Бомаск - Роже Вайан

Натали привезла бутылку виски и, одна выпив половину, пожелала непременно "что-нибудь предпринять".

- Ну что ты обычно делаешь по воскресеньям? - допытывалась она у Филиппа.

- И в воскресенье и в будни ложусь спать в девять часов вечера, читаю, пока не засну.

- Поедем обратно в Лион, - предложила Бернарда. - Возьмем с собой Филиппа. Он выпьет с нами в каком-нибудь веселом местечке, а завтра утром вернется поездом...

- Ах нет! В Лионе все ужасно скучные, не лучше немцев, запротестовала Натали. - Таких закоренелых провинциалов только в Мюнхене ещё увидишь. Mitteleuropeische [среднеевропейские (нем.)] нравы начинаются в Лионе...

И Натали принялась распространяться на эту тему. Она уже немало попутешествовала на своем веку и любила насмешничать по поводу тех стран, в которых побывала.

- Ну тогда поедемте в Шарбоньер, попытаем счастья в рулетку, соблазняла Бернарда.

Бернарда, особа двадцати восьми лет, принадлежала к обедневшей ветви семейства Прива-Любас. Она никогда не играла на собственные деньги, которые с трудом зарабатывала в своем родном городе перепродажей антикварных вещей. Натали была азартным игроком, и, когда ей везло, Бернарда, нахально воруя у неё жетончики, тоже делала ставку; ей случалось таким манером без малейшего для себя риска срывать солидные куши. Она называла этот способ "играть дуплетом".

- Я уверена, что и в Клюзо найдутся какие-нибудь развлечения, упрямилась Натали. - Неужели здесь даже по воскресеньям заваливаются спать в восемь часов вечера?

- Давайте спросим у Нобле, - сказал Филипп.

Мысль была вполне логичная. Нобле выполнял за него всю работу в конторе, Нобле нашел для него приходящую прислугу и подыскал ресторан, Нобле оберегал его покой, так как попасть в кабинет директора по кадрам можно было только через комнату, где сидел начальник личного стола, и поэтому господина директора никогда не тревожили.

- Ладно, - сказала Натали. - Кстати, посмотрим на твою нянюшку Нобле.

В своих письмах Филипп, разумеется, мог рассказывать Натали и Бернарде лишь о тех, кого он видел, а видел он в Клюзо одного Нобле, и Филипп подробнейшим образом описывал его целлулоидные воротнички и манжеты, "какие носили ещё до первой мировой войны", рассказывал о карточках, заведенных Нобле на каждого рабочего и служащего, с таинственными значками всех цветов и всех форм, по которым можно было сразу узнать все, что угодно: усердие в работе, политические и религиозные взгляды, принадлежность к профсоюзу, семейное положение, количество детей, любовные связи - словом, всю жизнь человека.

- Это шпик, - с брезгливой гримасой сказал Филипп своим дамам. - Но ко мне он относится с почтением, потому что я внук Франсуа Летурно, "великого Летурно", как он выражается. - Все трое весело хохотали и, намекая на пьесу Жан-Поля Сартра, дали Нобле прозвище "Почтительный" [имеется в виду пьеса Сартра "Почтительная проститутка"].

- Едем сейчас же к Почтительному, - потребовала Натали.

Они застали Нобле за обедом. Жил он на окраине города, у Лионской дороги, в домике дачного типа, построенном по стандартному образцу, утвержденному АПТО для квартир административного персонала. Мадам Нобле носила кольцо с маленьким бриллиантом - подарок мужа ко дню их серебряной свадьбы, плод огромных жертв, так как начальник личного стола после тридцатилетней службы на фабрике получал только сорок пять тысяч франков жалованья в месяц. Филиппу Летурно платили шестьдесят пять тысяч, да мать давала ему сорок.

Мадам Нобле тотчас предложила сварить для гостей кофе.

- Нет, нет, ни за что! - ответила Натали, решив, что в таком доме кофе, вероятно, отвратительный.

Мадам Нобле так и поняла её отказ. У этой седовласой женщины был свежий цвет лица, как и подобает провинциалке, которая не пьет вина и вовремя ложится спать. Она густо покраснела и тотчас ретировалась на кухню.

- Что можно предпринять нынче вечером в вашей пустыне? - спросила Натали.

- Сходите в кино, - посоветовал Нобле. - Сегодня идет...

- Я признаю только старые немые фильмы, - отрезала Натали.

Натали была очень худа, но бюстом своим могла гордиться: грудь у неё была небольшая, округлая, упругая и высокая; поэтому Натали почти всегда носила, как и в тот вечер, широкую юбку со сборками и очень облегающую вязаную кофточку из тонкой шерсти; шея у неё была длинная и гибкая, голова маленькая, с целой шапкой курчавых, коротко подстриженных волос, как будто взлохмаченных порывом ветра; на худом лице резко выделялся горбатый нос и ярко намазанные губы, казавшиеся толще от подрисовки губной помадой. Когда она пила, её узкие карие глаза темнели, казались черными и блестели, как два осколка антрацита; тогда она сверлила своих собеседников пристальным взглядом, и выражение её глаз ясно говорило: "Не верю ни одному слову, лучше уж выкладывайте карты на стол".

