Извинюсь. Не расстреляют (сборник) - Виктория Токарева

– А почему ты не в Англии?

– Я здесь работаю.

Значит, живут там, где работают. А русские живут там, где их дом.

Надька смотрела, как он натягивает яркий пододеяльник. Райнер ей не особенно нравился. Но у нее не было выбора. Надо зацепиться любой ценой, чтобы легализовать свою жизнь в Германии. А там будет видно. Не надо печалиться, вся жизнь впереди. Вся жизнь впереди, только хвост позади.

Среди ночи Надька легла к Райнеру. Проявила инициативу.

Райнер был смущен, однако не возражал. Выжидал. Надька поиграла на его теле, как на пианино, нажимая нужные клавиши. Получился потрясающий аккорд. Эта симфония гремела пять дней, с понедельника по пятницу. А в пятницу вечером Сюзи получила телефонный звонок от Райнера с просьбой не приезжать. У Райнера произошло перемещение интересов. «Любовь поцвела, поцвела – и скукожилась».

Сюзи порывалась приехать, поговорить. Но о чем говорить? Разве не ясно?

Трубку снимала Надька и своим красивым голосом советовала больше не звонить.

Сюзи все-таки дозвонилась к Райнеру на работу. Райнер сказал странную фразу: разбирайтесь сами. Сюзи не поняла. Сами – это кто? Она и русская? Но при чем тут русская? Ведь предательство совершил Райнер… Сон…

Надька испытывала легкое злорадство. Она победила соперницу. Это была победа живота – главная женская победа. Все остальное – ерунда. Сюзи могла быть умнее, скромнее, более воспитанной и образованной, но эти добродетели не стоили и трех копеек в сравнении с главным женским талантом…

Райнер по вечерам включал музыку и сам тоже пел. Трубил, как лось. Это рвалось наружу его мужское счастье.

Надька позвонила Ксении в Москву и сообщила, что «освежила брак». У нее теперь другой муж. Ксения слегка задохнулась от неожиданности, будто ей плеснули в лицо холодной водой. Потом быстро очухалась, как бы вытерла лицо ладонью, и пригласила молодых в гости, в Москву.

У самой Ксении в это время проистекал бурный роман с молодым кавказцем. Он не годился в мужья изначально, но любовник был восхитительный. Такого чувственного наслаждения Ксения не испытывала никогда в своей жизни. Однако этого мало. Ксения ценила в мужчине личность, а не чувственность. Конечно, хорошо, когда то и другое. Но, как правило, вместе это не бывает. Создатель фасует справедливо: или одно, или другое.

Райнер взял отпуск, и они с Надькой покатили в Москву, в свадебное путешествие.

Ксения на этот раз устроила свадьбу в грузинском ресторане и собрала всех-всех-всех, кто окружал ее в жизни. Это был парад побед: у Ксении – все как у людей и лучше, чем у других. У дочери – настоящий иностранец, а в те времена это была крупная козырная карта.

За столом собрались друзья, соседи, включая Нину и Нэлю с родителями.

Нина за это время вышла замуж на сокурсника, способного архитектора. Он был положительный и порядочный, а поэтому скучный. Интересными бывают только мерзавцы.

У Нэли жизнь не складывалась. Нэля влюбилась в женатого гения. С одной стороны – гений, с другой стороны – женатый. Никаких перспектив, кроме любви как таковой.

Во ВГИКе процветало какое-то извращенное понимание жизни. Ценились только Тарковские, голодные художники. А такие ценности, как семья, верность, материальное благополучие, – это мещанский набор. Этого надо стесняться. Поэтому Нэле светило только быть музой гения, второй в свите, поскольку первая уже была.

Получалось, что Надька лидировала. Жила с иностранцем в налаженной стране. А в России, пока наладится, сто лет пройдет. Если не двести. А кому охота ждать двести лет? И еще неизвестно, чего дождешься. В начале века Ленин сказал, что мы пойдем другим путем. А через восемьдесят лет выяснилось, что этим путем идти было не надо.

Россия – страна экспериментов. Это, конечно, интересно в глобальном смысле. Но для каждого отдельного человека – неприятно, а иногда и трагично. Надька вывернулась. А почему? Потому что не сидела сложа руки. Рисковала. А кто не рискует, тот не выигрывает.

Все ели-пили, говорили тосты, кричали «горько». Надька и Райнер поднимались и целовались прилюдно. При этом Райнер оттопыривал губы куриной гузкой. Нина и Нэля тихо переглядывались. Жених им не нравился. Стоило из-за такого ехать так далеко. Заграница хороша в смысле еды и мануфактуры. Однако любовь… Нет ничего важнее любви. Какая разница, во что ты одет и что у тебя на тарелке. А вот любовь – ее горячее дыхание, ее химия, ее электричество…

Надьке стало душно. Райнер взял ее за руку, и они вышли на улицу. Москва тех времен была темная и неприбранная, как будто трудно зажечь фонари и подмести. Но никому не было дела, как нет дела до чужого ребенка. Москва-сиротка утопала во мраке.

