Солнечный зайчик. Шанс для второй половинки (СИ) - Ежов Сергей Юрьевич

Наконец добрались и до галантереи. Пока Ленуська рассматривала сумочки, я пошел в отдел тканей, и тут же наткнулся на греческую джинсу. Отличный деним, малость дороговат, но… Почему бы и нет? Купил. Много. Уже целенаправленно бросился к фурнитуре, отыскал там кнопки в виде звёздочек, которые вполне можно было бы использовать как имитацию заклёпок, молнию, синтетические сапожные нитки и аляповатые алюминиевые пряжки «под бронзу». Все покупки продавщица ловко упаковала в серую оберточную бумагу и перевязала сверху бумажной бечёвкой. С пакетом в руках я отправился искать Ленуську, и нашел её почти там же, где и оставил. Слава богу, денег хватило и на кошелёк… Кстати, я очередной раз поразился прихотливым изгибам женской логики: Ленуська начала рыться среди сумочек, а в результате купила кошелёк. Впрочем, это тоже были скорее Бобровские эмоции.

— А ты что купил?

— Тут некоторые страдали, что у них нет сарафана. Было такое?

— Не говори ерунду. Я не какая-то там тряпичница, и вещизмом не страдаю.

— Ерунду не буду, просто скажи, где найти оверлок.

— У тёти Стюры есть. А зачем?

— Сейчас я тебе сошью сарафан, как у твоей знакомой, ты не против?

— Джинсовый сарафан? Врёшь!

— Я и с майонезом наврал?

— Ну и что ты тут выстроился? — рявкнула на меня не страдающая вещизмом Ленуська, забрала у меня пакет с покупками и почти бегом бросилась домой. А я, посмеиваясь, шагал следом. Ах, какая у меня милая и непосредственная сестрёнка! Надо бы побольше делать для неё всякие приятные вещи.

Уже дома, раскраивая ткань, я решил обойтись без оверлока. Швы можно обметать и на швейной машинке. Возни, конечно, больше, но зато не нужно тащиться куда-то. Тем более, что рядом суетится, подпрыгивает и жаждет примерки мелкий ураган. Управился с шитьём меньше, чем за два часа, ещё час прилаживал к сарафану пряжки и заклёпки.

— Юрочка! А давай и маме сошьём? — умоляюще заныла Ленуська, вертясь перед зеркалом.

— А давай! Тащи какое-нибудь мамино платье, снимем размеры с него.

Еще через час (сказалась сноровка), был готов и следующий сарафан. Я закреплял последние заклёпки, когда с работы пришла мать.

— И где мои дети? — послышался её голос из прихожей.

Ленуська ужом выскользнула из своего сарафана и бросилась из комнаты:

— Мамуля, не входи, там тебе готовится сюрприз!

— Почему ты почти голая? — подозрительно спросила мать.

— Сейчас всё узнаешь, только пока не входи.

— Уже можно! — подал я голос.

Мать вошла, и её взгляд сразу остановился на разложенных, на столе сарафанах.

— Юра! — потрясенно сказала она — Это ты сам?

— Конечно сам! А я только рядом стояла и нитки подавала. — похвасталась Ленуська — Только, мамуля, мы все жёлтые шёлковые нитки использовали.

— Да и шут с ними, с теми нитками. — рассеяно сказала мать, прикладывая свой сарафан к груди. — И вообще, Юра, брысь отсюда, я обновку примерять буду.

— Мама, вещи ещё надо отгладить после шитья — напомнил я выходя.

— И, правда. Ты иди Юрочка, а у нас с Ленуськой тут дела.

Вернувшегося с работы отца дамы встретили во всём блеске джинсового великолепия. Тот выразил положенное восхищение, а после ужина позвал меня с собой в мастерскую. Там он покопался в ящиках с разными железяками, и откуда-то снизу извлёк штампованную пластинку.

— Держи. Думаю, это надо Ленке на карман присобачить.

Я посмотрел: на пластинке был отштампованы крылья, а по верху шла надпись Harley Davidson. Харлей Дэвидсон, знаменитая американская мотоциклетная фирма. До войны и во время войны они нам поставляли много своих машинок.

— Откуда это?

— Да я, давно уже, шильду с разбитого американского мотоцикла свинтил на память, а гляди-ка, пригодилось.

