Егерь императрицы. Война на Дунае - Булычев Андрей Алексеевич

– Ну всё, ребята, меняйтесь, – кивнул стоящим позади него четверым егерям разводящий. – Одна пара на виду маячит, а другая, как и положено, скрытно сидит.

– Чего у вас, ребята, тихо тут было? – спросили сменившихся караульных заступающие.

– Так-то оно да, всё тихо, – ответил Капитон. – Пару часов назад наша дозорная полусотня из галиотов высадилась и сразу же в лагерь прошла. Это та, во главе которой сам Осокин Тимофей Захарович был. Из поиска у Тульчи они возвращались. А скоро, говорят, и другая уже от Исакчи должна возвернуться. В ней подпоручик Воронцов с Лужиным Фёдором Евграфовичем за старших. Так что вы глядите, отпущенная им на разведку неделя прошла, вдруг подплывут к пристани, чтобы не стрельнули ненароком в темноте. Мы и сами ведь чуть было шум не подняли. Пароль-то давно уже сменился. Мы им: «Стой, кто идёт?!» А они нам: «Не идёт, а плывёт, дурни. Свои!» И по матушке эдак задорно ругаются. Чего уж, радостные, домой ведь вернулись. Ну понятно же, что это не турка, а наши горланят. Но и мы ведь не просто так тут стоим, а при исполнении значит, на карауле. Вот и всё равно им кричим: «Стой, стрелять будем! Пароль говори!» А галиот-то уже к брёвнам пристани подходит и сходни на них скидывает. Ну тут уж господин подпоручик лицо зажжённым трутом подсветил, чтобы мы его, значится, видели. И нам по всей форме назвался. А чего, здеся уже всё, здесь как бы и мы то, что положено, соблюли. «С прибытием, вашбродь, – ему говорим. – Высаживайтесь. Калуга-Кострома дальше откликайтесь для пропуска».

– Ну всё, что ли, наговорились? – спросил словоохотливого караульного капрал. – Пошли в расположение, часа три ещё можно поспать до побудки.

Сменившиеся потопали по береговому склону наверх, а новый караул занял свои места.

Разбитый под Измаилом полевой лагерь русской императорской армии просыпался под бой ротных барабанов и звуки эскадронных труб. Пройдёт немного времени, и они призовут гренадёров, драгун, егерей, мушкетёров и всех остальных служивых на построение. Утренняя и вечерняя поверка в регулярных войсках – дело святое. Именно на них начальство всех рангов проверяет наличие своих людей, их внешний вид, состояние оружия, мундиров и амуниции. Ставит им задачи на день и подводит итоги их исполнения вечером. Но самое главное, оно показывает своим подчинённым, что установленный армейским уставом порядок в роте, в батальоне или эскадроне незыблем, а командиры строго следят за его исполнением. Поэтому тут всегда к месту строгость, определение виновных и непременное их порицание перед сослуживцами.

В первой роте второго батальона поручик Бегов прошёлся вдоль застывших по стойке смирно шеренг, проверил лично у нескольких егерей чистку и смазку ружей, разглядел у двоих в замках остатки нагара и плохо зажатый кремень курка.

– Разомлели на отдыхе, второй месяц уже без дела маетесь! – рявкнул он, багровея. – Уже и за оружием должного пригляда нет! Сапоги у всех грязные, шинели и мундиры заштопаны косоруко. Вчера после отбоя комендантские двоих бродильщиков за пределами расположения полка отловили. Позор! – выкрикнул он, потрясая кулаком. – Ладно хоть это наш, комендантский патруль был, а если бы они чужим в руки попались?! И всё равно хоть даже и своим, а позор! Егерь строевой роты, словно бы зелёный рекрут, комендантским топтунам попался! У одного из бродяг ещё ведь и хвост на каске был! Не первый год в егерях этот подлец служит! Старший сержант! – повернулся он к стоящему на правом фланге Милушкину. – Я, конечно, к тебе со всем уважением, Авдей Никитич. Ты у меня самый старший из унтеров, бывалый и ответственный командир, но хочу заметить, что непорядок в нашей роте имеет место быть. Осталось ещё только пьянку для полного безобразия тут устроить. Даю вам и всем командирам два дня времени, чтобы привести всё ротное хозяйство и весь подчинённый личный состав в надлежащий, уставной вид! Иначе я сам попрошу полковое начальство вместо караульной службы нас на разбор тех развалин отправить, – махнул он в сторону видневшихся вдали руин Измаила. – Вот уж где все-то намаются! До сих пор ведь среди завалов в крепости трупы турок находят и к реке их потом сносят. Тоже, может быть, хочется там же поработать?!