Райнер стоял рядом, раздувшийся от водки. Надька видела, как далек он от идеала. Но пусть постоит рядом. А там – будет видно. Кто может знать – что будет завтра? Завтра прилетит птица счастья и унесет Надьку на своих звенящих крыльях.

Птица не торопилась. Забыла про Надьку.

А время шло и приносило сюрпризы. Первый сюрприз: Надька забеременела и родила девочку. Назвала Машей. В Германии это имя звучало экстравагантно. Не то что в России, где каждая вторая – Маша.

Второй сюрприз: Райнера выгнали с работы. За пьянство.

Сначала его предупредили. Шеф подошел и сказал:

– От вас постоянно пахнет спиртным. Если это будет продолжаться, вы потеряете место.

Надька давно заметила, что Райнер начинает день со стакана виски, а к концу дня в нем бултыхается литр. При этом поведение Райнера мало менялось, он как будто оставался трезвым, но начинал гримасничать. Пробовал лицо: на месте оно или нет? Далее принимался чихать сорок раз подряд. Это была аллергия на алкоголь.

Надька прозрела. Сюзи повезло. Сюзи чудом спаслась, как пассажир, опоздавший на «Титаник». А вот Надька влипла, и надо как-то выбираться. Она поволокла Райнера в госпиталь. Ему сделали серию анализов крови, и анализы насплетничали о серьезной поломке организма. Райнер, как оказалось, запущенный алкоголик с двадцатилетним стажем.

– Почему ты скрыл? – спросила Надька.

– А ты не спрашивала, – резонно ответил Райнер.

– Ты должен был предупредить меня до начала…

– Начало было твое, а не мое. Вспомни…

Надька позвонила по телефону в город Лондон и вызвала мать Райнера. На подмогу. Она решила, что «если дружно мы навалимся вдвоем, мы тяжелые ворота разнесем».

Но так могут думать наивные дилетанты. Здоровому человеку кажется, что алкоголизм – это распущенность. Если взять себя в руки, если запретить себе строго – все войдет в нужные берега. Но это – великая иллюзия. При алкоголизме нарушается химия. Может быть, это ошибка Создателя. А может – эксперимент…

Мама Райнера по имени Ева отправилась вместе с Надькой к лечащему врачу. Тот предъявил анализы за последние полгода. Ева схватилась за голову, но не удивилась. Она знала, откуда ветер дует. Отец Райнера страдал этим же самым. Наследственное заболевание.

Единственное утешение – внучка Маша. Она оказалась как две капли воды похожа на Еву: беленькая, с голубыми глазами в половину лица. Ангел. В отличие от Надьки. Надька не понравилась Еве ни внешне, ни внутренне. И где он ее выковырял? Как будто мало нормальных немецких девушек. Надо было жениться на русской, злобной и неприятной…

Тот факт, что Райнер алкоголик, бракованный товар, Ева как-то забывала. Не брала в расчет. Он казался ей красивым и благородным. А недостатки есть у всех. Идеальных людей не бывает.

Ева уехала при своем мнении, а Надька осталась при своем. Она поняла, что надо спасаться, рвать когти. И чем скорее, тем лучше. Но как можно спасаться с ребенком на руках?

Райнер сидел против излюбленной бутылки и философствовал, красиво поводя кистью руки. Именно таким Надька увидел его впервые у Греты. Уговаривала пустить переночевать. А он еще упирался. А она уговаривала. Дура. Злоба накатывала на Надьку как волна. Захлестывала с головой.

Надька хлопала дверью и уходила. Надо было как-то разомкнуть пространство, вдохнуть свежего ветра.

В супермаркете случайно познакомилась с русским евреем по фамилии Рубинчик. Маленький драгоценный камешек. Рубинчик поселился в Германии по программе канцлера Коля. Немцы испытывали историческую вину перед евреями и старались искупить как могли. Правда, искупление касалось не тех, перед кем они были виноваты. Но все же…

Рубинчик уехал один. Семья осталась в России. Рубинчик планировал устроиться, раскрутиться, а потом уж забрать семью. Он брал на себя первые тяготы эмиграции. Однако в текущих радостях жизни себе не отказывал. Заботливый неверный муж – типично еврейский вариант.

Рубинчик с Надькой зашли в кафе при магазине. Это дешево. Рубинчик – его звали Лева – вытащил и показал фотографию жены и дочки. Жена оказалась породистая и стройная, как молодая кобыла. Даже странно, что она пошла за Рубинчика. Могла бы выбрать камень покрупнее и подороже. Дочка – копия папаши, что обидно. Но Рубинчику казалось по-другому. У него жгло глаза от красоты своей дочери. Надьке это все было не интересно. У нее – свои проблемы.