«Жизнь моя, иль ты приснилась мне…» - Светлана Фетисова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
На самом деле, только одно событие могло собрать всех за праздничным столом – 11 ноября, этот день, вот уже двенадцать лет пышно праздновался, невзирая ни на какие обстоятельства. Однажды, подкосивший всех грипп внес коррективы в праздничное меню, где основным блюдом были таблетки, но невзирая на это, был заказан и съеден торт и доставлен для Ольги огромный букет роз. Так семья Соколовых справляла день свадьбы Ольги и Сергея, который стал началом нормальных семейных отношений, где дети окружены заботой и любовью, а хозяйка дома спокойно относиться к слову «завтра» и чувствует себя защищенной со всех сторон. Аня, которой тогда было шесть, тут же стала называть Сергея «папой», Соня чуть позже. Мать часто любила повторять ленивой в учебе Ане, которая стонала от учебного рвения отца: «Ты же сама его выбрала. Чего уж…», а Аня, став старше, стала отшучиваться: «Я знала толк в мужчинах с малолетства». Девочки, знавшие только отчуждение в отношениях с родным отцом, с радостью приняли Сергея в «свою» семью. Уже второй раз за праздничным столом прописался и Сонин Денис, который не любил, да и не понимал подобных «посиделок», но терпел из-за жены.
– Мам, как ты думаешь, может мне попросить у Деда Мороза сноуборд?
Ценой невероятных усилий родители поддерживали в восьмилетнем сыне веру в чудеса, хотя школа уже сделала свое черное дело по коверканию детской души, но еще не до конца.
– Какой может быть сноуборд? Дед Мороз ведь не слепой, как он может тебе доверить спортивный снаряд, если ты не делаешь зарядку. И потом, дорогой, разве ты не просил уже Sony Play Station и новый велосипед? Не многовато ли?
Ольга пыталась не баловать сына, но разве это возможно, когда девочки выросли и вот-вот оставят родительский дом.
– Левушка, помоги мне накрыть на стол.
Большой обеденный стол, когда-то купленный «на вырост», теперь едва умещал всех членов семьи.
– После рождения внука купим новый стол, – произнес Сергей Викторович с бокалом в руке.
– «Внучки», – надула губки округлившаяся Соня.
– Ладно – ладно… Дорогая. Спасибо тебе. – Очень серьезно сказал Сергей и поцеловал жену в лоб. – Лёвчик. Неси подарок.
– Ты же обещал.
– Прости, обманул. Обманул тебя, наверное, впервые.
– Ну, так уж и впервые.
Левушка, довольный своей миссией, внес бархатную коробочку с белой розой и торжественно вручил матери.
– Теперь я буду чувствовать себя редиской, у меня нет для тебя подарка.
– Жизнь с тобой – подарок для меня, наши дети – тоже. Я до конца дней своих не смогу отблагодарить тебя за это. Ты посмотри, может, тебе не понравится.
Ольга знала, что это возможно, но она ни за что не покажет виду, у мужа был своеобразный вкус. Но, открыв коробочку, она ахнула, сапфиры в изящном серебре, предел мечтаний. Ольга встала и поцеловала мужа в нос.
– Ты удивил меня. Я даже боюсь, Сережа, что наступит время, когда ты перестанешь это делать. Спасибо.
– Ну, зачем ты так. Придется сознаться, это Сонин выбор.
– Мамуля, он сорок раз заставил меня поклясться самыми страшными клятвами, что я не скажу, а сам… Эх, ты…
– Я вообще удивляюсь, что вы не раскололись раньше.
– Мы старались. Если бы ты знала, чего нам это стоило. Лёвушку мы посвятили только сегодня, знали, что не выдержит.
– Да я никогда. Я – могила, – захлебнулся от возмущения Левушка.
– Не ссорьтесь, не хватало еще, чтобы мы поругались.
– Мам, это еще не все.
– Нет – нет. Это ведь не только мой день, это наш общий день. Сначала утка с апельсинами.
Каждого в отдельности нельзя было назвать очень говорливым, но застолья превращались в небольшой итальянский квартал, где все говорят одновременно. Кто-то говорил через стол, кто-то рядом сидящему, а Левушка пытался перекричать всех. Базар, да и только.
Заметив, что дети приуныли, Ольга поняла, что испортила им сюрприз.
– Ладно, давайте свой подарок, утка подождет.
– Мамуля, он у тебя под ногами, посмотри под стол. Денис, неси ведро с цветами.
Под столом, у всех под ногами, лежал отличный дорогой чемодан с колесиками, перевязанный алой лентой.
– Мам, мы хотим вам с папой пожелать, чтобы вы посмотрели, наконец, мир, – Соня говорила с жаром, пока Ольгина голова была под столом. Почувствовав, что пауза затянулась, продолжила, – Вы все свое свободное время отдавали нам, нашим играм, урокам, болячкам, теперь пора получать удовольствие от жизни… во всяком случае, я надеюсь…
У Ольги было время собраться под столом, и она постаралась не выдать своего смятения.
