Сказочные повести. Выпуск десятый - Виктор Виткович
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Тебе водить, — сказала Чёрная душа Лёле.
Лёля сунула руку в карман, вытащила «сливочные коровки», которые ей дала Зоя, раздала бабам по конфете, уткнулась в серебряное от снега дерево, честно зажмурила глаза и стала считать:
— Раз, два, три, четыре…
Неуклюже прыгая через сугробы, бабы спрятались за ближайший куст и, посасывая конфеты, шептались.
— Пока эта дура бегает за часами, мы сами остановим сердце девчонки, — сказала Чёрная душа.
Бумажная душа кивнула.
— Сейчас я его остановлю с помощью волшебных чернил…
И сунула руку за пазуху, где у неё хранился, как в портфеле, ворох каких-то пожелтевших бумаг.
— Иди-ка ты со своими чернилами! — сказала Чёрная душа, но, заметив, что Бумажная душа обидчиво поджала губы, добавила примирительно: — Ты, дура, не обижайся, твои чернила ещё пригодятся… Я тебе сейчас покажу, как убивают сердце клеветой… Ау-у! — крикнула она фальшивым голосом. — Можно-о!
— Иду-у!.. — сказала тоненьким голоском Лёля и пошла прямо к кустам, где сидели бабы, глядевшие на неё сквозь сучья холодными глазами.
Увидев баб, Лёля захлопала в ладоши, засмеялась и побежала обратно к дереву.
— Раз-два-три! Всех застукала!
Бабы зашагали к ней.
— Ну, теперь вы водите, а я спрячусь, — сказала Лёля.
— Нет, — сказала Чёрная душа. — Садись!
Лёля села на пень, чинно сложила руки и поглядела на бабу чистыми глазами.
— Вот что, — тяжело вздохнула Чёрная душа. — Ты хорошая девочка, но с тобой поступили подло…
— Кто? — удивилась девочка.
— Митя.
— Митя? Со мной? — И Лёля звонко рассмеялась.
— Он продал нам твоё сердце за три рубля.
Но Лёля продолжала смеяться.
— Ты, конечно, не веришь, — сказала Чёрная душа. — Ты, наверное, думаешь, что твой Митя царевич, который скакал на сером волке…
— Царевич, — кивнула Лёля.
— На самом деле он серый волк, а не царевич! Да, да, что ты на меня так смотришь!
— Спасибо, что вы со мной шутите, — сказала Лёля.
Бумажная душа покосилась на Чёрную, скривилась и махнула рукой.
Чёрная душа терпеливо продолжала:
— Я не шучу; Митя — тот самый волк, который съел Красную Шапочку…
Лёля насторожилась.
— Да, да. Он съел сначала бабушку, потом Красную Шапочку, потом трёх поросят…
— Потом семерых козлят? — спросила Лёля.
— Вот видишь, девочка, ты немножко и поверила…
— Нет, нет! Не поверила! Не поверила! Он не волк! Это вам показалось!
— Все мы раньше думали, что он не волк, — продолжала Чёрная душа, — но однажды…
И она начала рассказывать про Митю одну историю хуже другой. Она знала, что, если Лёля даже не всему поверит, капелька клеветы в её сердце останется. Капелька за капелькой, сердечко медленнее и медленнее, глядишь, и остановилось…
Чёрная душа врала вдохновенно. И действительно, отравленное сердце девочки билось всё медленнее! А с часами во всём мире стало твориться такое, чего никогда ещё не бывало.
Первым это заметил мастер Петушков в городе Ярославле. Он сидел в своей мастерской. На стенах качались маятники, тикали ходики, и круглые столовые часы, и старинные с фарфоровыми амурами, и корабельные хронометры, и электрические, и ручные часы разных форм. На стекле чернела надпись: «ямерв еончоТ» — «Точное время» — с обратной стороны.
Все было как обычно. Мимо окна, которое было заставлено часами и продувалось вентиляторами, шли прохожие; на них большими хлопьями падал снег. Перед мастером стояла баба, закутанная в платок. Из-под него торчал нос, похожий на морковку, но на улице был такой мороз, что это не удивило мастера.
Возле бабы на прилавке лежали золотые часики в форме сердца, с толстой цепочкой. Мастер скучающе смотрел на Продажную душу, а она орала, как на базаре:
— Даю тридцать два!
— Слушайте, — устало сказал мастер. — Это не частная лавочка, у нас не торгуются!
И он присел за свой столик, где лежали пинцеты, стрелки, пружины и циферблаты с арабскими и римскими цифрами.
— Я бедная женщина! — вдруг всхлипнула баба. — Тридцать два рубля сорок копеек. И ни копейки больше!
Не успела она это сказать, как маятники на всех часах задрожали, качнулись в одну сторону, будто кто-то невидимый прошёл мимо с огромным магнитом, потом отлетели назад и пошли медленнее.
В изумлении мастер привстал. Баба вытаращила глаза.
