Речитатив - Анатолий Постолов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Не расстраивайтесь, – подал голос Юлиан, – мое благородное имя тоже претерпело странные изменения. По-английски я Джулиан, но моя заботливая подруга меня офранцузила. Я стал Жюльеном, а в редкие интимные минуты мое имя приобретает собачий оттенок: Жюлька или Жюленок.
– Что ты болтаешь, Юлиан? Не слушайте его, Ленард. Он эгоист и жуткий циник. А можно я буду вас называть Леоном?
– Она и ваше имя офранцузила, берегитесь, господин Варшавский.
– А почему появился этот французский вариант? – спросил Варшавский и в первый раз повернул голову назад, с любопытством рассматривая сидящую в полумраке Виолу.
– Не знаю… Я люблю французские фильмы, литературу, и вообще, хотела бы жить в Париже. Может быть, я в прошлой жизни была француженкой…
– Parlez-vous francais?» [1]
– «Parlez» – слишком громко сказано…
– Она болтает почти без акцента, – скороговоркой произнес Юлиан. – Так меня уверял один наш знакомый – портной из Бердичева. Сам-то он по-французски ни бум-бум, но его прабабушкой была Эвелина Ганская.
– Юлиан! Ну что ты несешь? – с деланной досадой сказала Виолетта, пряча улыбку.
– Comment allez-vous, madame? [2] – неожиданно спросил Варшавский.
– Мадемуазель. Так правильнее. А вы, оказывается, говорите по-французски?
– Это просто школьные воспоминания, – усмехнулся Варшавский. – А будете вы называть меня Леон, Леонард или Лев – мне все равно. Эти слова по сути синонимы одного имени.
Юлиан включил поворот и начал менять ряд, чтобы уйти с фривея. Неожиданно справа, чуть ли не впритирку к нему, промчалась на большой скорости машина. Юлиан невольно сделал резкий флип-флап рулем и тут же весь покрылся потом.
Варшавский заметил его состояние.
– Не волнуйтесь, – сказал он, – пока я нахожусь в этой машине, никакой аварии не случится, даже если машину развернет против движения.
– Вы заколдованы? – спросил Юлиан.
– Нет, я просто не выполнил до конца свою задачу здесь, на земле. Поэтому я как бы застрахован… – он многозначительно поднял вверх указательный палец и добавил: – там…
– Надежная страховка?
– Вполне. Главное, не нарушать условия страхового полиса…
Предчувствие
Они лежали в обнимку, наполовину задрапированные простыней, освещенные голубоватым светом ночника. Казалось, их обнаженные фигуры появлялись из этой драпировки, как из мраморной глыбы появляются роденовские любовники. Комната, нагретая за день, еще отдавала свое тепло, но ночная прохлада надувала парусом тюль занавески и шевелила колокольчики на балконе.
Женщина, закрыв глаза, высунула разгоряченный поцелуями язычок и, словно кистью, провела влажный мазок от ямки на подбородке мужчины к уголку его губ; мужчина отвечал ей более сдержанно – он лениво поглаживал спину женщины и время от времени слегка надавливал пальцами на ее позвонки, создавая беззвучную мелодию, чьи такты заполнялись отдаленной перекличкой автомобильных клаксонов. Неожиданно он тихо рассмеялся.
– Ты о чем? – спросила она чуть хриплым голосом.
– Вспомнил льва из варшавского зоопарка. Когда он это сказал, я чуть из машины не выпал. Так себе и представил: рычащий лева… вроде заставки к голливудскому кино. А титры я бы сделал такие: «Дипломированный целитель и ясновидец – без страховки не входить».
– А все-таки он говорил интересные вещи, согласись.
– Солнце мое, ты легко попала под его грубое обаяние. Эта автомобильная экспертиза… Чистая лотерея. Он просто угадал. Или догадался. Что одно и то же. Конечно, какими-то способностями он обладает. Несомненно. У него есть интуиция и, самое главное, он ею хорошо манипулирует. У тебя интуиция не хуже, но ты ей не доверяешь. Понимаешь, Ключик, я на этот счет кое-что читал. Такого рода люди умеют гипнотизировать собеседника так, что тот полностью теряет способность соображать, превращается в подопытного кролика. Телеевангелисты – ребята из той же породы.
– Ты хочешь сказать, что его пациенты – а их сотни – жертвы его манипуляций? Я знаю людей, которым он действительно помог. Ты не можешь всего отрицать. Мне кажется, у него есть сила и определенный магнетизм. Разве нет?
– Поверь мне, все эти дипломированные шаманы, разные кашпировские выплывают на гребне успеха, а потом также безнадежно тонут. Он ведь зачем-то приехал в Америку. Видимо, в России его разоблачили…
– Совсем не поэтому. У человека семья. Ему надо немного заработать. В России тоже конкуренция, даже в этой профессии. Ирена мне говорила, он здесь по рабочей визе и к Новому году уедет.