Натали ужасно не понравилась Нобле, он принял её за потаскушку из-за обтягивающей грудь кофточки и кроваво-красных губ. "Намазалась, как в кино", - подумал он. Но когда Филипп Летурно, представляя ему своих спутниц, назвал одну "мадемуазель Эмполи", а другую - "мадемуазель Прива-Любас", он сразу насторожился. Ему было хорошо известно, что Эмполи и Прива-Любасы - члены правления АПТО, но, какую роль они играют в руководстве фабрикой, он не знал. С тех пор как предприятие Франсуа Летурно было поглощено акционерным обществом, Нобле не знал хорошенько, кто же его хозяева. Когда он приезжал в Лион в правление АПТО за указаниями, его всегда принимал главный директор господин Нортмер - такой же служащий, как и он сам.

- Нет ли у вас тут какой-нибудь танцульки? - приставала к нему Натали.

- Да, да, - подхватил Филипп, - какого-нибудь кабачка, где можно потанцевать и выпить стаканчик под музыку?

- Представьте, такая незадача - нынче вечером в Клюзо потанцевать можно только на балу, который ежегодно устраивают здешние коммунисты.

- Туда пускают только коммунистов? - спросил Летурно.

- Да нет, - ответил Нобле. - Танцевать придет все та же молодежь, которая пляшет каждое воскресенье в том же самом зале на балах местных обществ: "Товарищество бывших альпийских стрелков", "Игроки в кегли", "Пожарная дружина", "Взаимопомощь садоводов".

- Взаимопомощь садоводов? Вот забавно! - воскликнула Бернарда Прива-Любас.

- Идемте к коммунистам, - решила Натали.

Нобле повернулся к Филиппу:

- Пожалуй, для вас это не совсем подходящее место...

Филиппа очень удивило неожиданное возражение Почтительного. Он сухо заметил:

- Может быть, мне представится наконец случай встретиться хоть там с моими рабочими.

- А вы не хотите пойти с нами? - спросила Бернарда у дочери господина Нобле.

Мари-Луиза Нобле, девица в лыжных брюках, слушала разговор, не проронив ни слова. Вид у неё был угрюмый.

- Я нигде не бываю в Клюзо, - ответила она.

Нобле решил сопровождать молодых людей. "А то, пожалуй, хлопот с ними не оберешься", - подумал он.

Оркестр расположился на маленькой сцене, где иногда ставились спектакли силами двух любительских трупп: "Общества содействия светской школе" и "Патронажа св.Иосифа". В тот вечер над сценой, во всю её длину, был протянут плакат: "Единство действий в борьбе за мир и требования трудящихся".

Был киоск, где продавали книги и брошюры, был буфет, в котором активисты исполняли обязанности официантов. За порядком наблюдали специально выделенные молодые люди, стоявшие у входа в зал и на маленькой площади у подъезда. В буфете за столом, украшенным красными гвоздиками, на почетном месте сидел в окружении членов комитета секции и их семей рабочий Кювро, герой большой забастовки 1924 года, в настоящее время председатель фракции коммунистов в муниципальном совете Клюзо, где они составляли меньшинство.

Появление внука "великого Летурно" и Нобле не вызвало особого удивления. В первые годы после Освобождения почти вся городская верхушка бывала на праздниках, которые устраивались коммунистами. Тогда в моде были благотворительные базары на американский лад - продажа с аукциона. Владелец скобяной лавки, фамилия которого неизменно возглавляла список реакционных кандидатов на муниципальных выборах, каждый год жертвовал для аукциона старинное кресло стиля Людовика XV и сам же выкупал его на торгах, набавляя одну тысячную кредитку за другой. Он перестал бывать на этих праздниках лишь после того, как в результате блока реакционных партий коммунисты департамента лишились депутатских мест в Национальном собрании. Но в апреле 195... года ещё не все мосты между противными сторонами были сожжены, и предполагалось, что сам мэр, радикал-социалист, пожалует на бал около полуночи и чокнется с рабочим Кювро.

Филипп Летурно и его спутники сели недалеко от оркестра - Филипп между двумя своими дамами, лицом к залу, а Нобле напротив них, спиной к публике.

Как только я показался в зале, меня усадили за стол, украшенный красными гвоздиками. Я прислушивался к разговорам. Речь шла о Филиппе Летурно. Кювро - "рабочий Кювро", как его звали во всех окрестных промышленных городах, - старик лет семидесяти, говорил: