Экспериментальная космическая станция на орбите - Николай Каманин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Борис Волынов уже не единожды был дублером. Подготовку к встрече с космосом начал еще с А. Николаевым и П. Поповичем, был, как говорят, задействован и на другие старты. Это о нем после полета «Союза-3», соблюдая традицию представлять товарищей, писал в «Правде» Георгий Береговой:
«Вместе со мной все детали будущего полета отрабатывали и другие космонавты. Один из них принадлежал к первой, «гагаринской» группе… Юность его, как и моя, прошла в шахтерском крае, только не в Донбассе, а в восточных районах страны. Темноволосый и черноглазый, с атлетической фигурой и уравновешенным характером, он пользуется заслуженным уважением у космонавтов. Вполне возможно, что в ближайшем будущем страна услышит его имя при одном из новых полетов в космос».
Наша память – своеобразный фильтр; она пропускает все обыденное, малозначащее, но задерживает в своих ячейках эпизоды, связанные с разного рода вехами жизни, поворотными пунктами, что ли. У него они тоже были. И много. Сейчас некоторые из них могут вызвать улыбку, но тогда…
Нет, не с неба началась его мечта. Наоборот, его тянуло под землю, как и многих других мальчишек, которые жили в Прокопьевске – городе шахтеров, с копрами и терриконами на каждом шагу.
Борису порой казалось, что копры и терриконы охраняют его родной город. Как сторожевые вышки, маячат они в степи, бросают длинные тени прямо на улицы, заглядывают в окна домов. По ночам на них загорались огни. А на иных красные звезды – символ трудовой славы.
Бабушка говорила, что ночью город спит. Не спят только шахты. Они никогда не спят – круглосуточно там, под землей, добывается уголь.
По утрам улицы заполнялись потоками людей. Пересменка. Торопливо собиралась мать – она работала в горняцкой поликлинике врачом-хирургом. «Шахтерский доктор» – называли ее в округе.
Борис каждое утро провожал глазами шахтерские толпы, и его неудержимо тянуло влиться в этот ежедневный поток людей, спуститься в шахту, открыть тайны земли. Казалось, что там, на глубине, все выглядит таинственно и заманчиво.
В школьные каникулы Борис с одноклассниками спускался в шахту. Сначала на экскурсию, потом на «субботники»: помогали как могли, гордились первыми трудовыми рублями. На эти деньги покупал Борис книги. Случилось так, что одна из них поведала ему об удивительной судьбе летчика Анатолия Серова.
Читал, как говорится, взахлеб. Про войну в Испании, про испытания самолетов, про смелых и мужественных людей.
Мальчишку подкупила судьба Серова. Сын горняка, он вырос почти в таком же городке, как и Прокопьевск… Отсюда пошел учиться на летчика. «Летать, только летать», – говорил он друзьям.
Вот как бывает в жизни: ни разу не встречал человека, лишь портрет в книге увидел, а он вдруг ворвался в твое сердце этаким ураганом, всколыхнул, закружил мысли и повел за собой. И уже не земля, а небо звало Бориса, звало настойчиво, торопливо. Решено: он тоже будет летчиком. Так и объявил об этом дома.
– Летчиком? – удивилась мать. – Почему именно летчиком? Ты не представляешь, что это за профессия. Даже самолета вблизи не видел.
Она снисходительно трепала густую шевелюру сына и думала: мальчишка еще, потому так легко смотрит на жизнь, Позавчера хотел быть шофером. Вчера говорил: тянет в шахту. Сегодня – в авиацию… Стремления у него так же изменчивы, как весенний степной ветер. Откуда подует, туда он и повернется. Повзрослеет, тогда во всем разберется…
Но новое увлечение для Бориса не было мимолетным. Оно бередило душу, рождало желание ускорить бег времени. Он увлекается авиамоделизмом. Пытается соорудить реактивную вертушку по собственным чертежам. После одного пробного запуска вертушки школьный кабинет физики наполнился удушливым дымом и треском. Ребята чихали и кашляли, а старый учитель Владимир Никитович Усанов признал опыт удачным.
Потом Борис мастерил реактивный снаряд и ракету. Как признанный авторитет выступал перед кружковцами с лекцией об авиации. Когда его принимали в комсомол, кто-то из райкомовцев спросил:
– Что читаешь, Волынов?
– Книги про летчиков, про Жуковского, про самолеты…
В зале заулыбались. Секретарь определил: «Стойкий однолюб», – и окрестил его Борей-летчиком.
…Авиационная биография Бориса началась со школы первоначального обучения. Всю дорогу туда простоял у окна поезда. За пыльным стеклом плыла степь. На первый взгляд все в ней казалось однообразным и тоскливым. И только внимательные глаза могли заметить пологие низины, извилистые овраги (по-степному – балки) с волчьими логовами, одинокие, разросшиеся на свободе ветлы у низких колодцев и белые барашки облаков, бросающие тени причудливой формы,..
