Опция поиска. Книга четвертая из серии «Сказки мегаполиса» - Авторская редакция

Отдышавшись, направилась в ванну высморкаться и смыть выступившие

слезы. По дороге в ванну вспомнила, что у нее отпуск.

Вот так, у нее с сегодняшнего дня отпуск. О котором она мечтала весь год.

Мечтала и строила планы. Как они с мужем поедут на несколько дней в Стокгольм.

Или в Прагу. Или в Мадрид. Но лучше в Стокгольм, там сейчас не так жарко.

А Лёнька даже не вспомнил. Ушел в свой «Скворечник» и не вспомнил. Фирма

его так называется – «Скворечник». Балконно-оконная. Оконно-балконая.

Ну, ладно – Лёнька. А как сама Лера могла позабыть? А почему нет? Могла. За

всей хренотенью, что происходит сейчас в семье, забыла. Забыла, заморочилась.

Она вяло присела на пуфик в прихожей, так и не дойдя до ванны.

«А поеду-ка я сейчас на дачу, – медленно, с расстановкой, сказала себе

Валерия. – А вот поеду. А папаша с дочкой нехай готовят себе разносолы сами. И

зачем стеснять родственников и мешать им общаться? Не будем мы мешать

родственникам общаться. Может, Воропаев мечтает повидать свою старую любовь.

Может, я его связываю по рукам и ногам. Не будем мы никого связывать. Пусть себе

общается. И к дочкиной мамане пускай вместе валят. С целью воссоединения

любящих сердец. Тем более, он отпуск брать собирался. В Стокгольм лететь. Или

Прагу… А тут лучше, тут – родной Глыбокоречинск. Вот счастье-то. Вот счастье…»

Она не заплакала. Еще чего. Вскочила резко, побросала в дорожную сумку

каких-то сухих полуфабрикатов и консервов, упаковку туалетной бумаги и стопку

пластиковых тарелок, гель для душа, тюбик зубной пасты и крем для рук. Вытащила

из холодильника полторашку питьевой воды, чтобы не умереть в дороге от жажды, и,

взглянув с содроганием на пачку сигарет, застегнула молнию раздувшегося саквояжа.

До двери дотащить она его не успела. Услышала, как ключ поворачивается в

замочной скважине. Вместе с поклажей нырнула в темную кладовую, где стояли

пылесос, гладильная доска, лыжи… Лёнькин ящик с разводными ключами и

отвертками… Притихла, осторожно потянув на себя дверь. Не дышала. Это почему-

то вернулся муж. Зачем вернулся? Сейчас это не важно. Важно, что ей совершенно

не хочется сталкиваться с ним в дверях. Хотя, глупо все это.

Нужно выйти с достоинством и проследовать мимо него куда-нибудь.

Например, в библиотеку. Или на кухню. Или сразу в прихожую, на выход, не сказав

при этом ни слова, как и он поступил с ней меньше часа назад. Но Лера не

сдвинулась с места. Потому что муж с кем-то разговаривал по смартфону.

Он разговаривал, войдя в квартиру, разговаривал, когда шел мимо двери, за

которой притихла Лера, продолжал говорить в библиотеке, одновременно что-то

торопливо перемещая на письменном столе. Судя по звукам. Он выдвигал ящики и

перекладывал с место на место шуршащие бумаги, и все говорил и говорил. Голос

его был сухой и непривычный. Механический? Деревянный? Лера никогда не

слышала у мужа такого голоса.

«На войне как на войне», – подумала Лера и приготовилась подслушивать.

– Никаких проблем не будет, Илья Борисович. Ей не то что половины не

принадлежит, ей вообще не принадлежит никакой доли. Да, все сто процентов мои.

Нет, ставить в известность жену я не планирую. А на каком основании она будет

возражать? Да не волнуйтесь вы так, Илья Борисович, никаких неприятностей у вас

не будет. Я знаю, как подстраховаться. Поэтому настоятельно прошу договор дарения

подготовить к моему приезду. Я сейчас к вам подъехать не могу, дел много, но по

электронке отправлю все отсканированные документы. Да, все – устав,

свидетельство о регистрации… Нет, у меня не ЗАО, у меня ООО. А оригиналы

привезу лично. Дело срочное, как вы понимаете. До встречи.

И затем Леонид, на ходу запихивая топорщащуюся кипу бумаг в портфель,

прошагал к входной двери.

Ильей Борисовичем звали его нотариуса. Не то чтобы нотариус Костенко был

Лёнькиным личным имуществом или числился в штате «Скворечника», где и получал

зарплату, но все вопросы, связанные со всевозможными доверенностями и

заверением многочисленных копий, Леонид издавна решал через Илью. Для

упрощения и ускорения всех процедур он время от времени приглашал нотариуса на

шашлык, а для закрепления хороших отношений оказал конкретную помощь рабочей

силой и стройматериалами, когда тот решил отстраиваться на своих сотках под

Рузой.

