Человеческое тело - Паоло Джордано

Эджитто дремлет, сидя за столом (с недавнего времени дремать у него получается лучше всего), но тут в медпункт заглядывает солдат.

— Доктор!

Эджитто подскакивает:

— Слушаю.

— Полковник просил сообщить, что сотрудник медслужбы прибудет послезавтра. Вертолет доставит вас в Герат.

Парень так и стоит — наполовину внутри, наполовину снаружи, в полутьме лица не разглядеть.

— Сержант Ансельмо поправился?

— Кто?

— Сержант Ансельмо. Он должен был меня сменить.

Насколько ему известно, сержант подхватил простуду, давшую осложнение со стороны дыхательных путей, и еще несколько дней тому назад лежал в полевом госпитале в Герате с физиономией, стиснутой кислородной маской.

Оробев, солдат поднимает руки.

— Не знаю, синьор. Мне только велели сообщить вам, что прибудет сотрудник мед службы, а вертолет…

— Доставит меня в Герат, да, я понял.

— Так точно, синьор. Послезавтра.

— Спасибо.

Солдат топчется на пороге.

— Что-то еще?

— Поздравляю вас, лейтенант!

— С чем?

— Домой возвращаетесь.

Он исчезает, несколько секунд дверца палатки колышется, то открывая, то закрывая путь яркому уличному свету. Эджитто опускает голову на скрещенные руки и пытается снова уснуть. Меньше чем через неделю, если ничего не случится, он будет в Турине. При мысли об этом ему вдруг начинает не хватать воздуха.

Теперь уже не уснуть — он решает встать и выйти на улицу. Шагает вдоль восточной ограды, пересекает зону, где расположились артиллеристы, — палатки стоят тесно, чтобы протиснуться между ними, приходится сжимать плечи. Забирается по лестнице, приставленной к укреплению. Часовой здоровается и отступает в сторону, чтобы освободить место.

— Вы доктор?

— Да, доктор.

Эджитто подносит руку ко лбу, заслоняясь от света.

— Хотите, дам свой бинокль?

— Ничего, и так нормально.

— Да нет, возьмите бинокль, с ним лучше видно. — Паренек снимает бинокль с шеи. Совсем молоденький, хочет чувствовать себя полезным другим. — Наводка ручная. Покрутите колесико! Погодите, я вам помогу!

Эджитто дает ему настроить бинокль и принимается медленно разглядывать равнину, залитую полуденным солнцем. Вдалеке возникают миражи — кажется, будто видишь блестящие лужи. Раскаленная гора выглядит безопасной: с трудом верится, что в ней спрятаны сотни гротов и ущелий, из которых враг постоянно следит за базой, за каждым человеком, за каждым движением, в том числе и в данный момент. Но Эджитто это прекрасно известно, поэтому он не может позволить себе обмануться или забыться.

Он наводит бинокль на лагерь афганцев — водителей грузовиков. Те сидят в тени клеенчатых занавесок, кое-как натянутых между грузовиками, привалившись спиной к колесам и поджав колени к груди. В этой позе они могут сидеть часами, попивая горячий чай. Вместе с военными они привезли материалы для базы из Герата, а теперь не хотят возвращаться — боятся мести. Запертые на пятачке, который кажется им безопасным, они не могут уехать, как не могут и оставаться здесь вечно. Насколько известно лейтенанту, они ни разу не мылись. Им хватает нескольких канистр воды в день — столько, сколько нужно, чтобы утолить жажду. Из столовой им приносят еду — они берут ее, не говоря спасибо, но и ничего не требуя.

— Пейзаж не очень, верно, док?

— Довольно однообразный, — говорит Эджитто, хотя он так не считает. Гора ежесекундно меняет очертания, да и у желтого бесчисленное множество оттенков, надо только научиться их различать. Враждебный пейзаж, к которому он быстро привык.

— Я и не думал, что здесь так, — говорит паренек. Вид у него невеселый.

Спустившись с укрепления, Эджитто направляется к телефонам, хотя звонить ему особенно некому, да и сообщать о скором возвращении никому не надо и не хочется. Он решает позвонить Марианне. Набирает цифры, указанные на телефонной карте, механический голос сообщает, сколько осталось денег на счету, и просит подождать.

— Слушаю!

Марианна всегда отвечает по телефону резко, словно ее оторвали от занятия, требующего невероятной сосредоточенности. Но, узнав его голос, она смягчается, кажется, что нервное начало разговора обусловлено тем, что они далеко друг от друга.

— Это Алессандро.

— Ну наконец-то!

— Как дела?

— Голова болит и никак не проходит. А у тебя? Окончательно бросили тебя в одиночестве?

— Прибыл новый полк. Смотрят на меня как на умудренного жизнью старика. Забавно.

