Звезда в хвосте Льва - Наталья Андреева

– Значит, ты это делаешь мне назло? Это месть, да? Я вовсе не обиделась, напротив, очень рада.

Она медленно принялась размешивать чайной ложечкой густую пенку в высоком бокале с мятным латте. Злость Ромашова все росла. Рара его не ревнует. Какие еще нужны доказательства того, что он ей безразличен?

– Если хочешь знать, я с ней не сплю, с этой девочкой. Мы просто ходим по ночным клубам и снимаемся для глянца.

– А ты не хочешь на ней жениться? – вкрадчиво спросила Рара. – По-моему, она хорошенькая и неглупая.

– По-прежнему мечтаешь от меня избавиться?

– Я тебе не надоела за два-то года, Лёвушка?

– Меня зовут Андрей! – вспыхнул он.

– Пусть так. Но ты все равно Лёвушка, Ромашов, – тихо рассмеялась она.

У него по спине побежали уже знакомые мурашки. Захотелось нагнуться к ней и вдохнуть ее запах, мускусный, дразнящий, провести языком по тонкой шее, от ключицы до самого уха, залезть в него языком и почувствовать ее ответную дрожь. Рара очень быстро заводилась, надо было только оказаться в подходящем месте. В тесном помещении, где ей некуда будет деться, и она, как это было в последние две недели, не сможет от него убежать. Хотя бы в такси. Или в лифте…

– Поедем к тебе, – попросил он.

– Нет. Там Фима.

– Раньше тебя это не смущало. И его тоже.

– Если мой муж мало зарабатывает, это не та причина, по которой… – она запнулась и сбилась.

– Ну, продолжай. По которой он тебя продает. Нет, не так выразился. По которой он позволяет тебе себя продавать. Устраивать ваши дела. Ведь это ты зарабатываешь деньги. А он занимается наукой. Извини, над чем он сейчас работает? Какой-то там поэт…

– Бодлер. Фима пишет диссертацию о творчестве Бодлера. Ефим Иванович не согласен с тем, что Бодлера называют поэтом мелкой буржуазии. По мнению Фимы, Бодлер гораздо глубже. Его стихи и сейчас звучат актуально.

– Еще бы! – хмыкнул Ромашов. – Все эти психоделические опыты… Он же употреблял гашиш и со знанием дела описывал процесс. А потом перешел на опий. Твой Фима, часом, наркотиками не балуется? Хотя бы для того, чтобы понять, что чувствовал его любимый поэт. Быть так, сказать, поближе к творчеству. К декадансу. По мне, так Ефим Иванович и есть декаданс. Твой муж из дома когда-нибудь выходит? Или только и делает, что целыми днями упивается своими придуманными страданиями?

– Не юродствуй! Мой муж – умница! Если хочешь знать, он гений!

– Прекрасно! Пусть работает над своей диссертацией! Один вопрос: откуда из всего этого бреда возьмутся деньги?

– Это не бред! – вспыхнула она.

– Пешком с ночевкой вокруг бабла, – вот как это называется. Или я чего-то не знаю? Может быть, Ефим Иванович задумал урвать Нобелевскую премию?

– Андрей, прекрати немедленно! Бабло, урвать… Ну, откуда в тебе это?! Я же помню, каким ты был три года назад, когда мы встретились. Милый мальчик с большими наивными глазами. А сейчас тебя не узнать. Ты стал не просто жадным. Ты стал алчным. Чувствуешь разницу? К тому же ты стал неразборчивым. Снимаешься, где попало, лишь бы платили деньги. Скажи: чего ты этим добиваешься?

Он всерьез разозлился. Скажите, пожалуйста! Ей не понравилась его последняя работа! А для кого он все это делает? Ему ведь до зарезу нужны деньги. Только-только выбился из нищеты, а вокруг полно соблазнов! Если бы она знала, какоеу него было детство! Не всем же повезло родиться в Москве. В полной семье, у родителей-интеллигентов, которые вечерами читают книги и обсуждают новости культуры, а не бьют посуду и морды друг другу, заглушив водкой или дешевой самогонкой тоску от безысходности и невозможности изменить свою жизнь. Мама у Лёвы Ромашова, да, была интеллигентная. А вот отец…

Есть такой вопрос, на засыпку: кто сильнее, муравей или слон? На первый взгляд, конечно, слон. Он же огромный! Но зато муравей поднимает ношу в восемь раз больше собственного веса, а слон и своего веса не поднимает. Так что если сделать их одинакового размера, то муравей окажется намного сильнее слона.

Так и с ними, с ним и с Фимой Раевичем. Если бы Фима родился в такой дыре, где родился Лёва Ромашов, да у таких родителей, то он бы в лучшем случае был сейчас учителем в сельской школе. А в худшем спился. Он же, Ромашов, стал актером. Да, он снимается в сериалах. Пока в сериалах. Но его уже узнают на улице и в метро. А что было бы, если бы он родился в Москве, у известных родителей? Где-нибудь на Остоженке? Да все бы у него уже было, и гораздо раньше! Неужели Рара этого не понимает?! Да как она может их сравнивать, да еще и в пользу своего мужа-бездельника?!