Лера услышала мягкий стук закрывающейся двери.

Зашибись.

Сведя брови к переносице и сосредоточенно наморщив лоб, она вышла из

закутка и меленькими шажочками направилась на кухню. Зачем-то. Дошла.

Постояла. Развернулась, пошла в библиотеку, где только что ее муж решал по

телефону технические вопросы дарения своей фирмы. Дарения кому? Неужто не

понятно?..

Лера всегда гордилась, что у мужа есть фирма. Что он у нее трудяга и

предприниматель. Что он не перепродает через Интернет или на рынке возле метро

дешевые товары, после чего они становятся уже не такими дешевыми, а делает что-

то сам, своими собственными руками. Образно выражаясь, конечно. Но тем не

менее, не перепродает.

Большая ли у Лёньки фирма? Не очень, бывают и побольше. Человек тридцать

или около того, включая трех менеджеров-замерщиков, бухгалтера и секретаря. Есть

водители на «газели», есть бригада слесарей, есть кладовщик. Остальные – ребята-

монтажники и отделочники. Прорабом выступает один из замерщиков, а иногда и сам

хозяин, некогда закончивший строительный техникум и даже успевший поработать в

этом качестве на пыльных стройках Москвы. Что-то Леониду на этих стройках не

понравилось, и он решил, что ему нужна своя собственная фирма, и она у него

появилась – жизнестойкая, отлаженная и приносящая надежный доход. А потом в его

жизни появилась Лера.

Лера никогда не стремилась стать совладелицей «Скворечника», так сказать,

де-юре и не обижалась, что муж эту тему ни разу с ней не обсуждал. И так ведь

понятно, что, если это Лёнино, то и Лерино. Как коттедж в Панкратовке, который

раньше принадлежал только ей, а теперь стал общим. Как их новая шикарная

квартира. Свою однушку Лера продала, а деньги, не задумываясь, вручила мужу,

чтобы тот, приложив их к полученным от продажи своих двух комнат в коммуналке,

купил эти апартаменты.

И вообще, она же не обижается, что набор разводных ключей или,

предположим, отверток, Леонид считает своими? Не обижается. Зачем Лере эти

отвертки? Совершенно они ей ни к чему. Она же не будет ими ничего отвертывать.

Валерия Бурова не была безропотной овцой или законченной идиоткой.

Просто доверилась мужу, как малое дитя, и, кажется, напрасно. Леонид решил

обойтись с ней, как прожженный циник, собравшись отписать новоявленной дочке их

семейный бизнес. Похоже, готовится к разводу, обобрав под занавес дуреху-жену до

нитки. И это понятно, ведь в рейтинге его ценностей Валерия теперь занимает

далеко не первое место, а самое распоследнее, если вообще участвует в конкурсе.

Теперь она для мужа никто. Или хуже, чем никто. Она для мужа помеха.

Но разве для нее это явилось открытием? Разве десять минут назад она

именно об этом не размышляла, растравливая рану? Что она мешает родственникам

общаться, и так далее?..

Оказывается, не всерьез размышляла. Не верила в эту дичь, чушь, абсурд и

ахинею. Теперь придется поверить и обживать новое место, которое ей только что

указали.

Место ей не нравилось, и обживать его Лере не хотелось. А хотелось дать

волю эмоциям, которые давно рвались наружу. Хлопнуть со всей силы крепкой

ладонью по столу, набрать в грудь побольше воздуха и рявкнуть, чтобы он катился

на все четыре и куда подальше, не забыв прихватить с собой наглую девку и девкин

«Скворечник», а потом шарахнуть об стену хрустальным тазиком для новогоднего

салата оливье, и чтобы толстые кусочки хрусталя тяжелым снопиком плавно

осыпались на плинтус.

Но для этого нужно, как минимум, дождаться возвращения супружника с

работы. Или куда он там отправился? Сил сидеть в четырех стенах и ждать у нее не

было абсолютно, и она снова ухватилась за распухший саквояж.

Лера бездумно крутила руль, продираясь сквозь пробки по московским шумным

магистралям, густо пахнущим выхлопом и свежеуложенным асфальтом, а потом

тащилась по пыльному республиканскому шоссе, встав в череду рычащего потока,

стремящегося к югу, а потом тряслась по выбоинам однополоски, которая вывела ее

к Панкратовке, где и была их дача. В душе царила горечь, а в голове пустота.

Прослонявшись весь день бесцельно по участку и так ничего не сделав

полезного и нужного, и даже толком не позагорав, и не макнувшись даже ни разу в

чистую воду ухоженного прудика, поздним вечером вернулась в Москву. Квартиру она