Молитва Идиотов (СИ) - Рогаль Анатолий Григорьевич "Frencis"
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
А личным шоферам я вообще не доверял, ибо доверял своему жизненному опыту.
Да бывало, что я Нину немножко ревновал, а она из-за моего, порою невыносимого, занудства иногда на меня сердилась, но вообще же жили мы дружно и счастливо.
За Лесногорском в живописнейшем урочище «Медвежий лог» (бывшего когда-то частью знаменитого среди своих собратьев охотничье-рыболовецкого заказника, а в годы перестройки бесхозного и заброшенного) мы с Ниной по индивидуальному проекту отгрохали себе загородное ранчо. (Я плюнул тогда уж на все эти предосторожности и рэкетиров и зажил на широкую ногу, ибо крепка у «Талисманов Украины» была теперь «крыша», крепче некуда. Да тогда уже многие стали жить, не прячась; не только «новые» украинцы, но и многие из госаппарата: мзду брали не малую и честь по чести делились ей с кем надо. Вот и уверовали в свою безнаказанность.)
Осваивая «Медвежий лог» мы с моей хозяюшкой были пионерами, и нам пришлось за свои «бабки» прокладывать и добротное шоссе вместо ухабистой грунтовки. На этот раз я не скряжничал, благо удалось за гроши выкупить бетонную взлетную площадку заброшенного военного аэродрома.
Шестикилометровая бетонка получилась ровная, как стрела, и гладкая, как стекло.
Вот тут то ко мне и соседи - «приятели» примкнули.
Сначала самые-самые, а потом и чином пониже.
Участки постановили (себе же давать, а не кому-то) «нарезать» по три гектара, но мы с Ниной оказались обделенными: нам досталось всего два.
Пользуясь вначале правом первого выбора, мы с моей любушкой - хозяюшкой все просчитали: чтобы было удобно и красиво и ограничили задворки своей «фазенды» неглубокой безымянной речушкой с теплой и прозрачной водой. Ибо по ту сторону речки был лес, а лесники, как известно, торгуют не гектарами, а кубометрами.
Для наших же новых соседей закон был не писан (многие из них были и народные избранники, и те, вестимо, сами эти законы пишут) и они прихватили еще по гектару леса: грибы, ягоды и ажурные мостики (один лучше другого) через голубое диво.
А «наш» гектар леса и луга, увы, уже был занят, ибо эти земли были уже давно оформлены, как частное владение, как приусадебный участок при лесной сторожке бывшего старшего егеря бывшего охотничьего заказника.
Года два назад, егерь, чуть ли не в луже утонул по пьянке и все его имущество перешло к сыну: молодому, но еще большему забулдыге, чем отец.
Щепетильная в вопросах права моя, законопослушная женушка сама лично провела частное расследование. И оказалось, что сын егеря стоял на учете в психиатрической больнице и заключать с ним сделку на куплю-продажу участка было нежелательно, ибо всегда существовала опасность признания соглашения недействительным.
Соседи над нашими с Ниной страхами открыто посмеивались и советовали плюнуть на законы или «переплюнуть» через них и предлагали свои, конечно же не бесплатные, услуги.
Но моя праведная половина наотрез отказалась. А я? Куда иголка - туда и нитка. (Я жене не перечил. С тех пор, как мы с Ниной встретились снова, я такой счастливый был: и дни, и ночи медовые, и глаза ее васильковые!)
Да и сосед нам не мешал: то ли в тюрьме, то ли в дурдоме, - вечно все время где-то ошивался.
Жизнь была такой прекрасной, что даже боязно стало, и написал я на всякий случай завещание.
3 глава
Жизнь после смерти
В преддверии того рокового утра, мы с Ниной впервые немного повздорили, и жена ушла спать в детскую к Кристине: ей, видите ли, показалось, что у дочурки немного горячий лобик, хотя термометр и показывал - то, что все в порядке.
Почти всю ночь проворочался я в одиночестве, кляня свою гордыню и порой, сварливый до занудства характер, и лишь под утро уснул и проспал.
А жена, видно в отместку, не стала меня будить, уехавши сама на своей машине на работу, захватив Кристину, чтобы по пути завести в ясли, а ведь это было мое право.
Завтрак, правда, как всегда, вкусный и сытный, в столовой стоял на столе: накрытый и укутан, чтобы не остыл.