– Ну, теперь уж точно пора нести утку. Огромное спасибо за подарки, – она вышла на кухню, столкнувшись с охапкой цветов в руках Дениса.
– Пап, ей что, не понравилось? По-моему, она расстроилась.
– Я же вам говорил, не надо её склонять к поездке, она ведь не выносит давления. Не надо, она сама решит, сама созреет.
– А я вообще против этой поездки, – насупившись, произнес Левушка, – ведь нас с папой не приглашают.
– Еще ничего не решено. Правда, папа? – встрепенулась Аня, почти не участвовавшая в разговоре.
– Если честно, я не в курсе каких – либо принятых решений, если они имеют место.
– Я ни за что не поеду, не хочу его видеть, – посерьезнела Соня.
– И правильно. Молодец, сестренка, – обрадовался Левушка, что он не одинок.
– Как может каждый из нас рассчитывать на помощь ближнего, если сам отказывает просящему в этой самой помощи и поддержке.
Сергей Викторович был серьезен как никогда. Дети задумались о том, смогут ли они, когда-нибудь, соответствовать отцовским канонам порядочности.
В наступившей тишине тиканье настенных часов казалось набатом.
– А я не знаю, я как мама. Но мне бы хотелось… – Аня поднялась из-за стола и направилась на кухню.
Утка была забыта в духовке, Ольга курила у окна.
– Анютка, ты считаешь, что мы должны поехать?
– Да.
– Мне будет нелегко без Сергея, надеюсь на твою поддержку. Аня обняла мать за плечи.
12
Щенок немецкой овчарки в подростковом возрасте резвился на газоне, наслаждаясь свободой от поводка. Его хозяин повстречал знакомого и был занят беседой. Щенку нравилось все: бабочки, ноги прохожих, бумажки и он, радостно бряцая неокрепшими ушами, носился по поляне вдоль и поперек, при этом простодушная улыбка не покидала его задорной морды.
Быстро, но величаво, газон попыталась пересечь кошка. Она посчитала оскорблением для себя огибать игровую площадку щенка, где и была подвергнута наскокам и призывам поиграть. Кошка присела и зашипела, предупредив о своем настроении приставалу, но ему это показалось забавным, и он тоже присел, подпрыгнул, отскочил, приблизился. Незаметным быстрым движением, кошка чиркнула лапой по носу, щенок заскулил и отскочил, так и не поняв, за что его так.
Вера и Александр сидели на металлическом заборчике у входа в ЗАГС и курили, было невыносимо душно и жарко.
По тому, какую бурю неуместного восторга вызвала расправа кошки с щенком, было понятно, что Вера находится в крайней степени нервного возбуждения. Она все хохотала и хохотала, это было похоже на истерику. Александр угрюмо курил одну за другой. Они разводились.
Рядом разморенные люди в оранжевых жилетах лениво ковыряли дорогу. Вере, наконец, удалось затихнуть. Александр смотрел себе под ноги, он не мог смотреть ей в лицо с тех пор, как они расстались, тихо, но отчетливо произнес:
– Ты уверена, что ВСЕ ЭТО правильно?
Такого удара поддых Вера никак не ожидала, на её лице вдруг проступило все тщательно скрываемое горе. На её счастье Александр не поднял головы, но когда через минуту она заговорила, её выдал голос, дребезжащий от надрыва.
– А как иначе? У нас другого пути нет… у тебя растет дочь…
Конечно, это были не те слова, которые рвались наружу. Ей хотелось сказать, что каждую минуту с тех пор, как она в отчаянии переступила порог их общего дома, она рвалась назад. Но вначале она не могла себе позволить вернуться к нерешенным проблемам и мужу, топящему тревоги в алкоголе. А потом уже было поздно, появилась Эльвира. Хотя… если бы он попросил… но он не просил. Ей было очень горько видеть, как из цельной личности он превращался в приспособленца, делягу. Но все эти мысли она, как обычно, оставила при себе.
А Александр с ужасом думал, что теперь ему придется жениться на Эльвире.
13
Задумавшуюся за вязанием Веру вернул к действительности вопрос Игоря Михайловича, который оторвался от газеты и спросил:
– Веруня, я никогда тебя не спрашивал, почему ты мне сказала, что не можешь иметь детей?
– Чего это ты вдруг?
– Не знаю, пришло в голову…
– Я уже отвечала на этот вопрос двадцать три года назад, когда забеременела. Ты пытался выпытать, в чем заключался мой коварный замысел, если мы уже удочерили Полину, зачем было врать о бесплодии. И тогда, и теперь, говорю тебе, что мой коварный замысел состоял в том, чтобы вызвать у тебя жалость, потом оплести сетями… чтобы в дальнейшем, сидя у камина, слушать твой храп. Ты доволен?