Экипаж (СИ) - Борисов Олег Николаевич

Зато теперь акустик находился в привычном флегматичном настрое и изредка прерывался на прослушивание окружающего пространства. Как говорила наша долговязая каланча: “Море — это целый мир, в котором тонешь… Симфония звуков… Какофония пространства…”. Дальше мы обычно впадали в коматоз, потеряв нить разговора.

Но чего не отнять у любителя симфоний, так это его умение с важным видом сообщить нам кто, как, в каком направлении и с какой скоростью пытается удрать от подлодки. Если в темных глубинах или на поверхности возникал звук, то акустик широкими ушами улавливал, классифицировал и с постной мордой сообщал окружающим, что происходит по ту сторону железного борта.

Кстати, в баскетболе мы благодаря его талантам брали первые места уже третий год подряд. Потому что силовая поддержка выгрызала мяч у чужой команды, после чего передавала его акустику и вставала “свиньей” вокруг. Похожий на скелет слухач добредал до чужого кольца и клал мяч в корзину. Затем мы бодро доносили его назад, и он перехватывал любые чужие подачи. После чего процесс повторялся. Две последние игры мы вообще сделали всухую. Правда, Бдыка хотели дисквалифицировать за использование в борьбе разводного ключа, но, когда он догнал судью, тот вписал пару пунктов в правила. И теперь первое место нам присуждали без выхода на площадку. Исключительно из чувства самосохранения.

— Акустик! Что у нас там вокруг?

Акустик молчит, он медитирует рядом с патефоном, вместо раструба которого змеится шнур к безразмерным наушникам.

Осторожно постучав по плечу, старпом азбукой глухонемых еще раз задает вопрос. Получив в качестве ответа фигу, сообщает капитану:

— На горизонте чисто, можно всплывать!

Шипит воздух, с бульканьем продуваются цистерны главного балласта. Лодка медленно начинает взбираться на поверхность. Кок тащит две кружки: одну акустику, дабы не подхватил насморк, другую капитану. Остальные вполне о себе могут позаботиться сами.

— И тра-та-та — тихо напевает любитель скрипки. Он счастлив — на базе удалось подрезать целый ящик новых пластинок, слямзив их втихую у ротозеев из штабного ресторана. Все равно они используют их вместо подставок под пивные кружки. Идиоты! Как можно не ценить прекрасное! Когда две сотни клыкастых морд во фраках пилят на расстроенных инструментах, порождая волшебную музыку!

Лодка мерно тарахтит двигателями, режет ночную волну. Вокруг пустота. И только в железных недрах нескладный худой орк тихо напевает “тра-та-та”.

Ночь

Быт на борту подлодки обычно перевернут вверх ногами. Когда обычные рыбаки и прочие трудяги продирают глаза и выходят в море, мы заваливаемся спать. Днем у нас обычно бродят по постам одинокие вахтенные. Да разве что иногда акустик спросонья проверит, кто это гремит над головой движками. Но при солнечном свете — нас нет. Мы уходим на глубину, где можно застыть незримой тенью и ждать, когда наступит наше время.

Оно приходит вместе с сиреневыми сумерками, медленно затапливая все вокруг и стирая краски.

Начинает шебуршиться на кухне кок, бесшумно переступая мягкими тапочками по решетке настила. Потягивается Острый Глаз. Ему подниматься первым наверх, когда рубка проткнет водяную гладь. Старпом хозяйским взором обозревает хозяйство, эдаким зеленым колобком прокатываясь из носовых отсеков в корму. Бдык заканчивает привинчивать очередную гайку после инспекции двигателей и кивает: готовы к всплытию. Мы отходим от дневной дремы и скалимся довольно — нас ждет ночь. Ночь — наше время.

После того, как любитель симфоний дал первое добро, лодка выкатывается на перископную глубину. Быстрый обзор и чуть-чуть подвсплываем, чтобы вытолкнуть верх рубки на воздух. Распахивается люк, по железным ступеням гремят лапы: Глаз с капитаном появляются наружу. Пока первый проверяет, нет ли кого живого или мертвого рядом с нами, шкипер хмурится и принюхивается. Мы не знаем, как это ему удается, но именно так босс общается с мирозданием. И острый нюх, помноженный на паранойю, никогда не подводил кэпа. Он, словно ищейка, способен отследить запах чужих дымов за сутки. А по вони гниющего планктона рядом с островами, способен сказать, как давно мимо проходил какой-нибудь корабль.

