Цветное лето, чёрно-белая зима - Сергей Листвин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Конечно. Как и ты. Он – Крысолов, это его природа – увлекать души.
– Ты помнишь, что стало с крысами? – спросил мужчина.
– Ещё были дети, – ответила женщина. Что стало с ними никому неизвестно. Может, им повезло больше?
– Как-то меня не очень вдохновляет перспектива идти за Крысоловом с завязанными глазами в надежде на лучшее, – сказал мужчина и опять пыхнул трубкой.
– Ну, конечно! Ты предпочитаешь всё режиссировать сам. А в конечном итоге вы друг друга стоите. Вас интересует только ваше дело. Он завлекает, ты играешь в игры.
– Ты заблуждаешься насчёт меня. Это не дело, это гораздо больше, это Игра с большой буквы.
Потом были звуки какой-то возни и смех женщины:
– Нет, Джокер, со мной это не прокатит…
Макс, против воли ставший свидетелем этого странного разговора, заинтересовался, но в этот момент опять открылась дверь, он услышал музыку, чёрное диско семидесятых, хлопнула дверь, и на лестнице опять стало тихо.
Он подумал, что у Ирмы очень занятные соседи, и опять закрыл глаза и погрузился в зыбкий полусон.
В этот раз его разбудил звук лифтового мотора. Кто-то ехал наверх. Макс посмотрел на часы, было полвторого. Раскрылись двери, и из кабины вышла женщина.
– Привет, Макс! – удивлённо сказала она. – Ты чё тут делаешь?
Это была Лара – костюмерша из театра Ирмы. Кажется, опять под газом.
Макс поведал ей печальную историю о дураке и трубе. Лара выслушала не очень внимательно, но извлекла из его рассказа наиболее для себя важное:
– Так что, Ирма не придёт? Вот чёрт, а я такси отпустила!
Она села рядом с Максом, дохнув на него водочными парами. Макс не признавал водку, ему не нравился ни её вкус, ни эффект. Впрочем, совершенно трезвой он Лару не видел никогда.
Минут через пятнадцать она встала, сказав:
– Всю задницу отсидела. Нет, надо что-то делать!
– Что? – обречённо спросил Макс.
Лара осмотрела дверь в квартиру, потом перевела оценивающий взгляд на Макса и сказала:
– Замок на соплях держится. Надавить чуть – вылетит. Поможешь?
Она упёрлась каблуком в щербину на полу и положила ладони на дверь.
Макс вспомнил карикатуру любимого с детства Жана Эффеля: Адам, по обе стороны которого стоят чёрт и ангел, убеждая принять свою сторону.
Надо только чуть нажать, – сказал ему чёрт, – не думай, просто раз – и ты ночуешь в тёплой постели.
Ангел осуждающе посмотрел на чёрта и открыл рот, чтобы возразить, но Макс не дал ему такой возможности. Он встал рядом с Ларой и нажал на дверь. С тихим кряком замок выскочил из косяка, и они ввалились в прихожую.
Макс кое-как приладил обратно отвалившиеся части и закрыл дверь на цепочку, а Лара поставила чайник.
Ангел пытался что-то сказать, но Макс только подумал, что поздно, уже всё сделано, и ангел, расстроенно махнув рукой, исчез.
Они выпили по чашке чая с остатками печенья и разошлись по комнатам. Макс к Ирме, а Лара – к соседке Ирмы Лизе.
Лёжа на мягком диване, Макс подумал, как мало иногда нужно для счастья: минимальный комфорт, глоток чая, сохлая печенюшка и большая часть ночи впереди.
Утром ему снилось, что звонит телефон, но он знал, что трубку снимать не надо. Он смутно помнил, что, уходя, его разбудила утром Лара, и он закрыл за ней дверь, значит, всё в порядке и можно никуда не торопиться. Примерно к двадцатому звонку он с трудом открыл один глаз и осознал, что это не телефон, звонили в дверь.
– Ах, ты ж ёшкин кот! – пробормотал Макс, ссыпавшись с кровати и силясь попасть ногой в штанину. – Да, сейчас, сейчас!
Он выбежал в коридор лохматый и встрёпанный, в одетой наизнанку футболке и кое-как побеждённых штанах, натянутых на ноги и застёгнутых, но всё равно сидящих как-то криво.
Он снял цепочку и распахнул дверь. На пороге стояла Ирма, Лиза и какой-то худой парень – ровесник Макса, а может, чуть постарше.
– Ну, Макс, ты даешь! – Сказала Ирма, выслушав сагу о вылетевших в трубу ключах и быстро оценив положение. Её глаза слегка округлились, но больше она ничем не выдала своего удивления или недовольства.
Лиза же зашла к себе в комнату, увидела смятую постель, чашку из под чая со следами помады, рассмотрела висевший на соплях замок и резко сказала Максу:
– Максик, дорогой, ты совсем охренел? Что это за бомжатник ты тут устроил? И что за девицу ты притащил?
