Очень важная персона - Сергей Бодров

— Полюбуйся, мать, кого вырастила! — гремел Родион Михайлович, налегая плечом на хлипкую дверь. — Прихлебатель! Я тебе покажу большого начальника, сукин ты сын! Я счас тебе растолкую, что такое демократия! Счас тебе будет неудобно на одном месте сидеть!

«Прихлебатель», уткнувшись в полотенце, заливался горькими слезами.

Валька уже ушел в школу, Галина застирывала во дворе скатерть, а Родион Михайлович вое еще смотрел на себя в зеркало.

— Может, и вправду, шляпу надо купить, а, Галя? — спросил он, выходя во двор.

— Конечно надо, Родя, — ответила жена.

Шишкин вставил ногу в стремя, легко вскочил в седло и разобрал поводья. Жеребец блестел и лоснился на солнце.

— Ну, я на работу поехал, — Шишкин нагнулся, поцеловал жену и выехал за калитку.

Вечером, после рабочего дня, Родион Михайлович сидел у себя дома, в своем кабинете, за письменным столом, обложенный справочниками, книгами, бумагами, графиками, докладными и счетами. Что-то шептал, откладывал на счетах, записывал в тетрадку и делал отметку на графике.

— Родя! — крикнула из соседней комнаты жена. — По телевизору передача интересная!

— Про что? — отозвался Шишкин, отрываясь от цифр.

— Оперу «Дон Карлос» из Ла Скалы транслируют!

— Сделай погромче! — сказал Шишкин и опять уткнулся в цифры.

Галина и Валентин сидели около телевизора и внимательно слушали оперу. На самом интересном месте, когда король Филипп собирался казнить Дон Карлоса, свет в доме погас.

— Что такое? — испуганно спросила Галина.

— Не знаю, — раздался в темноте голос мужа. — Во всем поселке не горит…

Шишкин ругнулся, в коридоре что-то загрохотало, и Родион Михайлович выбежал на улицу.

Среди полной темноты, на площади, сверкая иллюминацией, крутилась карусель.

Около нее стоял электрик и вытирал замазанные маслом руки.

— Во зараза! — с восхищением говорил он, глядя на карусель.

— Что стряслось-то? — спросил запыхавшийся Шишкин.

— Починил! — сказал довольный электрик.

— Ну, а света-то почему нет? — раздраженно спросил Шишкин.

— Правильно! Ее, если на полную катушку врубить, она нашу энергию всю на себя берет! Сразу все гаснет, — объяснил с воодушевлением электрик. — Мощный аттракцион!

Шишкин молча смотрел на крутившуюся карусель. Медленно проплывали перед ним медведи, жирафы, зебры, верблюды и другие животные.

— Где ее отключают?

Электрик показал на рубильник на открытом электрощите.

Шишкин дернул за рубильник. Карусель остановилась.

— Замок где?

Электрик протянул огромный амбарный замок. Шишкин повесил замок на электрощит, повернул два раза ключ, вытащил его, размахнулся и со злостью швырнул ключ куда-то далеко в темноту.

Молча пошел с площади.

— Родион Михайлович! — крикнул ему вдогонку после некоторого молчания электрик. — Сейчас… это… темно. А утром я найду. Ладно?

— Ладно, — буркнул Шишкин.

Семья продолжала смотреть телевизор. Дон Карлос пел прощальную арию. Галина молча взглянула на вошедшего мужа.

Тот постоял, послушал оперу, погладил сына по голове и пошел к себе в кабинет.

День был прохладный, пасмурный. Шишкин — в шляпе, новом костюме, в новых ботинках и с букетом цветов в руках — стоял на вокзале. Рядом с ним находился Петряков, тоже с цветами.

Поезд уже подходил к перрону.

— Кого встречаем-то, Родион Михайлович? — недоумевал завотделом культуры.

— Ценный специалист приезжает. Учительница музыки.

Дверь тамбура- открылась, и на перрон вышла Ирина.

Пока Шишкин неловко целовал ее в щеку, вручал цветы и представлял ей Петрякова, носильщики выгрузили чемоданы — шесть штук.

— Ого! — удивился Шишкин, с трудом приподнимая один. — Что у вас тут?

— Книги. Ноты, — улыбнулась Ирина. — А рояль вот не привезла.

— Сейчас по пути купим, — пообещал Шишкин.

В машине Ирина сидела сзади, рядом с Шишкиным, а завотделом культуры впереди с шофером.

— Вот это собор четырнадцатого века, — показывал Шишкин в окно. — Памятник старины. Взят под охрану. Правильно?

Ирина кивнула, оглядываясь на собор.

— А куда вы меня везете?

— У меня для вас квартира подготовлена, — с довольным видом сказал Шишкин.

— Вы просто волшебник, Родя!

— А как же! — засиял Шишкин. — Умеем кадры ценить.