– Я понял, – сказал он зло. – Фима занимается делом, а я фигней. Он изучает Бодлера, а я снимаюсь в гребаном мыле. Он герой, а я рубщик бабла.

– Прекрати употреблять жаргонизмы! – поморщилась Рара.

– А мне можно. Я ж не знаю, кто такой Бодлер. Я же быдло.

– Не играй, тебе это не идет! Я знаю, что ты прекрасно образован и начитан! Ведь твоя мама преподавательница литературы! У тебя врожденная грамотность!

– А я подстроился под этовремя. Сменил белые одежды рыцаря на костюм мерзавца, зато от Версаче. Чего и тебе советую. Пусть наш Фима Раевич будет весь в белом. А мы с тобой наденем модные костюмчики в стразах и пойдем тусоваться. На самом деле ты гораздо ближе ко мне, чем к нему. Ты просто не хочешь это признать. Тебе нравится такая жизнь: тусовки, съемки, телеэфиры. Быть в гуще событий, чувствовать, как жизнь течет сквозь тебя, а не мимо. Чтобы ежеминутно звонил телефон, и ты бы так же ежеминутно ощущала свою востребованность. Рара, кинокомпания «Денебола» скоро обанкротится, и ты останешься без работы, – уверенно сказал он. – Кстати, я теперь знаю, откуда взялось это название. Генеральный продюсер по гороскопу Лев. А кинокомпанию он назвал в честь тебя. Ха-ха! Остроумно! Рара – звезда в хвосте Льва! А хвост-то, оказывается, может вертеть не только собакой, но и Львом. Но вам конец, вашему сотрудничеству. Я же предлагаю тебе работу.

– Какую именно? – слегка напряглась Рара.

– Моего пресс-секретаря. И Раевичу местечко найдется. Я знаю, что у него имеются кое-какие связи. Их, этих «бодлерщиков», на Москве хватает. Он будет писать статейки, всякие там рецензии, или обзоры, в перерывах между осмыслением гениальных упаднических стихов, ты будешь их пристраивать, эти опусы, а я – зарабатывать деньги. Мы прекрасно устроимся: я с тобой, а Раевич с Бодлером. Жить мы будет вместе.

– Где? – в упор спросила Рара.

– Надо купить дом. Большой дом, просторный. Где-нибудь в престижном месте. На Рублевке или на Новой Риге.

– Это дорого.

– Возьму кредит. Не беспокойся, я быстро его отобью. Я люблю работать. Ведь вы живете в ужасных условиях, Рара, вам скоро крыша на голову упадет, в прямом смысле слова. А дом снесут не скоро. У вас нет денег на ремонт, а Раевич как мужик ни гроша не стоит. Крышу он чинить не будет. Да он гвоздя не может вбить! Ефим Иванович никогда не держал ничего тяжелее шариковой ручки! И что дальше? У вас в квартире сплошная разруха: кран течет, сливной бачок сломался, обои отошли от стен, штукатурка осыпалась. А ванная? Подумать только: у вас сидячая ванна! Как ты с этим миришься?

– Это всего лишь досадные бытовые мелочи, – поморщилась Рара.

– Да, но из этих мелочей складывается жизнь. Быт. Надо же и о теле думать, не только о душе. Ты не можешь все тянуть на себе. Рара! Вспомни, что ты – женщина!

– И как все это будет выглядеть? – медленно спросила она. – Ты, я и он.

– А как все это выглядело до сих пор? И кого это волновало?

– Бред какой-то, – поежилась она.

– Соглашайся. Ты только подумай: на работу ходить не надо, прогибаться под всяких там уродов не надо, свободного времени полно. У тебя буду только я.

– Да ты один стоишь десяти… – «уродов», чуть не вырвалось у нее. Ромашов это понял. И обворожительно улыбнулся:

– Обещаю: я изменюсь.

– Поклянись!

– Клянусь.

– Поклянись, что ты не будешь ограничивать моей свободы.

– Я тебе это обещаю.

В тот момент он мог поклясться в чем угодно. Она была так близко – стоило только руку протянуть. И он перестал что-либо соображать. Вот уже две недели они не были вместе. Рара готовила его к разрыву отношений, с чем Ромашов категорически был не согласен. Если внешне он выглядел вполне самостоятельным и успешным, то в душе по-прежнему оставался маленьким мальчиком, для которого кино – огромный волшебный мир, полный затаенных опасностей. И чтобы там выжить, нужен опытный проводник.

Ромашов холодел при мысли о том, что кто-то узнает, какой он на самом деле. Узнает о том, что когда он стоит перед режиссером, у «мачо» от страха дрожат колени, а язык немеет. Что Андрей Ромашов боится читать контракт, который дают ему на подпись. А вдруг это всего лишь сон? И проснувшись, он вновь окажется за кулисами, дожидаясь своего «кушать подано!». Боится поехать в банк и забрать свои деньги. Боится отвечать на телефонные звонки.