Борис ехал с тяжелым сердцем. Мысли путались: в них он находил и оправдание себе и понимание тревоги матери. Но не было сомнений в правильности избранного пути.
На первой же станции выскочил на перрон, подбежал к окошку вокзальной почты, попросил бумаги, конверт с маркой и написал:
«Дорогая мама! Ты должна понять, что я уже взрослый человек. Все будет хорошо, верь мне, мамочка. Я не хочу иной профессии. Я буду только летчиком…»
Утром сошел на вокзале степного города. Жара, духота. На перроне еще десяток таких, как он, – с чемоданчиками, рюкзачками. Встречающий собрал всех, посадил в старый грузовик. Машина запрыгала на ухабах, взметая столбы сизой пыли. Остановились у палаток, раскинутых прямо на песке. Огляделись – пустыня.
– Это и есть школа летчиков? – удивленно спросил белобрысый парень со смешливым открытым лицом.
– Это и будет школа, – ответил офицер в летной форме. – Тут будете жить. – И добавил: – Пока тут…
В палатках – голые койки. Матрацы набивали соломой, сухой, мелкой. Очень хотелось пить. А вода – по строгой норме. Каждая кружка на учете. Зароптали: «Куда попали?»
На другое утро появился начальник школы. Присел на кровать – табуреток еще не было.
– Доброе утро. С прибытием.
– Доброе… – нехотя ответили ребята. Лица у всех мрачные, разочарования не скрывают. Начальник же держится бодро, весело, словно не замечает их настроения.
– Солнышко пригревает?
– Уж как греет, – вздыхают прибывшие. – Сил нет.
Начальник тоже вздохнул.
– Верно. Сам еще не привык. Я ведь сибиряк. Кстати, мы, кажется, земляки? – он с любопытством оглядел ребят, словно еще не веря, что они тоже из Сибири. – Утешать не буду. Поговорим начистоту. Согласны?
Борису сразу понравился тон разговора – прямой и по-мужски серьезный. И больше всего подкупили почему-то слова: «Утешать не буду». Не маленькие, мол, и к тому же сибиряки. Борис уважал откровенность, пусть даже суровую. Ответил за всех:
– Согласны!
– Обстановка такая, – продолжал офицер, – всё начинаем с нуля. На голом месте создаем школу. Сами создаем: и я и приехавшие летчики-инструкторы… И вы, стало быть. Первый год будет трудно. Очень трудно. Второй – легче. Основная трудность в том, что будем совмещать работу с учебой. Обещаю: здесь из вас сделают летчиков. Хороших летчиков. А пока… Запаситесь терпением, мужеством, дисциплиной… А если кто желает, может уехать. Есть такие?
Молчание. Желающих уезжать не оказалось. Начальник школы встал, пожал каждому руку: «Спасибо, товарищи», – и ушел.
Вытирая пот на лице, Борис проговорил:
– А все-таки жарковато…
– Перестань со своей жарой, – огрызнулся белобрысый. – Когда о ней не говорят – легче.
Школа росла на глазах: Появился свой аэродром, свои самолеты. Вместе с ними приехал и инструктор старший лейтенант Григорий Шилов. При первом знакомстве грозился: «Семь потов сгоню!» А на деле оказался добродушным и мягким. Ругаться не умел. Тряхнет густым непослушным чубом, поведет остреньким носом, подмигнет задорно: «Слетаем?» Казалось, дай ему волю, будет летать и день и ночь, без устали. Позавтракает прямо в кабине, пожует бутерброд – и пошел… Прихватит с собой кого-нибудь из курсантов: смотри, мол, как надо осваивать воздушную стихию.
К Борису он подошел, оглядел с головы до ног оценивающим взглядом, потрогал его плечи, похлопал по спине: «Вынослив? Ну, ну! С тебя спросу больше».
У Бориса, как назло, не получалась посадка: нет-нет да и «даст козла». Самолет прыгает как на ухабах. При каждом ударе Шилов приговаривает: «Не рви, не рви…» А потом грозно: «Еще раз взлетай!» И тут же снова на посадку: «Смотри, до земли один метр. Смотри и учись». Казалось, машина уже касается колесами полосы, а инструктор в этот момент дает газ, уходит на второй круг и все повторяет: «До земли один метр. Один! Заруби себе на носу этот рубеж. Зарубил? Теперь садись».
Сел Борис аккуратно, чисто. Больше не было «козлов». Шилов отучил. Инструктор и впрямь сгонял с него семь потов, а через год написал в характеристике: «Летное дело любит. Материальную часть самолета и мотора знает хорошо, эксплуатирует грамотно. Трудолюбив. Пилотаж в зоне освоил. Перегрузки переносит хорошо…»