Вечером, переделав дела, мать в новом сарафане вышла за ворота на скамейку. Тут же к ней потянулись соседки:

— Здравствуй Тая, мы к тебе.

— Присаживайтесь, бабоньки.

Похвасталась рукодельными детьми, поговорили о том, о сём, перемыли косточки отсутствующим подружкам. Помолчали.

— Ой. Таюшка, а давай споём? Уж очень давно мы не спивалы. — вздохнула Кривенчиха. — Давай, Таюшка, запевай.

— Цветет терен, цветет терен, листья опадают7. — завела мать.

— Кто с любовью не знается, тот горя не знает. — подхватили бабы.

Спели, вздохнули, помолчали.

— От какие хорошие наши викраиньские песни! — вздохнула Кривенчиха.

— Ну тогда давай и русскую песню споём — усмехнулась мать и завела:

Всё васильки, васильки

Сколько вас выросло в поле

Бабы подхватили дружным и слаженным многоголосьем:

Помню у самой реки

Я собирал их для Оли8

Мужикам было невместно петь с бабами, а послушать приятно, потому они разместились на скамейке у дома через дорогу, и смолили там свои папиросы.

— От, какие хорошие наши русские песни — опять вздохнула Кривенчиха — Тая, а что это у тебя сегодня полдня музыка играла, да так складно?

— Это Юра и Лена с друзьями решили самодеятельность создать.

— И что, получается?

— Хотите послушать?

Бабы одобрительно зашумели, а мать подошла к веранде и постучала в стекло:

— Юра!

— Вот он я!

— Юра, не хочешь спеть перед народом?

— С удовольствием. Только сейчас Ленуську позову.

Когда я с Ленуськой вышли, народу прибавилось. Бабы, кто уместился, сидели на скамейке, а остальные кто уселся на шпалы, кто просто стояли.

— Уважаемые друзья, дорогие соседи! — обратился я к зрителям — Сегодня мы с сестрой впервые выступаем перед публикой. Вашему вниманию мы предлагаем песни, которые вы ещё не слышали, и очень надеемся на ваше одобрение.

Ленуська аккомпанировала на баяне, а я пел:

Вот и прошли года, но мы не старые,

Недолюбившие, сидим усталые.

Весна счастливая, а сколько красок в ней,

Под старой ивою течёт, течёт ручей.

Со второго куплета бабы начали подпевать припев, а Кривенчиха со своей закадычной подружкой Андреихой пустились в пляс:

Течёт ручей, бежит ручей,

И я ничья, и ты ничей.

Течёт ручей, бежит ручей,

И я ничья, и ты ничей.9

Песню пришлось повторять ещё два раза. Потом спели «Родимую школу», вызвав у слушателей слёзы умиления. Последней прозвучала «Галина»:

Ходил по свету, колесил, я много лет

Но счастья так и не нашел

Ни друга нет, жены, вот тоже, в общем, нет

И на душе нехорошо

Видал я много разных стран и городов

Ногами шар земной крутил что было сил

Да только в сердце свою первую любовь

Всегда носил, всегда носил

Растет, растет

Возле дома калина

Растет, цветет

Да у всех на виду

Живет, живет

В этом доме Галина

А я никак все туда не дойду

Живет, живет

В этом доме Галина

А я никак все туда не дойду.

А помнишь, Галя, как я в армию пошел

И от тебя всё ждал письма

А друг соврал, что я другую там нашел

А ты поверила словам

Я столько лет тебя пытался позабыть

Бежал по свету как чумной, не чуя ног

Но разлюбить тебя, родная, разлюбить

Так и не смог. Так и не смог!

Когда спел второй куплет, шептавшиеся было бабы дружно примолкли, улыбки с лиц стерлись, как будто кто-то поработал ластиком по рисунку. Ничего не понимаю, но продолжаю:

Растет, растет

Возле дома калина

Растет, цветет

Да у всех на виду

Живет, живет

В этом доме Галина

А я никак все туда не дойду

Живет, живет

В этом доме Галина

А я никак все туда не дойду

На голове полным-полно волос седых

Да кружит злое вороньё

Видал я женщин — умных, сильных, молодых

Да не похожих на неё

Промчались годы молодые ну и пусть

А наше счастье ещё будет впереди

Ноя вернусь, я обязательно вернусь!