— Даже не подозревают, насколько они далеки от истины.

— Да уж. Но скоро поймут.

Пауза. Эджитто слушает слегка учащенное дыхание сестры.

— Вчера я ходила домой.

В последний раз они ходили туда вдвоем. После смерти Эрнесто прошло всего несколько дней, а они уже бродили по комнатам, разглядывая все вокруг так, словно выбирали, какую мебель забрать себе. Стоя перед большим зеркалом у входа, сестра заявила, что готова его увезти. Бери все, что хочешь, ответил он, мне ничего не нужно. Марианна вспылила: зачем ты так говоришь! А? Хочешь, чтобы я чувствовала себя виноватой, и потому говоришь «бери все, что хочешь», словно тебе ничего не нужно, а я — сволочь, во всем ищущая свою выгоду.

— Ну и как? — спрашивает он.

— А ты как думаешь? Пустой дом, везде полно пыли. Тоскливо. Даже не верится, что я там жила. Представляешь, стиральная машина была загружена. Они даже не удосужились посмотреть. Все вещи слиплись. Пришлось взять мешок для мусора и все выбросить. А потом я открыла платяной шкаф и выбросила все остальное. Все, что попалось под руку.

— Зря.

— Почему зря?

Эджитто и сам не знает. Знает, что не надо было этого делать, по крайней мере пока.

— Может, и пригодилось бы, — говорит он.

— Кому пригодилось? Тебе? Одежда — просто жуть. И потом учти, я здесь одна. Так что будь по крайней мере любезен не указывать, что мне надо и чего не надо делать.

— Ты права. Извини!

— Я связалась с парой агентств недвижимости. Говорят, квартира требует ремонта — много за нее не выручишь. Главное нам с тобой как можно скорее от нее избавиться.

Эджитто хочется сказать Марианне, что с продажей тоже можно подождать, но он молчит.

Она настаивает:

— Так когда же ты возвращаешься?

— Скоро. Вроде бы.

— Дату не сообщили?

— Нет. Пока нет.

— Может, мне все-таки позвонить? Я уверена, кто-нибудь откликнется и поможет.

Марианна всегда пыталась вмешиваться в его жизнь, словно оставляя за собой право оспаривать его выбор. В последнее время она неоднократно угрожала подать жалобу, и не куда-нибудь, а в Генеральный штаб. Пока что Эджитто удавалось ее отговорить.

— Это мне только навредит. Я же тебе объяснял.

— Не понимаю, как ты можешь так жить, не зная, что с тобой произойдет через неделю, через месяц. Постоянно зависеть от чьих-то капризов.

— Такая у меня работа.

— Дурацкая работа, ты сам знаешь.

— Наверное.

— Оказаться в месте, к которому ты не имеешь никакого, ни малейшего отношения. Смешаться с бандой фанатиков. И не надо мне говорить, что на самом деле я не такая, потому что мне прекрасно известно, какая я на самом деле.

— Марианна…

— До чего же все это глупо!

— Марианна, нам пора прощаться.

— Ну конечно, я так и знала. Слушай, Алессандро, квартиру действительно надо продать как можно скорее. Динамика цен в этом районе пугает. Только им могло казаться, что в нем есть что-то особенное. Эрнесто считал себя специалистом по инвестициям, помнишь? Он считал себя специалистом во всем. А теперь квартира ничего не стоит. Я правда очень обеспокоена.

— Я же сказал тебе, что сам этим займусь.

— Алессандро, действовать надо быстро.

— Хорошо. Пока, Марианна!

Эджитто не знает, означает ли задумчивый вид полковника Баллезио то, что он умный человек. Вряд ли, решает он. Зато Эджитто уверен в другом: полковник страдает разными маниями. Например, он увешал всю палатку пахнущими жвачкой ароматизаторами в форме деревца.

— Лейтенант Марокко! Располагайтесь!

— Эджитто, синьор полковник.

Баллезио наклоняется вперед, чтобы прочитать фамилию на куртке.

— Ой, да, ну ведь разница небольшая? Вольно, лейтенант, вольно! Садитесь вон там! Как видите, в этой палатке не так много удобств. Караччоло — спартанец. Просто он еще молод, все дело в этом. Зато я все больше ценю комфорт, — говорит он, любовно поглаживая живот. — Кстати, мне бы где-нибудь достать холодильник — для пива. Я видел холодильник у вас в медпункте. Он вам действительно нужен?

— Там хранится вакцина. И адреналин.

— Ну да, адреналин. Это важно. Но я мог бы хранить его у себя. Глядишь, и для пива место найдется. Все равно моя палатка открыта для всех, добро пожаловать в любой час дня и ночи. Особых тайн у меня нет. Да и вам вроде бы скоро домой?