Политическая наука №1/2011 г. Этничность и политика - Ольга Малинова

В целом «этнополитическая мобилизация» может рассматриваться или как синоним «национализма», или как рядоположенное понятие со своими специфическими признаками – необходимыми, но не всегда достаточными для национализма.

Таким образом, этнополитическое вновь предстает скорее не в виде субстанции, но функции. Искать обособленные подсистемы «этнополитики» в практике властных инстанций или неправящих сил – занятие как минимум не бесспорное. Семантика этнополитического обладает более перспективной эвристикой по сравнению с дискурсами моноцентричной «этнополитики».

Ачкасов В.А. Этнополитология // Политология: Лексикон / Под ред. А.И. Соловьева. – М.: Российская политическая энциклопедия (РОССПЭН), 2007. – 800 с.

Драгунский Д.В. Этнополитические процессы на постсоветском пространстве и реконструкция Северной Евразии // Политические исследования. – М., 1995. – № 3. – С. 40–48.

Дробижева Л.М. Этничность в современной России: этнополитика и социальные практики // Россия: трансформирующееся общество / Под ред. В.А. Ядова. – М.: КАНОН-пресс-Ц, 2001. – С. 199–221.

Каппелер А. Субнационализм наций без государства // Национализм в поздне– и посткоммунистической Европе: В 3 т. – М.: Российская политическая энциклопедия (РОССПЭН), 2010. – Т. 3: Национализм в национально-территориальных образованиях. – 423 с.

Кошкаров Н.В. Дискурс национализма: (Bibliography review) // Credonew. – 2006. – № 4. – Режим доступа: http://credonew.ru/content/view/588/58/

Майборода А.Н. Теория этнополитики в западном обществоведении: структура и принципы исследования. – Киев: Наукова думка, 1993. – 228 с.

Малахов В.С. Национализм как политическая идеология. – М.: КДУ, 2005. – 320 с.

Малахов В.С. Национализм и «национальная политика» российской власти, 1991–2006 // Русский национализм: Социальный и культурный контекст. – М.: Новое литературное обозрение, 2008. – С. 131–156.

Малинова О.Ю. Конструирование идентичности: возможности и ограничения // Pro et contra. – М., 2007. – № 3, май–июнь. – С. 60–65.

Марченко Г.И. Этнополитология как наука // Вестник Московского университета. Серия 12. Социально-политические исследования. – М., 1994. – № 3. – С. 62–79.

Моррис Ч.У. Основания теории знаков // Семиотика: Антология. – М.: Академический проект; Екатеринбург: Деловая книга, 2001. – С. 45–97.

Мухарямов Н.М. Вопросы теории этнополитического анализа. – Казань: Изд-во Казан. ун-та, 1996. – 188 с.

Оффе К. Этнополитика в восточноевропейском переходном процессе // Политические исследования. – М., 1996. – № 3. – С. 86–93.

Паин Э.А. Этнополитический маятник. Динамика и механизмы этнополитических процессов в постсоветской России. – М.: Институт социологии РАН, 2004. – 328 с.

Платонов Ю.П. Этнический фактор. Геополитика и психология. – СПб.: Речь, 2002. – 520 с.

Соколовский С. Эссенциализм в российском конституционном праве (на примере терминологии, используемой в конституциях республик в составе РФ) // Русский национализм: Социальный и культурный контекст. – М.: Новое литературное обозрение, 2008. – С. 184–234.

Соловей В.Д. Кровь и почва русской истории. – М.: Русский миръ, 2008. – 480 с.

Старовойтова Г.В. Национальное самоопределение: подходы и изучение случаев. – СПб., 1999. – Режим доступа: http:// www.vehu.net/politika/starovit/index.html

Степанов Ю.С. Семантика // Лингвистический энциклопедический словарь. – М.: Советская энциклопедия, 1990. – С. 438–440.

Тишков В. Что есть Россия и российский народ // Pro et сontra. – М., 2007 – № 3, май–июнь. – С. 21–41.

Тишков В.А. Реквием по этносу: Исследования по социально-культурной антропологии. – М.: Наука, 2003. – 544 с.

Тишков В. Постнационалистическое понимание национализма? // Национализм в поздне– и посткоммунистической Европе: В 3 т. – М.: Российская политическая энциклопедия (РОССПЭН), 2010. – Т. 1: Неудавшийся национализм многонациональных и частичных национальных государств. – С. 169–227.

Тощенко Ж.Т. Этнократия: История и современность. Социологические очерки. – М.: Российская политическая энциклопедия (РОССПЭН), 2003. – 432 с.

Хрусталев М.А. Методология прикладного политического анализа. – М.: Проспект, 2010. – 160 с.

Юсуповский А. От национального кризиса к национальному соразвитию: в поисках адекватной модели // Общественные науки и современность. – М., 1994. – № 5. – С. 102–112.

Ян Э. Государственная трансформация на востоке Европы. «Второе национальное возрождение» или национализм, национальные движения и образование государств в поздне– и посткоммунистической Европе с 1985 года // Национализм в позднее– и посткоммунистической Европе: В 3 т. – М.: Российская политическая энциклопедия (РОССПЭН), 2010. – Т. 1: Неудавшийся национализм многонациональных и частичных национальных государств. – С. 169–227.

Connor W. Ethnonationalism. The quest for understanding. – Princeton: Princeton univ. press, 1994. – 234 p.

Cornell K., Wolff S. Ethnopolitics in contemporary Europe // The ethnopolitical encyclopaedia of Europe. – Houndmills; Hampshire: Palgrave, 2004. – 744 p.

Esman M. Ethnic Politics. – Ithaca: Cornell univ.press, 1994. – 277 p.