Но я его съел без аппетита и даже оставил один кусочек домашнего торта, что было явно не к добру.
Обычно поевши, я добрею, но сегодня, когда я выгнавши свою «Вольво» из гаража, выехал на свой личный бетонный автобан, настроение у меня не улучшилось: все так же на душе кошки скребли и было тоскливо.
Да, сегодня явно был не мой день, ибо при въезде в Лесногорск, мне на встречу, шумно сигналя, прямо в лоб, понеслись два сильно навороченных всякими прибамбасами шестисотых «мерседеса» .
Хозяевами этих, не в чем не повинных, машин были известные в наших местах своими скандальными выходками два пустоголовых - бритоголовых придурка, имевших весьма дурно пахнущий сомнительный бизнес, на котором рано или поздно, Интерпол поставит крест.
А пока, как всегда, прогулявшие и прокутившие всю ночь в ночном кабаке с претензионным названием «Клуб элит» с дешевыми (поведением, а не ценой) девицами, эти новоявленные украинцы (а точнее грязная булькающая пена: непременное сопутствие доброго вина) решили провести очередной этап «Формулы 1» на моей бетонной автотрассе.
И хотя я был не в лучшем настроении, но свяжись с дураками и сам дураком станешь, я, кляня все на свете, уступил дорогу более нахрапистым.
Но за рулем надо действовать, а не ... зубами щелкать и я немного припоздал с маневром.
Вправо уйти мне теперь мешала кучка пассажиров - пенсионеров, часами, смирившись со своей участью, поджидавшая «льготный» автобус.
Ругая всех, и вся, и возможно и матом, я «поддал газку» и ушел влево под самую живую изгородь нашего местного дендропарка.
И хотя я тут же молниеносно и затормозил, но моя машина, прежде чем стать, как вкопанная, зацепила боком нижние ветки раскидистой кроны южного гостя платана.
«Лишь бы автомобиль не поцарапать!» - пронеслось у меня в последний раз в мозгу.
Нежно прошуршав и не оставив на «Вольве» и царапины, молодые ветки - однолетки замерли, а длинный сучок обломленной толстой ветки жуликовато нырнул в приспущенное стекло дверцы и, пырнув меня в висок, вышиб из меня дух.
. . . Я сидел, а точнее болтался на тоненькой, с мой мизинец, веточке дерева на высоте метров шесть (так высоко от боли я еще не прыгал) от земли и, растерянно и удивленно, взирал вниз на уже чуть подрагивающую левую руку с дорогой и с большим бриллиантом золотой печаткой на безымянном пальце ... своего бездыханного тела.
Рука моя, то есть рука моего бывшего тела безвольно свисала на дверцу моего, но тоже, увы, уже бывшего моего «Вольво», супернадежного и супербезопастного автомобиля, но и это не спасло меня от наглой нелепейшей смерти.
Я был еще в шоке и не осознавал всей горести произошедшего. Печаль потерь, радость, что жизнь, хоть в такой форме, но продолжается, и болезненно любопытствующее восприятие новых ощущений переполняли мое астральное тело.
А тем временем, моя рука «сыгравши» последний аккорд жизни, закончила его болезненно - жутким скрежетом ногтей по металлу: и стыла в жилах кровь и содрогнулся я.
И лишь тогда, до конца осознал всю горечь утраты, а вспомнив смерть свою, я вспомнил и ту ужаснейшую боль, которая пронзила в тот роковой миг все мое тело. От жалости к себе и своим близким захотелось заплакать, но это мне никогда не удавалось живому, не удалось и мертвому.
А вокруг было светло и тихо, как бывает только в марте после весенних капелей и лишь легкий ветерок, слегка качнув кончики вершин, но, не пошевелив и одинешенькой волосины моих кудрей, промчался сквозь меня и умчался в небесную синь.
«Интересно, знает уже кто-нибудь, что я «врезал дуба»?» подумал я грубо, боясь употребить это страшное слово «смерть».
И в тот же миг в моих ушах, как будто бы кто-то радио включил: я услышал как далеко-далеко, еще в самом центре города, от зданий ГАИ и «скорой помощи» к месту происшествия понеслись дежурные бригады.
Тем временем, на противоположной стороне дороги, льготный автобус, наконец-то, забрал своих горемык и к моей машине потихоньку потянулась жиденькая кучка зевак из числа припоздавших.