Свое время - Виталий Владимиров

Я, как всегда, слегка опоздал - Малика Фазыловна, заведующая редакцией, и Ян уже о чем-то спорили, сидя каждый за своим столом. Я прислушался, чтобы в случае чего поддержать Яна.

- Ну, сколько я тебя просила, - отчитывала Яна Лика, - напиши типовое письмо, разошли его по светилам науки и корифеям промышленности, пусть выскажут свое мнение о нашем журнале.

- Лика, ты очень красивая женщина, - галантно сказал Ян и сделал паузу. Поправил пенсне. Откуда он его откопал?

Лика молча ждала.

- Ты не только очень красивая, ты очень умная, - продолжил Ян со вздохом. - И не только умная, ты опытная. Ты же работаешь здесь с основания журнала. Неужели тебе неясно, что настоящие светила и корифеи давно перемерли, а тем, кто сейчас занимает их места или мнят себя таковыми, до высокой лампочки такие мелкие проблемы, как тематика какого-то отраслевого издания.

- В конце концов, кто здесь начальник? - уже не на шутку завелась наша заведующая.

- Вот стило, вот папирус, - взмахнул авторучкой Ян, - сейчас изготовлю текст.

Через четверть часа он положил Лике на стол исписанный лист. Лика стала читать и сердито рассмеялась:

- Ну, не нахал? Нет, ты посмотри, Валерий... Это же надо такое отчебучить.

В правом верхнем углу листка каллиграфическим почерком было выведено: "Новодевичье кладбище, участок 62, секция 21, академику Ивану Ивановичу Иванову". Далее следовал текст типового письма.

- Раз уж у Яна такие связи с загробным миром, - серьезно сказал я, вам, Малика Фазыловна, следовало бы на ближайшем заседании редколлегии ходатайствовать о персональном окладе старшему редактору Паулсу. Откроем новую рубрику в журнале.

Консультация живых и рвущихся на пьедестал с теми, кто уже по пал в святцы, по проблемам технического прогресса.

- Фирма "Харон Паулс энд Стикс Корпорейшн", перевозка идей, умеренные цены, смазанные уключины, - холодно блеснул стеклышками пенсне Ян.

- А зачем смазанные уключины? - поинтересовалась Лика.

- Чтоб не скрипели, - хором пояснили мы.

- Ну вас к дьяволу, - сердито улыбаясь, фыркнула Лика.

- А действительно, пойдем подышим серой. Импортной, - Ян достал из стола пачку сигарет. - "Астор". Новинка на советском рынке.

Мы вышли с Яном на лестничную площадку. Я повертел в руках нарядную коробочку - в такой упаковке любая дрянь вызовет интерес. С портрета в овальной рамке на меня презрительно смотрел холеный старик в камзоле и при седых буклях парика.

- Астор... английский лорд? - спросил я у Яна.

- Нет. Западная Германия.

- Почем?

- Дешевка. Восемьдесят копеек.

- Восемьдесят? Пачка? - не поверил я. - Всю жизнь курил "Дукат". Гривеник десяток.

- Времена наступают другие, молодой человек, - похлопал меня Ян по плечу. - Зажиточные. Скажешь, нет?

- Что-то не чувствуется.

- Раз они, - Ян поднял палец кверху, - считают, что это нам по карману, значит, так оно и есть.

- Ты лучше, старик, расскажи, что новенького в нашем заведении. Я даже не успел толком поговорить с тобой после возвращения.

- Да все по-прежнему. Проводим заседания, делаем план, выпускаем стенгазету. Директор раздает нагоняи, главный редактор спит, о, кстати, о главном. На него же исполнительный лист пришел.

- На Ярского? - у меня отвалилась челюсть от изумления.

- На него. На алименты.

- Ему же под семьдесят.

- Не скажи. Он - ровесник века.

Все равно уже не помнит, как это делается. Хотя раз лист пришел, значит кто-то поддался очарованию этого старого гриба.

- Жена. На него на алименты подала жена.

- Что за чушь?

- Это же не первый брак у Ярского, - объяснил мне Ян. - В первый раз он одуплился лет пятнадцать назад. Родил дочку, все как положено. Потом у него роман случился с Ольгой Лядовой, помнишь секретаршу директора? Хотя нет, ее ты не застал. Шумное было дело, но Ярский таки развелся, и теперь ему Ольга родила. Тоже дочку.

- А при чем тут алименты?

- Это просто. По закону Ярский платит алименты первой же не - двадцать пять процентов. Ольга может, не разводясь, подать на мужа на алименты, что она и сделала. Теперь он отстегивает треть зарплаты, зато половина этой трети идет первой дочке, а другая - второй.

- Сколько же Ярские выиграли на этом в месяц?

- Рубля двадцать два, двадцать три.

- Цена его порядочности... Ты не задумывался, Ян, что все имеет свою цену, причем иногда можно назвать точную сумму таких вроде бы абстрактных понятий, как честь, совесть? Двадцать три рубля в месяц, меньше рубля в сутки. А откуда вы все это узнали?

- Гладилин, секретарь нашего партбюро, поручил мне, как своему заместителю, разобраться.

- Ну и что теперь Ярскому будет?

- А ничего. В райкоме сказали - не трогать, Ярский - член комиссии старых большевиков, нельзя подрывать авторитет партии.

Пожурили нашего Дон Жуана и отпустили с миром.

- Мне такое в голову не пришло бы.

- В твою голову и не придет. Кстати, о тебе. Какой-то ты нерадостный после возвращения, что-то тебя гложет, старик. Или я не прав?

- Угадал.

- Тогда расскажи, если не секрет.

Я коротко обрисовал Яну свою ситуацию.

Он задумался.

- И что же ты решил? - спросил он наконец.

- Ждать. Тамара родит. А там видно будет.

- Разумно... А ты не замечал такое странное свойство времени: время покажет, время подскажет, что делать. По прошествии времени ты понимаешь, прав ты был или нет, но при этом время просто пройдет, исчезнет навсегда, его не вернешь, и изменить что-либо будет просто невозможно... И да минует меня чаша сия.

- Почему же она должна тебя миновать?

- Я никогда не женюсь.

Ян снял пенсне, близоруко прищурился. Лицо его сразу изменилось словно подтаяла, отекла, набрякла вековой усталостью доселе непроницаемая маска.

- ?.. - безмолвно-вопрошающе смотрел я на Яна.

- К чему плодить несчастных? - ответил он.

- Получается, что тот, кто у меня родится - сын ли, дочь - уже обречены?

- Пожалуй, что так, - Ян опять утвердил пенсне на носу.

- А ведь ты и впрямь Харон.

Глава седьмая

--===Свое время===-

Глава седьмая

Наверное, только повзрослев, мы осознаем, какую счастливую беззаботность в детстве дарила нам мама. Мама подаст, мама уберет, мама выслушает и вытрет слезы. Мама встретила меня в передней, кряхтя, нагнулась, хотя ее мучил радикулит, и достала шлепанцы. На кухне уже стоял обеденный прибор, нарезанная закуска, зелень, хлеб.

- Сынок, ничего, что я здесь накрыла? А хочешь, в комнату перенесем? Там телевизор, - спросила она у меня.

- Ну, что ты, ма, не надо. Я ненадолго, поем и домой.

- Ты закусывай, закусывай. Вот колбаски положи. Я сейчас подрежу еще, ешь.

- Не надо, мамуль. Спасибо. Хватит.

- Как же не надо - тебе-то, ой, как надо хорошо питаться. Тамара готовит или по-прежнему на пельменях да на яичнице сидите?