Ротный окинул грозным взглядом застывший строй. Егеря стояли с окаменевшими, мрачными лицами. Могильщиками никому работать не хотелось.

– Егерь Горшков, егерь Дорофеев! – выкрикнул фамилии проштрафившихся поручик. – Выйти из строя! – приказал он после их отзыва. – Сии нарушители уставного порядка подлежат суровому наказанию, – кивнул он на вышедших. – Неделя им штрафных работ! Любят подлецы бродить по ночам, так ещё и комендантским попадаются, вот и пусть теперь нужники да помойные ямы чистят.

– Есть неделя штрафных работ, ваше благородие! – рявкнули двое провинившихся.

– У Горшкова хвост с каски спороть! – кивнул командир роты на одного из егерей. – Не хватало ещё наш особый знак позорить. Так, сержант, а тех двоих, что своё оружие запустили, во внеочередной ночной караул сегодня же выставить! И проверьте сами у остальных со всем тщанием как огнестрельное, так и холодное. Найдёте у кого ржу и грязь, тоже вместе с ними выставляйте!

– Есть проверить всё оружие, ваше благородие! – козырнул Милушкин. – Будет исполнено!

– Встать в строй! – скомандовал ротный, и штрафники заполнили шеренгу. – Распорядок дня у нас прежний, – продолжил Бегов. – Артельные очередники до обеда в лагере на готовке. Плутонг подпрапорщика Вершкова может отдыхать в нём же после ночной караульной службы. Всем же остальным после пробежки и гимнастических занятий – утренний перекус, приборка в расположении роты, затем уход в поле для наработки егерского навыка. После обеда постижение грамоты в расположении, занятия ведёт мой заместитель подпоручик Дуров Михаил Алексеевич, – кивнул он на стоящего рядом офицера. – Ну и перед вечерним построением пару часов нам будут передавать знания в минном деле полковые пионеры. Так, далее, старший унтер-офицер второй полуроты Кузнецов Захар, а вот тебе к главному квартирмейстеру нужно идти, там сегодня всех кандидатов на сдачу офицерского чина собирают. Теперь по караульной службе, – поручик открыл толстый канцелярский журнал и сверился в нём. – После ужина в ночной караул у нас заступает плутонг Балакина. Наум, возьмёшь к себе и тех, кого с грязным оружием на поверке поймали. Пускай делом искупают своё небрежение. Перед общим полковым разводом всех построишь и меня позовёшь, самолично проверю, как вы к ночной службе подготовились, чтобы, не дай бог, перед всеми в полку не опозориться. Ну всё, остальное уже по ходу дела уточним. Вопросы у кого есть?!

Строй молчал.

– Рота, смирно! – рявкнул поручик, оглядывая шеренги. – Вольно! – и опустил вскинутую к каске ладонь. – Старший сержант Милушкин, продолжайте проверку. Господа офицеры, пойдёмте, нас в батальонном штабном шатре ждут.

Дьяков Илья Павлович со своими лекарями осмотрел лежащих в шатре офицеров, записал наблюдение в лазаретный журнал, распорядился о процедурах на текущий день для каждого раненого и пошёл дальше. Егоров откинул с себя одеяло и с кряхтеньем, с зубовным скрежетом заставил себя подняться с кровати. Раз, два, три шага от постели. Он опёрся о центральный шест шатра и уравнял дыхание.

– Алексей Петрович, давайте я вам помогу?! – Радован опустил ноги в стоящие рядом с кроватью сапоги и шагнул к полковнику.

– Нет, нет, я сам! – помотал тот головой. – Самому мне расхаживаться нужно. Вот ведь зараза, ты погляди, совсем нет сил, – и отпустив шест, он сделал ещё несколько шагов, дойдя до входа. Откинув полог, Алексей выглянул наружу. Шагах в десяти от шатра, ближе к лесу, на хорошо примятом снегу притоптывал часовой. Увидев выглядывающего командира, он мгновенно принял уставную стойку и, перехватив в правую руку фузею, встал «на караул». Алексей кивнул и прижал указательный палец к губам – «Тихо, братец!»

По Килийской дороге шло какое-то пехотное подразделение. За ним следом тянулся небольшой, саней в пять, обоз. В лесу тюкал топор. Вот раздался треск, а за ним глухой удар – видно, упало срубленное кем-то дерево. Слева, со стороны врачебного шатра, послышались крики, и на тропу двое нестроевых выкатили небольшие санки с закутанной в старую шинель большой посудиной. Следом за ними топал подлекарь Мазурин.