Подвиг «Тумана» - Вениамин Тихомиров

По спущенному концу все десантники быстро поднялись на вершину сопки.

— Молодцы! — похвалил смельчаков комиссар и пожал руки Пелевину и Анисимову.

Дальше путь стал легче. Можно было ускорить шаг. Но спустя несколько минут появилось новое препятствие — болото. Может показаться странным: откуда взяться болоту здесь, в скалах, высоко над уровнем моря. Однако болота в заполярной тундре встречаются нередко. На вершинах горных плато, в каменных чашах, выдолбленных временем и ветрами, собирается вода. С годами она перемешивается с пылью, зарастает водорослями и превращается в стоячее болото. Сверху оно покрыто густым травяным наростом и внешне выглядит прочным, а ступишь — и ноги уходят глубоко в воду. Хорошо, что такие болота, как правило, невелики и их нетрудно обойти.

Десантники, миновав болото, поднялись на сопку и залегли, прячась за валунами. Внизу открылась цель их тяжелого и опасного пути. Гитлеровский склад, разместившийся в огромной воронке среди нагромождения развороченных взрывом каменных глыб, был хорошо виден сверху. Так строились во время войны многие фронтовые склады. На самом дне воронки, окруженной изгородью из колючей проволоки, рядами вытянулись штабеля ящиков, накрытые брезентом. Недалеко от них стояли ряды металлических бочек с горючим. Справа и слева от воронки, укрывшись от непогоды клеенчатыми плащами, вдоль изгороди прохаживались часовые.

Комиссар Стрельник поманил всех рукой и, когда бойцы подползли ближе, шепотом объяснил задачу:

— Быльченко и Пелевину незаметно подойти к часовому, стоящему слева, и бесшумно снять его. Терехину и Левочкину ликвидировать правого часового. После снятия часовых будете прикрывать нас огнем, если появятся фашисты. Вы, Кочевенко, пробирайтесь к дороге и наблюдайте за движением по ней. Обо всех изменениях в обстановке сообщайте условными сигналами. Мы с Анисимовым подберемся к складу и взорвем его. Предупреждение об отходе дам за две минуты до взрыва. Сигнал — красная ракета. Сбор у шлюпки. Помните об осторожности…

Немного помолчав, Стрельник уже другим голосом, по-отечески ласково, произнес:

— Ну, друзья, ни пуха ни пера…

Разошлись молча, тихо. Слышался только дробный шум дождя. Комиссар смотрел вслед уходящим и думал: «Впервые идут на такое трудное дело. Выдержат ли? Хватит ли сил?» И сам себе ответил: «Нет, не подведут…» Это он чувствовал по их уверенной походке, по тому, как они старательно переползали от камня к камню, смело продвигались к цели. «Нет, не подведут».

— Ну, поползли и мы, — тронул он за локоть Анисимова и первым начал спускаться по мокрым камням к подножию горы.

Вначале все шло так, как намечалось. В течение десяти минут без единого выстрела были сняты оба часовых. За это время Стрельник и Анисимов пробрались за изгородь, подползли вплотную к ящикам и начали закладывать среди них взрывчатку. Вдруг вдалеке, на дороге, послышался какой-то шум. Кочевенко передал, что приближаются машины с гитлеровцами. Спустя несколько минут к складу, гремя на ухабах, подъехала грузовая автомашина. Водитель подал сигнал… второй… третий… Ему никто не ответил, не вышел навстречу. Из машины выскочили солдаты и офицер. Сбившись в кучу, они стали совещаться, потом с криками бросились к воротам. Громко хлопнул выстрел. Ему ответила хлесткая автоматная очередь. У ворот завязалась ожесточенная перестрелка.

Стрельник про себя зло выругался.

— Давай спеши! — сердито сказал он Анисимову, который торопливо переставлял ящики, стараясь поместить заряд в середину штабеля.

На большой скорости к складу подошли еще две машины. Стрельник и Анисимов уже заканчивали присоединение бикфордова шнура. Трескотня автоматов усилилась. Громыхнули две гранаты, за ними — еще две. Гитлеровцы были уже совсем близко.

Но вот все готово. Раскручивая за собой шнур, комиссар и Анисимов поползли к высокому уступу скалы, отчетливо вырисовывавшемуся на фоне серых облаков. Стрельник вытянул из-за пазухи ракетницу. Оставляя за собой жидкую полосу дыма, в черное небо медленно взмыла красная ракета. Стрельник поднес заранее зажженную папиросу к шнуру и, не отрывая глаз, следил за серым дымком, который неторопливо пополз к заряду.

Какими длинными казались секунды ожидания.

Перестрелка усилилась. Фашисты, их было более десятка, уже прорвались за ворота и приближались к ящикам.

