Учись видеть. Уроки творческих взлетов - Марина Москвина

У нас в университете античную литературу преподавала великая Елизавета Кучборская, маленькая, всегда в черном платье, я помню, как она, вскинув голову, трагически скрестив руки на груди, стояла на сцене огромной «коммунистической» аудитории и говорила такие слова:

– Человек, не читавший Гомера, даже НА ВИД отличается от человека, который Гомера читал.

Так и человек, не читавший «Денискины рассказы» Драгунского! Да у меня сынок Серёня, когда был маленький, как заболеет, ляжет в постель, настроение у нас с ним хуже некуда.

– Доставай «Двадцать лет под кроватью»! – говорит Серёня.

Этот рассказ Виктора Драгунского – жаропонижающий. Я даю вам честное слово: когда мы хохотали над тем, как Дениска засел под кроватью у Ефросиньи Петровны, у моего Серёни понижалась температура. И это неудивительно: Виктор Драгунский был по профессии клоун.

А Виктор Голявкин?! О боги! Как так получилось, что вы не читали безумно смешные рассказы писателя Голявкина? Там одна девочка все время опаздывала на урок. Уже все причины выдвинула, использовала все оправдания: автобус не пришел, будильник не зазвенел… Ну и решила что-то преподнести оригинальное и с препечальным видом сообщила учителю, что у нее брата шкафом задавило. Учитель чуть со стула не упал: «Как так?» – «Мама двигала шкаф и не заметила, как задавила сына…»

Приходит мама в школу, учитель ей с большим сочувствием: «Я знаю, у вас беда…» Она: «Какая беда?» Он: «У вас сына шкафом задавило». Она: «Вы что, с ума сошли?»

Ну и так далее.

Всю «Золотую библиотеку», когда-то выходившую в издательстве «Детская литература», вы обязаны прочитать, если хотите иметь со мной дело. Такие толстые красные книги в твердом переплете, где золотым – по красному: Юрий Сотник «Невиданная птица», Лев Кассиль «Кондуит и Швамбрания», Яков Аким «Девочка и лев», Валерий Медведев «Баранкин, будь человеком!», Юрий Яковлев «Багульник», Борис Житков «Избранное»…

Кстати, когда я училась на факультете журналистики на третьем курсе, мне приятель предложил подзаработать.

– Напиши, – он говорит, – моей подружке диплом. Она оканчивает филологический факультет МГУ, и ей надо быстро накатать о писателе Борисе Житкове.

Этой девушке несказанно повезло, вскоре она с отличием защитила мой диплом, потому что я как открыла «Морские рассказы» Бориса Житкова, так и влюбилась в него и позабыла обо всем на свете. Это был потрясающий человек! Чем только он не занимался с дикой страстью: музыкой, ботаникой, астрономией, учился играть на скрипке, ставил балеты в знаменитых русских операх, изучал звездное небо. Учился на математическом, потом на естественном отделении университета, окончил и начал учиться снова – на кораблестроителя. Участвовал в гонках яхт, пешком обошел юг России, стал штурманом дальнего плавания. Отправился в экспедицию на Енисей, обследовал его до самого устья, до Ледовитого океана, изучил енисейских рыб. Что интересно, судно для этой экспедиции ему прислали в разобранном виде – доски, части корпуса, куски надстроек… Борису Житкову пришлось собирать судно самому вместе с ярославскими плотниками, которые и лодки-то простой ни разу не строили.

Борис Житков объехал всю планету, побывал в кругосветном плавании, на корабле прошел путь от юнги до помощника капитана. Ему доверили в Англии, как абсолютному эксперту в этом деле, принимать или не принимать от английских заводов моторы для самолетов и подводных лодок!

В конце концов этот человек становится писателем. Можете представить, какая получилась проза – а он был талантливейшим прозаиком, это сразу понял Самуил Маршак. Именно Маршак потребовал от Бориса Житкова, чтобы тот рассказал, что пережил в своих странствиях по жизни.

У каждого писателя есть свой любимый герой, как человечек Никодим, сшитый мною по образу и подобию художника Леонида Тишкова. Его можно помещать в реальный и вымышленный мир. А главное, полностью с ним отождествиться, раздвинув до бесконечности собственные границы.

Горы вдали как рисунок тушьюЧеловечек на журавле верхомЛетит над синими горамиКто-то внизу поднимает головуКто – не вижу, не успеваю увидеть.

Я умоляю вас прочитать «Три толстяка» Юрия Олеши. Не посмотреть по телевизору, хотя фильм получился замечательный: Тибул – Алексей Баталов, доктор Гаспар Арнери – Валентин Никулин, его экономка – Рина Зеленая… Но почитайте, вы увидите своими глазами, как пишутся такие удивительные, культовые, легендарные вещи. Юрий Олеша – особая фигура в русской литературе. У него была такая ответственность перед словом, будто бы от этого зависела жизнь людей, как у Бориса Житкова, когда он принимал моторы для самолетов и подлодок.

