Теория и практика культурологических исследований - Ирина Мурзина

С начала XVIII в. возникают горные заводы. Особенностями металлургического производства того времени была привязанность к небольшим рекам или верхним течениям более крупных рек как источникам энергии, потребность в больших площадях лесов при заводах для выжига угля и т.п. Уже в самом пространстве завода закреплялась определенная система координат: «вертикаль» связывала его с недрами земли, «горизонталь» – с рекой. Такая система координат нашла свое пластическое воплощение в архитектурной планировке городов-заводов. Пространство заводского комплекса организовывала плотина, перегораживающая реку. Расположенная в самом центре города-завода, она становилась важным архитектурно-планировочным элементом, формируя центрический тип застройки. Завод, использовавший энергию воды, примыкал к телу плотины и находился в осушенном русле реки. Так застраиваются практически все города-заводы Урала.

Запрудившая реку плотина становилась как бы «сердцем» завода: весь последующий облик города будет так или иначе связан с нею. С нее город будет вести отсчет своего существования, она же становится той точкой относительно которой формируется культурный мир. Река, перегороженная плотиной, образовывала пруд, в который, как в зеркало будет смотреться город, постепенно расширяясь в разные стороны, но всегда ориентируясь в его сторону. «Вертикаль» городской застройки определялась тем, что в ансамбль заводского поселка всегда входила, связывая земное и надмирное пространства, церковь. «Классическим» городом-заводом можно назвать Екатеринбург.

Описание пространства было бы неполным без определения его границ. Пограничный характер географического положения региона (быть водоразделом между двумя равнинами) в культурном освоении приобретает семантику жизни «на границе Европы и Азии», несмотря на то, что географически граница проходит по восточному склону главного хребта Уральских гор. Ощущение жителя Урала, что он принадлежит и Европе и Азии наложило свой отпечаток на само восприятие и организацию жизни. «Европу» и «Азию», «просвещение» и «варварство» можно было обнаружить, к примеру, в характере промышленного производства, где достаточно долго сочетались передовые технологии производства металла и варварская вырубка леса. Или в жизни «горного города», затянутого в мундир с жесткой практически палочной дисциплиной, и формирующейся просвещенной интеллигенцией.

Жизнь «на границе Европы и Азии» ориентирует по частям света не только в отношении к векторам развития, но и во вполне закрепленных пространственных представлениях о границах «своего мира». И если границы Урала на западе четко фиксированы (и связано это в большей степени с уже освоенным и опредмеченным характером пространства Центральной России), то восточная граница смещалась по ходу заселения и колонизации края. И даже то, что Урал достаточно долго рассматривали как составную часть Сибири, свидетельствует о нечеткости и неявленности границ.

Эта незавершенность и неопредмеченность пространства заставляла двигаться все дальше и дальше на восток (организация приисков уральскими купцами-золотопромышленниками в Сибири), формировала тип землепроходца и первооткрывателя. С другой стороны, бесконечность и безграничность пространства влияла на характер человека: и здесь как два полюса жизни существуют «разгульные купцы» и внутренне определенные (даже жесткие) старообрядцы.

В самом понятии «граница» заложена бинарность конструкции: граница с кем или чем? Граница символизирует пространство связи различных культурных миров. Применительно у Уралу необходимо прежде всего обозначить контактность границ: в ходе заселения края интенсивно идет процесс межэтнического и межкультурного взаимодействия. Природно-климатические условия определяли характер трудовой деятельности, обусловливали контакты соседей, формируя особые системы жизнеобеспечения, взаимно обогащая как коренные народы, так и новых поселенцев (примером может служить такая форма освоения и приспособления к конкретному пространству как народное жилище, когда традиционный русский дом, адаптированный для жизни в конкретных условиях, обживается представителями коренных народов).

Границы – это внешние очертания. Их смысл углубляется при детализации пространства. И здесь мы должны ввести еще одну систему координат: центр – периферия геокультурного пространства.