Hornberg N.H. Frameworks and models in language policy and planning // An introduction to language policy: Theory and method / T. Recento (ed.) – Oxford: Blackwell publishing, 2006. – P. 25–41.

Jackson R.N. Ethnicity // Social science concepts. A systematic analysis. – L.: Sage, 1984. – P. 206 – 234.

Glazer N., Moynihan D.P. Introduction // Ethnicity. Theory and experience / N. Glazer, D.P. Moynihan (eds.). – Cambridge: Harvard univ. press, 1975. – 531 p.

ПОЛИТИЧЕСКАЯ НАУКА ПЕРЕД ВЫЗОВОМ ЭТНОКУЛЬТУРНОГО ПЛЮРАЛИЗМА

Реформируемая Россия восприняла целый ряд новых идей, представлений и ценностей, связанных с феноменом этнического плюрализма: этничность, мультикультурализм, этническая идентичность, толерантность и др. Однако, заимствуя определенные научные и общественно-политические взгляды, мы не всегда представляем причины их возникновения и обстоятельства востребованности. Между тем даже среди зарубежных специалистов возникают сомнения по поводу подобных ситуаций заимствования. Например: «…если наши теории об этничности и нации формируются, как это часто происходит, в метрополиях, таких как Великобритания и Соединенные Штаты, могут ли они быть адекватными для понимания процесса формирования идентичности и соперничества в таких колониях, как Канада, Австралия и Новая Зеландия?» [Mackey, 1999, р. 11]. Вполне очевидно, поставленный вопрос становится вдвойне актуальным для российской науки. Поэтому нам очень важно понять те исторические и социально-политические контексты, в которых происходит развитие конкретных исследовательских традиций. В этом смысле я солидарен с позицией, представленной Дж. Маклюр: «Не существует герметических границ между репрезентацией и реальностью, и на самом деле репрезентация является неотъемлемой частью реальности» [Maclure, 2003, р. 10]. Сегодня нам остро необходим специальный анализ основных условий и парадигматических оснований формирования разных традиций фиксации и интерпретации проблемы «этнокультурного разнообразия» в получивших поистине глобальное распространение американском и канадском вариантах политической теории.

Следует учитывать, что обсуждению проблемы этнокультурного многообразия долгое время не уделялось особого внимания. До недавнего времени все были уверены в скорой ассимиляции сохраняющегося культурного плюрализма несколькими доминирующими культурами. Однако во второй половине ХХ в. стало уже очевидно, что «…культурные различия в обществе, организованном в форме государства, не только не исчезают или сглаживаются, но, напротив, проявляют явные тенденции к нарастанию» (здесь и далее курсив мой. – А.К.) [Тернборн, 2001, с. 51]. Плюралистические идеи оказались востребованы в США после развертывания борьбы афроамериканцев за гражданские права и молодежных движений конца 1960-х годов, явившихся кульминацией формирования молодежной субкультуры. Затем после официального признания Канадой в 1971 г. политики мультикультурализма и американский культурный плюрализм был переименован для приведения в соответствие с этим ставшим популярным новшеством [Hollinger, 2005, р. 98].

В силу своей замечательной неопределенности концепт «культура» хорошо подходил для описания самых разных обстоятельств и субъектов. Как показал канадский политический философ Ч. Тейлор, теперь даже «демократия стала выражать себя в политике равного признания», принимающей в разное время разные формы, в последнее же время она представлена как требование равного статуса для разных культур и гендеров [Taylor, 1992, р. 27]. При этом реальные различия условий разных стран дали толчок к поиску разных идей и подходов в разработке культурной проблематики. Например, в американском контексте признание значимости этнокультурной тематики стало основой для широкого распространения идеи идентичности. Как отметил Г. Тернборн, «политика идентичности (или политика различия, как ее называют)… была следствием борьбы за институциональное равенство, когда то, что отличается, утверждается как равно достойное» [Тернборн, 2001, с. 52]. Р. Брубейкер и Ф. Купер подтверждают: «Пафос и резонанс идентичностных претензий в современных Соединенных Штатах имеют много истоков. Одна из основных причин данного состояния заключается в центральной проблеме американской истории – ввозе порабощенных африканцев, укорененной расовой дискриминации и ответной реакции со стороны афроамериканцев… Данный опыт значим не только в контексте расовой проблематики, но с конца 1960-х годов он используется как шаблон для утверждения идентичностей всех видов, включая основанные на половой принадлежности… сексуальной ориентации, этничности и расе» [Брубейкер, Купер, 2002, с. 105]. Другой автор констатировал: «Фактически в Соединенных Штатах термин “мультикультурализм” часто применяется в отношении всех видов политики идентичностей» [Kymlicka, 2004, р. 9]. А Д. Холлинджер также заметил: «Самым предпочтительным словом в дискурсе мультикультурализма теперь является идентичность» [Hollinger, 2005, р. 6]. В других социально-политических контекстах, в том же канадском, большую значимость получила собственно политика мультикультурализма, направленная на скорейшее включение мигрантов и некоторых других отличных общностей в принимающее сообщество. Альянс американской идеи идентичности с канадским мультикультурализмом повысил уровень неопределенности в их базовых формулировках. Не случайно вскоре обнаружилось, что попытки закрыть все возникавшие проблемы в рамках принятых концептов стали причиной издержек, которые, в частности, дали основание С. Хантингтону утверждать: «Культы мультикультурализма и многообразия заняли место культов левизны, социалистической и пролетарской идеологий» [Хантингтон, 2004, с. 225–226]. Одну из причин произошедших перемен показал, в частности, историк Р. Дей, который объяснял эти новые тенденции вызовом постмодернизма, заставившим отказаться от прежних универсалистских представлений и обратить внимание на реальность многообразия в обществе и культуре [Day, 2000].