десяти тысяч лет…

Глаза Торанаги еще раз обозрели расстилающийся внизу город. Узенькая полоска света очерчивала западный горизонт. Внизу у пристани светились крошечные, с булавочный укол, факелы, что окружали корабль чужеземцев.

«Вот еще один ключ», – подумал он и стал снова и снова обдумывать три секрета. Он знал, что ему чего-то не хватает…

– Хотел бы я, чтобы Кири была здесь, – признался он ночи.

Марико стояла на коленях перед зеркалом из полированного металла. Наконец она отвела взгляд и посмотрела на нож, который держала в руках. Лезвие отражало свет масляной лампы.

– Мне бы надо воспользоваться тобой, – сказала она, охваченная горем. Ее глаза обратились к Мадонне с Младенцем в нише, украшенной цветущей веткой, и наполнились слезами: «Я знаю, что самоубийство – смертный грех, но что мне делать? Как жить с таким позором? Лучше покончить со всем, пока меня не предали».

Комната была очень тихая, как и весь их семейный дом, построенный внутри кольца укреплений и широкого рва с водой, которые окружали замок; здесь имели право жить только самые доверенные и надежные хатамото. Через разбитый у дома сад за бамбуковым частоколом бежал маленький ручей, отведенный от одной из многих окружающих замок речек.

Услышав, что заскрипели, открываясь, передние ворота и слуги сбегаются приветствовать хозяина, Марико быстро спрятала нож и вытерла слезы. Раздались шаги. Она открыла дверь и вежливо поклонилась Бунтаро. Он явно был в мрачном расположении духа. Торанага, сообщил он ей, опять передумал и приказал ему отправляться немедленно.