— Что такое? Что такое? Что такое? — встревожилась она.
— Что-то случилось со временем, — сказал мастер; у него затряслись руки.
Баба сразу сообразила, в чём дело, и взвизгнула:
— Эти подлые бабы сами останавливают её сердце!
— Что?! — не понял мастер.
Продажная душа швырнула на стол пачку денег:
— Чёрт с тобой!.. Пользуйся!.. — схватила часы и умчалась.
Петушков как потерянный поглядел вслед бабе, подбежал к морскому хронометру, взял свой пульс, сосчитал и ахнул. Двести двадцать!
Это был единственный случай, когда мастер Петушков, который всегда всё знал, не мог даже самому себе объяснить, что случилось.
11
Над Щучьим озером свистел ветер. Уткнувшись в варежки, Лёля горько плакала. А Чёрная душа стояла над девочкой, рассказывая про Митю плохое.
— Всё равно не верю, — всхлипывая, говорила Лёля. — Это выдумали злые люди, они вас обманули…
— Выдумали, — горько усмехнулась Чёрная душа. — И я была счастливой матерью трёх детей. И у меня был дом, и салфеточки на комоде, и телевизор… Так было хорошо! Дети играли в чижика, а Митя их съел!
Бумажная душа, писавшая что-то вороньим пером, поддержала Чёрную душу:
— Он и меня чуть не съел…
— И её, — кивнула Чёрная душа. — Мы спаслись от Мити, притворившись снежными бабами, чтобы нас холодно было есть.
Такое количество подробностей подействовало на доверчивую душу девочки. Она грустно спросила:
— А где сейчас Митя?
— Наверное, где-нибудь сидит и кого-нибудь ест, — сказала Чёрная душа.
— Неужели? — прошептала Лёля.
Где же в это время на самом деле был Митя? Почему он не мчался на помощь девочке, сердце которой было в опасности? Очень просто: он всё ещё сидел в избе и, насупившись, чистил картошку.
Медленно шли на стене ходики, словно маятник цеплялся за что-то невидимое. И в трубе слышался вой:
«У-у-у-у… Он хочет съесть бабу Ягу-у… Он уже вылетел за нею в трубу-у… У-у-у-у…»
Митя подозрительно посмотрел на вьюшку трубы.
Мать рогатым ухватом вытащила противень из печи: пирог был бледен и тонок, он не поднялся, не подрумянился.
— Не пекутся пироги! — воскликнула мать. — Что за напасть! — и с сердцем сунула противень в печь. Ей даже и в голову прийти не могло, что это время останавливается.
Митя очистил последнюю картошку и бросил нож. В раздумье он подошёл к окошку, покрытому ледяными узорами.
— Где искать её?.. — пробормотал он с тоской.
Внезапно солнечный луч багровым огнём осветил снежные узоры, окно вспыхнуло и стало похоже на карту. Митя пальцем повёл по снежным иероглифам, бормоча:
— По Волчьему логу до горелого пня…
— Что? — спросила мать.
— Не мешай! — сказал Митя. — От горелого пня до Лысого болота через Кузькин брод…
— Помешался… — сказала — мать, вытаскивая ухватом второй пирог.
— …И овражком до Щучьего озера!
Стрелой Митя кинулся к шубе.
— Ты куда?
Митя сразу поднял дикий рёв. Мать махнула на него рукой.
— Ладно, иди, — сказала она. — Это от твоего крика пироги не пекутся.
И Митя выбежал на улицу.
12
А время в мире останавливалось. Замедляли ход швейцарские часы с гарантией на пятнадцать лет, и те часы, которые продают в стакане с водой, и даже самые точные на свете, которые идут по звёздам…
Лёля сидела на пеньке, с закрытыми глазами; её сердце билось чуть слышно, и каждый удар будто уносил частицу её жизни.
— Теперь веришь? — усмехнулась Чёрная душа.
— Нет, — прошептала Лёля.
— Ещё что-нибудь расскажи, — буркнула Бумажная душа Чёрной. Та кивнула.
— А ты знаешь, зачем Митя поступил в школу?
— Учиться… — едва слышно сказала Лёля.
— Ну да! Чтобы съесть двенадцать учеников из третьего класса и тринадцать из параллельного. А потом он хочет съесть учительницу и дядю Васю.
— Не хочет! — сказала Лёля.
— Хочет, хочет! — сказала Чёрная душа. — Он давно бы их съел, да ждёт, когда зажгут ёлку…
Ах, если бы в это время двенадцать учеников из третьего класса и тринадцать из параллельного и все остальные мальчики и девочки вместо того, чтобы кататься на катке, пришли на помощь Лёле! Но они ничего не знали.
Каток был устроен на деревенском пруду и окружён сугробами. На старте и финише навалом лежали шубы и шапки. Трое мальчишек готовились к старту. А у финишной черты стоял дядя Вася с секундомером.