Однажды в буфете Центрального Дома литераторов к Олеше подошел знакомый писатель и спросил:

– Юрий Карлович! Вы почему так мало написали? Все, что вы написали, я могу прочитать за одну ночь…

– А я, – мгновенно ответил остроумный Олеша, – могу за одну ночь написать все, что вы написали.

Потом мы прочитаем с вами «Зависть» Олеши, «Ни дня без строчки» – все это учебная для нас с вами литература, нельзя стать полноценным пишущим человеком, не встретившись с ней в жизни, будет всегда чего-то не хватать, как иногда не хватает организму белков или витамина С.

Мы прочитаем Юрия Казакова – сначала его пронзительного «Арктура – гончего пса», дивную акварельную вещь «Голубое и зеленое», чуть позже – «Во сне ты горько плакал». Нет у этого писателя многотомного собрания сочинений. Но все, что он написал, – на вес золота.

«Волчик, волчинька» Вадима Чернышева – обязательно! «Белый Бим Черное ухо» Гавриила Троепольского – плачьте, а читайте. Единственный случай, когда Государственная премия по детской литературе была присуждена писателю, пишущему о природе, произошел давным-давно. Это был достойнейший Николай Сладков.

Я хорошо была знакома с Николаем Ивановичем Сладковым – таким великим знатоком птиц, зверей, деревьев и трав, что когда мы однажды сидели с ним в кино, шел какой-то американский детектив – погоня, убийство, расследование, еще минута, и выяснится, наконец, кто убийца, Николай Иванович вдруг наклонился ко мне и шепотом сказал:

– Слышишь? Слышишь? Во дворе у шерифа поет певчий дрозд…

Глубоким знатоком нашей планеты во всех ее подробностях и деталях был Юрий Коваль. Мы постоянно будем возвращаться к его прозе – читать и перечитывать рассказы «Алый», «Листобой», «Кепка с карасями», повести «Недопесок», «Пять похищенных монахов», «Самая легкая лодка в мире»…

Много больших и маленьких радостей на каждом шагу подстерегает нас в книжках Коваля. Они написаны по тем законам и заповедям блаженства, о которых говорил писатель Виктор Шкловский в своей «Теории прозы». (Почитайте книжку Виктора Шкловского – пригодится!)

Проза, говорил он, родилась около костров – остановок в пустыне. Разговоры на палубе, разговоры в ожидании, когда же, наконец, придет корабль, разговоры о самом замечательном и страшном в жизни человека. Прозой разговаривали усталые люди, и надо было сохранить внимание слушателя.

Мы будем вслух произносить вслед за Юрием Ковалем: «БИДОН ПАДАЛ В ПРОПАСТЬ, СЛОВНО ОГРОМНЫЙ СИЯЮЩИЙ СВИСТОК…», «Я ПЛЫЛ ПО ЯЛМЕ…», «КУМ ОКУЧИВАЛ КАРТОШКУ…», «ТОЛЬКО ОГНЕННЫЙ КАПИТАН КЛЮКВИН ВЕСЕЛИЛ ГЛАЗ»…

Вы чувствуете? Будто камешки перекатываются во рту, когда мы произносим эти фразы. Как слово «Клюквин» подлетает к нёбу, до чего оно славное на вид и заслуживающее внимания уха.

Нет, ни за что мы с вами не возьмем пример с печально известного чукчи из старого доброго анекдота. Если кто не в курсе – чукча сдает вступительный экзамен в Литературный институт. Его спрашивают: «Льва Толстого “Войну и мир” читал?» Он: «Нет». – «А “Преступление и наказание” Достоевского?» – «Нет». «А “Мертвые души” Гоголя?» Тогда он отвечает им гордо:

– Чукча не читатель, чукча – писатель!..

Мы будем с вами принципиально иными чукчами.

Глава 5

Барабаны и мандарины

В чем радость творчества? Во внутренней свободе! Поэтому когда вы решили что-то написать, садитесь и пишите без оглядки. Не останавливайтесь. Один мой приятель рассказывал, как его отец, известный таджикский писатель, сидел за столом и что-то сочинял, когда в Душанбе началось землетрясение. Все выбежали из дома – есть такое правило в районах с повышенной сейсмической опасностью. Но он не двинулся с места. Над ним раскачивалась люстра, пол, стены ходили ходуном, а он спокойно сидел за письменным столом и занимался своим делом. Когда опасность миновала, он, радостный, вышел семье навстречу и очень удивился, почему все такие встревоженные, а на полу валяются упавшие со стен картины.

Ныряйте глубже в самого себя, ищите в себе Творца и любыми возможными способами увиливайте от террора внутреннего редактора и контролера.