Юнги (илл. И. Дубровин) - Павел Вишнев

Песчаный грунт хорошо поддавался лопате, но в нем встречалось много толстых корней деревьев. Выкорчевывать корни было делом нелегким. Еще утомительней — возня с камнями: в почве их тоже немало.

— Вот это боров! — воскликнул Митя Коробков, осматривая новый большой валун.

— Ничего себе картофелина, — пошутил Жора Челноков. — Одной на всю роту хватит.

Митя распорядился:

— Зовите ребят на помощь.

Петушок закричал тоненьким голоском:

— Эй! Юнги! Юнги второй смены! Сюда!

— Сюда! — поддержал его Ваня Таранин и замахал над головой бескозыркой.

Когда вокруг камня собралось человек пятнадцать, Митя спросил, обращаясь ко всем:

— Вытащим?

— Как? — спросил Николай.

— На край котлована положим толстые доски, вкатим на них камень, а потом будем передвигать его вверх.

— А если сорвется? — усомнился Николай.

— А если, если, — передразнил его Жора. -

Если бы да кабы не росли бы в лесу грибы. Давайте, ребята, возьмемся.

Притащили доски, сделали из них сходни. Потом навалились на камень. Каждый уперся только одной рукой, потому что всем хотелось принять участие в извлечении камня из котлована, но он был не так уж велик, чтобы за него могли взяться сразу пятнадцать человек.

Но камень не поддавался.

— Постойте! — крикнул Гурька. — Так у нас ничего не выйдет. — А ну, Петушок, тащи вон ту

слегу. А ты, Жора, помоги мне подложить вот эту плаху сюда, под камень. Устроим рычаг первого рода. Как сказал старик… Как звали старика, ребята? Кажется, Архимед… Дайте мне точку опоры, и я переверну земной шар. А мы перевернем камень. Раз, два, взяли.

Юнги навалились на слегу, висли на ней, и камень поддался. Повернувшись на другой бок, он тяжело лег на доски. Потом обвязали его тросом и стали тащить по доскам. Юнги, стоявшие на сходнях, подталкивали камень слегой и руками.

Когда устали, подложили под камень плаху, чтобы не съехал обратно, и сели отдыхать.

Таранин сказал Челнокову:

— Жора, ты силен в математике. Реши задачу.

— Какую?

— А вот: сколько понадобилось бы лошадей, чтобы вытащить эту каменюгу из котлована?

Жора подумал, потом сказал:

— Смотря какая лошадь. Может и одна вы тащить.

— Ну, это уж если какой-нибудь битюг с сельскохозяйственной выставки. Тот сможет. А ты рассчитай на обыкновенных лошадок. Возьми лошадиную силу, как это принято в задачках по физике. Аш — пэ — семьдесят пять килограммометров в минуту.

— Две лошади надо! — крикнул Митя.

— Вот. А нас? — Таранин сосчитал сидящих вокруг юнгов. — С Петушком семнадцать. Семнадцать, деленное на два, дает восемь. Петушка мы откинем, как неделимый остаток. Значит, восемь юнгов, или одна лошадь.

Юнги засмеялись.

— Тоже арифметика с физикой! — обиженно сказал Петушок, силу которого Ваня не принял в расчет.

Гурька воскликнул:

— Петушок обиделся! Давайте сделаем поправку. Половину лошадиной силы прибавим на Петушка.

Потом все снова взялись за лопаты. Николай сказал:

— Ворочай вот тут камни… Землю копай. Всю жизнь только об этом и мечтали.

Он ударил лопатой по толстому корню, она отскочила, как от резины, чуть не стукнув концом ручки Николая по голове. Николай швырнул лопату.

— Солдаты на фронте немало этой земли переворачивают, — примирительно сказал Гурька. — Окопаются, их тогда никакая пуля не берет.

— Так то на фронте. На фронте я эту землю, может, без сахару и сметаны стал бы жрать вместо пирожного. А здесь не хочется.

Николай опустился на землю и, опираясь на локоть левой руки, стал смотреть на шумевшие сосны. Он срывал былинки, клал их в рот и лениво пережевывал.

Жизнь в школе юнгов показалась Николаю с самого начала серой и скучной. Уезжая из дому, он мечтал, что здесь его сразу оденут в красивую морскую форму, будет он служить на корабле. А тут приходится строить землянки, мокнуть под дождем и вместо черных суконных брюк, бушлата с блестящими медными пуговицами и синей шерстяной форменки носить рубаху и брюки из серого грубого полотна — робу.

Впереди предстояла учеба и жизнь в землянке. Что в этом хорошего? Зачем это надо, чтобы он строил землянку, мок под дождем, ворочал камни, копал землю? Чтобы выучиться на моториста? Море рядом. Но его даже и не видно за лесом. И выходит, как был, так и остался ты сухопутным человеком.