– Из какого он города?
– Родом он, кажется, из Риги, но сейчас живет в Москве.
– Рижанин-парижанин… – пробормотал Юлиан. Его уже клонило в сон.
– У меня осталось очень странное чувство после сегодняшнего знакомства. Как будто мы с тобой ехали по привычной трассе и вдруг свернули на незнакомую дорогу. Точно, как неделю назад там, в Неваде. И мне немножко страшно и в то же время очень интересно. Появилось ожидание чего-то необыкновенного. Ты слышишь меня?
– Слышу…
– Что-то случилось, понимаешь, Жюлька. Что-то очень важное случилось или должно случиться… Да?
Но он уже спал, уткнувшись в ее плечо и посапывая, как ребенок.
Американец
– Если бы все мужчины были по натуре донжуанами, то к психотерапевтам на прием приходили бы одни женщины. Представляешь сцену: в моей приемной выстроилась очередь, как в женский туалет во время антракта! – выдав эту тираду, Юлиан сам же и рассмеялся, оживляя перед глазами столь необычную картинку.
Они медленно выплывали из тесной круговерти театрального фойе на свежий воздух после премьеры моцартовского «Дон Жуана». Толпа появлялась на выходе, как будто краска, выдавленная из тюбика. И тут же, словно схваченная кистью, расползалась по холсту театральной площади широкими мазками, подмалевками, пуантами, создавая палитру, которая только с высоты птичьего полета приобретала осмысленный рисунок.
У Юлиана на плече висел большой черный футляр, а в нем лежал полевой цейсовский бинокль, когда-то принадлежавший его отцу, военному хирургу. Виола шла рядом и вполголоса мурлыкала мелодию из спектакля.
– Может, посидим в баре? Здесь за углом есть итальянский ресторан, – предложил Юлиан.
– Давай, – Виола встряхнула головой и улыбнулась. – Когда я слушаю хорошую музыку, да еще в таких количествах, мне просто необходимо время, чтобы переварить ее в себе. Тебе легче, ты научился не вовлекать себя в чужие страсти, смотришь на людей через бинокль и анализируешь их поступки… И вот, даже после такой волшебной музыки хладнокровно определил, сколько бы женщин выстроилось в очередь у тебя в приемной. Я так не умею…
– Да, Ключик, ты у меня существо эмоциональное. Боюсь, что в подобной жизненной драме, тебе досталась бы роль донны Анны.
– Под музыку Моцарта я бы, пожалуй, согласилась…
Они зашли в полутемный бар, сели на обтянутые красным
винилом высокие барные стулья. Виолетта поставила свою сумочку на стойку и достала пудреницу. К ним подошел бармен.
– Что ты будешь пить? – спросил Юлиан.
– Коньяк.
– Два коньяка, – приглаживая ладонью волосы на затылке, попросил Юлиан.
– Какой именно вы желаете…
– Хороший… Реми Мартин, пожалуй.
– Милый, – почти пропела Виола. – Ты чертовски щедр. Заказываешь один из самых дорогих. Мой Дон Жуан…
– Мне доктор Зиглер сегодня послал двух новых клиентов. Так что, считай, один из них оплатил свой первый визит парой бокалов коньяка.
– Но ты немножко все же понервничал.
– Разве? Я абсолютно спокоен.
– Я давно приметила у тебя такую интересную привычку. Когда ты приглаживаешь волосы на затылке, это значит ты немножко нервничаешь и таким образом как бы сам себя успокаиваешь. Я права?
Юлиан рассмеялся и поднял бокал:
– За тебя!
– Ты уходишь от ответа.
– Я любил, когда папа меня гладил по голове, – признался Юлиан. – Для меня это была высшая форма похвалы. Не доброе слово, а его рука, которую я чувствовал на затылке. Выражение «отеческое тепло» могло произойти именно от этого жеста… – он замолчал, поглаживая большим пальцем выпуклое стекло бокала.
Рядом с ними кто-то осторожно кашлянул. Юлиан повернулся и увидел на соседнем стуле долговязого американца в очках с толстыми бифокальными стеклами.
– Я прошу прощения, – сказал американец, – на каком языке вы разговариваете?
– На русском, – ответил Юлиан.
– Я так и думал. Мне очень нравятся русские…
Юлиан слегка наклонился в сторону Виолы и скороговоркой произнес:
– Разыгрывается защита Нимцовича. – Затем он посмотрел на американца: – А что вам нравится в русских?
– То, что отсутствует в американцах… Я бы назвал… – он помялся, подбирая слово.
– Загадочность, – подсказал Юлиан.
– Нет, все немножко сложнее… В русских загадочность часто совершенно неожиданно переходит в предсказуемость. Создается впечатление, что загадочность они носят как маску, под которой прячется их предсказуемость, и они даже не пытаются ее контролировать. Такая предсказуемость свойственна людям, которые из закрытого общества неожиданно попадают