«Еще метров десять осталось», — подумал Стрельник, провожая взглядом струйку дыма, улиткой передвигавшуюся между камней.

Но что это?!

Неожиданно к небу с протяжным, как в сильную грозу, раскатистым громом взметнулся высокий столб пламени. Над уходящими в ночь скалами повисла клубящаяся шапка темно-бурого дыма, перемешанного с оранжевыми космами пламени.

— Кто взорвал склад? — крикнул Стрельник Анисимову.

Тот недоумевающе пожал плечами. И в этот момент раздался грохот второго взрыва. Волна горячего воздуха пахнула нестерпимым жаром в лица десантников. В воронке, там, где только что был гитлеровский склад, клокотало пламя. С оглушительным треском, разлетаясь фонтанами огненных брызг, рвались снаряды и мины.

Прижавшись спиной к скале, Анисимов как завороженный смотрел на бушующее море огня. Глаза его были широко открыты, губы шевелились в неслышном шепоте. Стрельник толкнул матроса в спину и, махнув рукой в сторону сопок, крикнул только одно слово:

— Давай!

Прикрывая головы от летящих сверху камней и комьев земли, они поднялись на скалу и поспешили к месту сбора. Обратный путь был проделан удивительно быстро — они просто не заметили его. Когда Стрельник и Анисимов спустились со скал к берегу, уже начинался прилив. Море вплотную подступило к вытащенной на отмель шлюпке. Они столкнули ее и остались по пояс в воде, с тревогой прислушиваясь к ночным шумам.

Первыми к месту сбора пришли Левочкин и Пелевин. Вскоре появился раненый Терехин. Из-под левого рукава его ватника белел бинт. Он сам себе сделал перевязку.

— Тяжело ранен Кочевенко. С ним Быльченко, но он тоже ранен, — доложил комиссару Терехин.

На помощь товарищам отправились Пелевин и Левочкин. Они вернулись быстро. На руках принесли Кочевенко и бережно уложили на днище шлюпки, укрыв ватниками.

Тихо, без команды весла ударили по воде. Шлюпка, набирая скорость, все дальше уходила от берега.

Кочевенко пришел в себя, когда «Туман» уже подходил к базе. Подле его койки на разножке сидел комиссар.

— Как себя чувствуете, Кочевенко? Сейчас отправим вас в госпиталь, — негромко сказал Стрельник, склонившись над раненым.

— Товарищ комиссар… — сделал попытку приподняться старшина. — Я хочу… Я…

— Потом… потом. Лежите спокойно.

— Я хочу рассказать… Это ж я виноват… Я… Было так. Веду огонь из-за камня и вдруг слышу: подходят автомашины. Ну, думаю, туго теперь придется. Что делать? А бочки с горки мне хорошо видать. Потихоньку пополз к ним. И тут мне пуля в спину ударила… Сначала я сгоряча и не почувствовал. Вижу: бочки рядом. С размаху ударил в днище одной ножом. Заструился бензин. Струйка тоненькая, будто из крана бензин льется. Вынул я спички, поджег и ногой оттолкнул бочку. Она покатилась прямо к ящикам. А вот дальше, хоть убей, ничего не помню…

Стрельник молча выслушал старшину. Потом встал, несколько раз взволнованно прошелся по кубрику, снова сел. Как ни старался он говорить спокойно, голос выдавал его.

— И ни в чем-то ты не виноват, старшина. Молодец! Спасибо тебе! — Стрельник наклонился и неловко поцеловал Кочевенко в сухие, горячие губы. — Ты достоин звания коммуниста! Я первый дам тебе рекомендацию.

Комиссар снова вскочил с разножки и принялся мерить шагами короткое расстояние от койки до двери.

В кубрик, громко цокая подковками ботинок, спустился Саша Пелевин. По яркому румянцу на щеках матроса было видно, что он чем-то взволнован.

— Что стряслось, Пелевин? — спросил Стрельник.

— Дело, понимаете, деликатное, — замялся матрос. — Как быть с музыкой на текущий момент, товарищ комиссар?

— С музыкой? О какой музыке вы говорите? — удивился Стрельник.

— Да про гармошку я. Можно ли сейчас на ней играть?

— Если исправная гармошка, то, конечно, можно, — улыбнулся Стрельник. — А разве вам не позволяют?

— Я было начал, а Поляков ругается. «Не время, говорит, сейчас музыкой заниматься… Кругом такое творится». И Марченко тоже с ним заодно. А другие матросы против. Поспорили, а решить не можем… Вот я и пришел.

Комиссар подошел к Пелевину:

— Песня и стих —Это бомба и знамя,И голос певца поднимает класс… —

— Помните, чьи это слова?

— Как же, помню. Маяковского! — расцвел улыбкой матрос.

— Верно. Песня и музыка никогда никому не мешали — играйте и пойте! С песней веселее воевать!