Он не заметил, как в котлован спустился командир второй смены старшина первой статьи Цыбенко. Он остановился около Николая, подождал чего-то, потом окликнул:

— Юнга Лизунов!

Николай повернулся к старшине лицом, но на ноги не поднялся. Цыбенко спросил:

— Вы больны, Лизунов? Почему не работаете?

— Я работаю, — ответил Николай, неприязненно посмотрев на командира смены.

— Работаете? А я бачу, що вы сачкуете!

Николай все так же неприязненно и даже вызывающе смотрел на Цыбенко, лежа на боку.

Старшина приказал:

— Встать! С вами говорит командир смены. Надо самому трудиться, а не дывыться, як другие работают. За другими я сам подывлюсь. Берите лопату.

Николай поднялся и взял лопату. Он озорно посмотрел в лицо старшине и спокойно спросил:

— Товарищ старшина первой статьи, а как по- морскому будет лопата?

— Юнга Лизунов! — крикнул Цыбенко так, что голос его стало слышно далеко. — Явитесь ко мне после обеда!

— Есть явиться к вам после обеда! — ответил Николай и, вытянувшись, смешно прижал лопату к боку, точно в руке у него была не лопата, а винтовка.

Цыбенко ушел, а Николай, проводив его все тем же веселым, озорным взглядом, снова уселся на землю.

— И кому хочется, ребята, ишачить, а?

Но его бездельничанье юнгам показалось обидным. Митя посмотрел на него сурово и спросил:

— Ты что, в самом деле собираешься лежать так целый день? Землянку мы строим для кого?

Тебе ее не надо? А ну, берись за лопату, а то возьмем и бросим в озеро!

Николай поднялся.

12

После обеда по распорядку дня мертвый час.

Все, начиная от командира роты старшего лейтенанта Стифеева до дневального смены, следили за тем, чтобы в это время юнги спали. Но юнги — не старики. Не привыкли считать покой в постели за отдых.

Койка Петушка стояла рядом с Гурькиной. Выставив из-под одеяла маленькую рыжую голову, Петушок шепотом рассказывал:

— Озер, ты знаешь, сколько здесь? Много!

А рыбы!… — Петушок схватился за голову и зажмурил глаза. — Тьма! Окуней — страсть сколько! Видел я, один старик рыбачил. Словно кто ему

этих окуней нарочно сажает на удочку. Таскает и таскает… И плотва крупная попадается. Во какая!

Эх, крючок достать бы!.

— Можно самим сделать.

— Из булавки?

— Ну да.

— Я думал об этом. А где булавку взять?

— У меня есть.

— Честное слово?

— Раз говорю, значит, есть.

— А ты знаешь, здесь в каждом озере своя рыба. Клянусь! Ну, окунь же, конечно, но в каждом озере другой. Коли озеро заболочено, со ржавчинкой, окунь темный, мелкий. А если в озере вода светлая — и окунь светлый, покрупнее. Прямо во каких старик ворочал! Интересно, на вкус они какие, разные или одинаковые? А у тебя булавка одна?

Гурька успокоил Петушка:

— Да что мы булавок, что ли, не достанем?

В это время Николай стоял перед командиром смены, который сидел около своей палатки за небольшим столиком, сколоченным из неструганых досок.

Николаю уже надоело стоять перед старшиной по стойке «смирно», и он иногда менял ее на положение «вольно», перенося тяжесть тела на одну ногу. Заметив это, Дыбенко кричал:

— Як стоишь!

Николай нехотя потягивался, косил глазами на прохаживающегося неподалеку дневального.

— Який из тэбэ выйдэ моряк, если ты боишься работы?

— Я работал.

— Отставить пререканье! Я ж говорю тебе, що моряка из тебя не выйдэ. Як есть сачок, так им и будэ. Все работают, а он на сосны дывытся. Что ты там не бачив?

— Я только остановился…

— Тильки? А мабуть, не тильки?

— Ну что вы, товарищ старшина первой статьи!

— Отставить разговорчики! А потом, что за вопрос: «Як называется по-морскому лопата?» Я вам кто? Кто я вам, юнга Лизунов?

— Командир смены. Так все слова-то какие?

Салага, сачок… Может, и лопата…

— Отставить, кажу!

— А чего вы на меня кричите?

— Я не кричу, а розмовляю с вами. Ясно?

Хотел ограничиться одним внеочередным нарядом, да бачу, вам цего будэ мало. Ну, это мы потом решим. Придется доложить командиру роты. Идите.

Николай повернулся кругом, но старшина скомандовал:

— Отставить! Кру-гом!

Так он заставил его повернуться три раза, пока Николай не выполнил поворота четко.