– Это Лара, – примирительно ответил Макс. – Она сама пришла.
И сама ушла, – подумал он. Оставила меня одного отдуваться.
– Да, мы договаривались с ней, – вмешалась Ирма, – но я не успела на метро.
– И про взлом тоже договаривались? – язвительно уточнила Лиза.
– Ладно, проехали, – ответила Ирма, – я тоже виновата.
– Не, Макс, ну ты – стихийное бедствие, – медленно остывая, сказала Лиза, – а по виду не скажешь.
Лиза была девушка весьма призывная, но с очень сильным, практически штормовым ветром в голове. Она нравилась Максу, но он даже не пытался поближе познакомиться с ней. Не столько потому, что ей было двадцать, сколько из простого чувства самосохранения. А у парня, пришедшего с ней и благоразумно молчавшего во время разборок, диагноз был написан на лице. Он так смотрел на Лизу, что было ясно – пропал человек.
Макс протянул ему руку и представился.
– Тёма, – ответил парень и обаятельно улыбнулся.
Он производил очень приятное впечатление человека чуть не от мира сего, но очень живого. Он принялся помогать, когда увидел, что Макс вытащил инструменты из кладовки и стал капитально прикручивать замок с использованием дрели, пробок и шурупов.
Они сходили в булочную за плюшками к чаю и вернулись обратно уже приятелями.
Потом, когда все вчетвером сели за стол, Макс с интересом наблюдал, как Лиза строит глазки Тёме, а он улыбается ей мягкой улыбкой. Макс даже ему позавидовал, хотя, казалось бы, чему? У Лизы на лбу крупными буквами написано «Ищу неприятностей», но откуда он знает, чего ищет Тёма? Может быть, именно этого ему и не хватает?
Эх, про себя самого бы понять, что ему нужно.
Он прикрыл глаза и попытался вспомнить то, что открылось ему вчера. Он увидел пустой пляж, кусты шиповника, с каплями на розовых листьях, и пшенично-жёлтые волосы девушки, говорящей:
– Слышишь, как кричат чайки?
3. Всё или ничего
– В ЛИЗУ все влюбляются, – сказала Ирма Тёме. – У мужиков от неё сносит крышу, будь осторожен.
Лиза улыбнулась своей джокондовской улыбкой, подлила Тёме чаю и сказала:
– Ты всё время молчишь.
Сказала так, что отвечать не требовалось. Достаточно было просто слушать её голос, любоваться её пепельными волосами и необычным разрезом больших серых глаз.
Тёма взял чашку и счастливо улыбнулся в ответ.
– И этот туда-же, – негромко сказала Ирма и покачала головой. – От шести и до шестидесяти.
– Мне восемнадцать, – ответил Тёма, – я всего на два года младше Лизы.
– Да-а-а? – картинно удивилась Ирма. – А я думала, семнадцать с половиной!
Тёма увидел Лизу в театре, где работал его одноклассник, рабочий сцены Кэп. Он познакомил их после одной из репетиций. Тёма и Кэп стояли в очереди в буфет, когда подошла Ирма с какой-то высокой девушкой в джинсовом костюме. Тёме тогда показалось, что она похожа на лису. Вернее, на лисичку.
– О, Габриель! – сказала Ирма, увидев зажатую у Кэпа подмышкой пластинку. – Дай послушать!
– Это не моя, Тёмы, – кивнул Кэп в его сторону. – Знакомьтесь.
– Ирма. Дашь пластинку послушать?
– Тёма. Без проблем, – ответил он.
– Лиза, – представилась спутница Ирмы.
Она посмотрела на Тёму, улыбнулась хитро, как будто знала секрет и знала, что он тоже знает. Как будто этот секрет – их общий, один на двоих. А может быть, ничего такого не было, просто Тёме показалось. Но уже тогда он точно знал, что эта их встреча – не последняя, что их будет много, что всё это неслучайно. Он как будто увидел со стороны кадры из своей будущей жизни.
Они взяли кофе с пирожками и сели за один столик. Поговорили о музыке, о театре, о том, что наконец закончилась зима.
– А хотите сейчас поедем ко мне в Холмы? – предложила Ирма. – Неблизко, конечно, зато на природе.
Дома у Ирмы всегда толклось много странных и интересных людей: актёров, фотографов, музыкантов и тусовщиков без определённых занятий. Здесь пахло табаком, кофе и странными экзотическими пряностями, которые Ирме привозили знакомые иностранцы.
На стенах висели приколотые булавками к обоям фотографии. Много было снимков самой Ирмы: с репетиций, со спектаклей, с микрофоном на сцене какого-то клуба, в песочнице с бородатым мужиком и с батареей бутылок на переднем плане. Ирма в купе поезда, Ирма за барной стойкой, Ирма в обнимку с Цоем. Отдельно в рамке висел её большой портрет, где она сидела в полутьме, и свет падал на неё сбоку и сзади, создавая свечение вокруг её головы, похожее на нимбы святых.