Третьим под черным небом появляется шаман. Набивает трубочку, делает первую затяжку. У любителя мухоморов две важных задачи.

Во-первых, надо понять, куда именно нас занесло в данный конкретный момент времени. Учитывая, что зачастую мы выползаем наверх в плохую погоду, бородатый шаман использует дурь для выхода в верхние сферы. С кем он там талдычит — тайна для матросов, но сказав завершающие “и вам не кашлять”, тычет кривым когтем в карту и дает привязку до метра.

Во-вторых, гений кумара снюхивается с себе подобным в штабе. Общая сводка о происходящем в мире, данные о возможных потерях, камлания синоптиков — все впитывается, сортируется и затем выдается в качестве краткого доклада. Серьезные приказы таким образом не передаются, пересылают только мусор с шапкой “для служебного пользования”. После того, как эльфы завели собственных наркоманов, в наших эфирных болтушках большую часть времени посвящают срачам на тему, кто козел и у кого уши неправильной формы. Удивительно еще, что за этим веселым времяпрепровождением умудряются выкроить минуту-другую для полезной работы. Но если у шамана отличное настроение и погода позволяет, он может проторчать наверху всю ночь, самозабвенно ругаясь с чужаками или обсуждая плюсы и минусы мухоморных сборов у нас и в эльфийских лесах. Злые языки намекают, что соседские настойки качественнее сшибают крышу, но имеют кучу побочных эротических последствий. А держать гарем ради бородатого шизофреника — капитан против. Капитан считает, что бордель должен твердо стоять на берегу, где команда может оттянуться в свободное от службы время. А если сдуреть и устроить разгрузочную комнату в подлодке, то ее перевернут кверху брюхом и утопят. Что поделать — подводники парни темпераментные.

Закончив принюхиваться, шкипер пихает в бок Острый Глаз:

— Сивухой пованивает. Часов шесть уже, как прошло. Но лучше перебдеть.

Глаз заканчивает оглядывать водную поверхность и внимательно хмурится на редкие облака. Такой противный выхлоп дают гномьи моторы. Когда-то орки с дубовыми лбами жили неплохо, умудряясь даже торговать совместно. Но потом кто-то у кого-то спер одну идею, потом другую, затем перехватил денежный заказ и в итоге торговцы пересрались окончательно. Учитывая, что в упрямстве обе расы дадут друг другу сто очков вперед, так до сих пор и собачатся.

Самое паршивое, так это умение гномов клепать летающие корыта. Сколько раз они уже падали оттуда на твердую землю — не сосчитать. Но воду коротышки терпеть не могут, зато свысока поглядывать на других внизу — это им нравится. Вот и звенят движками в поднебесье, словно назойливые комары.

Конечно, напрямую в военные действия не влезают и летающую технику никому не продают. Но при случае сбросить булыжник на голову могут запросто. А учитывая, сколько бед может натворить булыжник весом в три-четыре сотни кило, упавший с высоты километра… Поэтому капитан всегда заставляет присматривать за небесами. Разок только портки постирал в прошлом и теперь выученный урок вдалбливает в экипаж железным кулаком. Особенно, если ветер доносит сивушную вонь. Во избежание, так сказать.

— Чисто! — рапортует Глаз.

— Ну и ладушки… — Капитан разворачивает раструб переговорной трубы к себе: — Центральный!

— Туточки! — хрипит труба в ответ.

— Движки к запуску, начинаем подзарядку!

Наступает пора заполнения магических кристаллов, которые мы используем в подводном положении. Очень повезло, что удалось заменить половину из ушатанных бесконечными походами хрустальных друз. Раньше мы тратили на их подпитку всю ночь, зачастую прихватывая даже кусок утра. Сейчас же через четыре часа можно будет перебросить рубильник и ползти дальше на одном двигателе, экономя топливо. И когда пересечем условную границу архипелага, то постараемся болтаться на поверхности как можно меньше. Потому что хоть ночь и любит нас, но не всегда способна укрыть от злых чужих глаз.