— Нет квартиры, Родион Михайлович, — смущенно сказал Петряков.

— Куда ж она делась? — удивился Шишкин.

— Вчера молодые врачи приехали. Муж с женой. Их и вселили. Вы не предупреждали, Родион Михайлович!

Шофер притормозил.

— Куда теперь? — спросил он.

— Ко мне домой.

Родион Михайлович открыл ключом дверь, и Петряков с шофером внесли с прихожую Ирины чемоданы.

— Располагайтесь, пожалуйста, как дома, — сказал Шишкин. — Хозяйничайте. Вечером увидимся.

— Приходи скорей, — сказала Ира и погладила Шишкина по щеке.

Тот довольно улыбнулся.

И все, кроме Ирины, ушли.

Учительница музыки распахнула застекленную дверь в столовую, вошла, огляделась по-хозяйски. Кругом было чисто, уютно.

Ирина поправила стул, передвинула безделушки на серванте, одну повертела в руках и спрятала в ящик.

Принесла из прихожей чемодан, вытащила из него кипу книг и стала расставлять на свободные места в книжном шкафу.

Вдруг дверь в столовую открылась и вошла Галина.

— Здравствуйте, — в недоумении сказала она. — Вы как сюда попали?

— Я к Родиону Михайловичу приехала, — сказала учительница музыки. — А вы кто такая?

— Я его жена.

— Жена? — упавшим голосом сказала Ира. — А что же он мне не сказал?.. А как же я?..

Совещания, которые устраивал Шишкин, были необычные. Во-первых, короткие, во-вторых, прямо на месте событий, где требовалось в данную минуту принимать решение.

Шишкин сидел на бревне около длинного нового свинарника в колхозе «Буревестник». Колхоз был не то что передовой, но крепкий. Порядок здесь был. И Шишкин цепким глазом оглядывая постройки, не мог ни к чему придраться. Вот он и сидел, покусывая травинку, слушал больше, чем говорил.

Рядом, на бревнах, примостились председатели соседних колхозов. Все те, кто сидел когда-то вместе с Шишкиным по разным заседаниям, совещаниям, приемным. Друг друга все знали. Новичок здесь был только один — бывший молодой агроном колхоза «Волна революции», а теперь председатель этого колхоза, Михаил Фокин. Он держался пока в тени, скромничал.

Перед мужиками валялось несколько корыт. Ничего сложного в них не было — обыкновенные корыта, сваренные из труб. Корыта — свиней кормить.

Но из-за них-то и разгорелся сыр-бор.

— Цена материала — два с полтиной за погонный метр, — объяснял председатель «Буревестника» Захаров. — Ну, за работу сколько тут можно взять?

— Какая тут работа? — сказал кто-то из председателей. — Копейки…

— Ну, накидываю еще столько же! — сказал Захаров. — Хотя уже грабеж!

— Грабеж…

— А с нас они берут по полета рублей! Посчитали — в семь с половиной тысяч нам эти корыта обошлись!

Кто-то присвистнул.

— Наглецы, — сказал Шишкин, выплевывая травинку. — Другого слова нет.

— И ведь это не шабашники какие-нибудь! А государственная организация! Спецмехколонна! Ну, что делать? Родион Михайлович?

— Судиться надо, — подал голос молодой председатель Михаил Фокин.

Шишкин с интересом взглянул на него.

— Как же ты с ними будешь судиться? Ты же сам бывший председатель, Михалыч! — жалобно сказал Захаров. — В следующий раз они вообще фигу покажут. А у нас никаких материалов. Мы ж от них в полной зависимости…

— Вот они и обдирают нас как липку..» И попробуй пикнуть!

Шишкин смотрел вдаль, только поигрывал желваками. На косогоре, за околицей стоял художник с этюдником, писал картину.

— Кто такой? — спросил Шишкин у Захарова.

— Студент. Живописец. Приехал тут к родне погостить. Как встанет, так и стоит до вечера, — махнул рукой Захаров. — Только непохоже рисует.

Шишкин поднялся и пошел к художнику. Подошел, посмотрел на картину. Картина ему понравилась, хотя и была необычна. Смелое сочетание красок, уверенные линии, сочный мазок. Ничего похожего на то, что было изображено на картине, кругом не было. Хотя Шишкин и посмотрел по сторонам несколько раз. Однако в картине настроение было. Красота была. Любовь к этим местам — тоже.

— Здравствуйте. Не помешал?

Художник покачал головой.

— Непохоже. Но вещь интересная, — сказал с уважением Шишкин. Он уважал в людях талант.

Художник только хмыкнул.

— У меня есть к вам предложение, — начал Шишкин.

И начал уговаривать художника. Что он ему там говорил, председатели не слышали. Художник сначала не соглашался. Но Шишкину трудно было отказать. Во всяком случае, вернулся повеселевший. Но взглянул на корыта и снова расстроился.