Понятие «центр» полисемантично. Центр – это точка отсчета, ядро системы. В нем концентрируются хозяйственная деятельность и административные органы, формируются и транслируются идеи. Такими центрами на Урале становятся города. Они приобретают функцию консолидации и структурирования пространства, здесь определяется инфраструктура, экономические связи и рыночные отношения. Уральские города становятся теми «точками», которые «стягивают» пространства, объединяя его в некую целостность. Отличительной особенностью города как центра является его доминантная роль в трансляции культурных ценностей и форм организации повседневной жизни.

Проблема соотношения центра и периферии применительно к региону видится, таким образом, как исторически созданная иерархическая система, ценностно-значимым ядром которой сегодня являются крупные города – мегаполисы.

Оппозиция «центр-периферия» включает региональное пространство в более сложную систему отношений – взаимоотношения столицы (центра Российской государственности) и «провинции» (регионального пространства). Оставляя за границами нашего исследования политический смысл этого противопоставления, столь активно обсуждавшийся в последние годы, обратимся к чисто пространственному описанию.

Географическая удаленность Урала от столиц создавала необходимые условия для самоопределения и самоорганизации жизни региона. Уже само возникновение на уральской земле заводов, освоение доселе мало изученного края стимулировало творческую активность человека. Однако именно удаленность от центра рождала ощущение безнаказанности, а с ним – «дикие» формы управления и благоприятную почву для всевозможных злоупотреблений (не случайно, Демидовы воспринимали Урал как собственную вотчину). А если добавить к этому еще и исторически сложившееся использование Урала как места ссылки «неблагонадежных», «бунташных» людей и места жизни беглых (в том числе старообрядцев), то можно допустить, что такое сочетание самочинности и самодеятельности создавало необходимые условия, в которых происходило становление региона как целостности и формирования людей «с норовом».

Обратная сторона «удаленности» от центральной России видится в том, что на край до сих пор смотрят прежде всего как на богатую «кладовую», культурная ценность которой во внимание практически не принимается.

Так определение географических границ нас с неизбежностью выводит на более серьезную проблематику, связанную с самоопределением региона, с обретением им своего лица и осознанием своей роли, места и судьбы.

2. Историко-культурная составляющая включает историю заселения и освоения региона, сформировавшийся в данном регионе тип культуры и доминирующий тип личности, закрепившиеся в общественном сознании.

Региональная идентичность жителя Урала тесно связана с осознанием общенациональной идентичности. Прежде всего, и это исторически обоснованно, «пришлые» на Урал люди связывали себя с местом, откуда они были родом (с русского Севера, из Курской области и т.п.). В характере их жизнеустроения прежде всего отмечаются характерные черты «материнской» культуры. Среди историко-культурных исследований Урала самого последнего времени особое место занимает анализ традиционных форм культуры, принесенных на Урала переселенцами из России.

Со временем здесь складывается особый тип культуры – горнозаводский. Специфическим чертами горнозаводского уклада был его «промежуточный» характер: полурабочего-полукрестьянского образа жизни. От крестьянского горнозаводский унаследовал тесную связь с природным циклом (общеизвестно, что на заводах прекращалась работа с Петрова дня до Успенья в соответствии с сельскохозяйственным календарем). Среди наиболее значимых ценностей крестьянской культуры выделяют традиционность. Устойчивость традиций обеспечивалась за счет повторяемости календарного цикла, на котором зиждился земледельческий труд, и религиозных оснований. Система религиозной жизни на Урале определялась и во многом обеспечивалась жившими здесь раскольниками, основой жизненного уклада которых, в свою очередь, были «древлее благочестие» (дониконианское существование православия) и «отцовский чин» (стародавний уклад жизни). Строгая регламентация не только религиозной жизни, но и поведения, быта позволяли не только сохранять «древние» формы, но обеспечивали воспроизведение определенного типа личности, для которой связь с традицией становилась связью с подлинным бытием.