Секретная миссия - Паола Маршалл

Девениш говорил и говорил, стараясь избавить ее от смущения. В этой молодой женщине нет ничего примечательного, тогда почему же он вдруг так внимателен к ней?

От размышлений его оторвал оживленный голос Друсиллы:

— Если вы желаете увидеть сельскую местность с самой лучшей стороны, то здесь есть великолепные виды. А еще мисс Фолкнер и я приглашаем вас в субботу на приходский праздник. Мы открываем для публики сады Лайфорда, с тем чтобы настоятель церкви Большого Трешема мистер Уильяме мог провести здесь ежегодный праздник — будем собирать средства для неимущих детей прихода. Ваше присутствие придаст блеск нашему собранию.

Девениш с поклоном поднялся.

— Могу ли я отказаться от столь заманчивого предложения! Конечно, я приду и буду рад сделать значительное пожертвование.

Девениш с иронией подумал, что все его лондонские знакомые пришли бы в изумление, узнай о его щедрости. Впрочем, они не могли знать, что Друсилла упомянула именно о том, на что он втайне делал пожертвования постоянно, — о неимущих детях.

Друсилла пробормотала слова благодарности. Граф еще раз поклонился.

— Надеюсь, вы меня простите, леди, если я покину вас.

Его речь и улыбка, которой он сопроводил ее, покорила обеих дам. Она полностью преобразила его лицо.

Друсилла при виде этого преображения испытала совершенно незнакомые ей ощущения. У нее словно озноб прошел по коже.

У мисс Фолкнер сердце на мгновение словно остановилось. Какой обаятельный господин! Она знала о его прозвище и репутации и все же решила: все это сказки!

О чем она и сказала Друсилле, когда Девениш ушел.

— Ты знаешь, дорогая, что ему дали прозвище Дьяволиш, а кое-кто называет его Сатаной? Говорят, его не пронять ничем и язык у него как змеиное жало. Обычно я прислушиваюсь к тому, что говорят люди, но в этом случае они ошибаются.

— Не ищи красоты, а ищи доброты, — произнесла Друсилла со всем спокойствием, какое только было возможно при ее состоянии.

— Ох, ты так рассудительна, душа моя. Позволь хоть раз чувствам возобладать над рассудком.

Друсилла промолчала. Дать волю своим чувствам, когда дело касается лорда Девениша, было бы не только в высшей степени неразумно, но даже опасно.

— Прости, Роб, что я умчался сразу по приезде, но после путешествия в экипаже, даже на короткое расстояние, у меня всегда болит голова. Мне нужно было проветриться, и это получилось очень кстати. Я встретил милейшее семейство, два невиннейших существа — миссис Друсиллу Фолкнер и ее юного брата по имени Гиле. Парнишке не повезло, упал с лошади. Пришлось помочь, почему я и задержался.

— Знаешь, Хэл, они не заслуживают твоих насмешек. Они такие и есть, как ты их иронично описал, и знакомство с ними очистит твое сердце от черноты.

— Если мое черное сердце можно осветлить чаем, сдобными булочками и разговорами со старой девой, а также простоватыми братом и сестрой, то ты прав, — проговорил Девениш, поворачивая стул спинкой вперед и садясь на него верхом. — А сейчас давай-ка рассказывай, что тут случилось и почему ты так беспардонно потребовал моего приезда.

— Прежде чем я перейду к делу, было бы неплохо, если бы ты выслушал Калеба Хуби, это один из твоих работников.

Калеб Хуби оказался мужчиной средних лет, прилично одетым; в руках он нервно вертел старомодную коричневую шляпу с широкими полями.

— Очень любезно с вашей стороны, милорд, позволить мне говорить здесь перед вами, очень любезно.

— Говорите, прошу.

— Дело вот в чем. Видите ли, милорд, у меня есть дочь Кейт, ей только что исполнилось шестнадцать, прелестный ребенок, но непослушный. Ровно неделя, как она исчезла. После обеда сказала матери, что пойдет погулять с соседской девочкой Рут Бейкер и скоро вернется. «Скоро», она сказала «скоро», милорд, но так и не вернулась. Рут говорит, что она не видела Кейт и они не договаривались о встрече.

С тех пор о ней ни слуху ни духу. Боюсь, не убежала ли она. Последние месяцы она совсем отбилась от рук, нипочем не слушалась. Я ее в тот день как раз слегка поколотил: она отказалась помочь матери с малышами. Может, из-за этого и убежала. Мать проверила ее вещи, кое-чего не хватает. А один работник из поместья господина Харрингтона говорит, он видел похожую на нее девчонку на перекрестке, где останавливается карета на Лондон и подбирает пассажиров.

А сегодня утром мать копалась в шкафу в комнате, где она жила вместе с младшими сестрами, и нашла ее шкатулку. Там были всякие мелочи и несколько пенсов, она их копила, чтобы купить что-нибудь себе и сестричкам, когда придет разносчик. Непонятно, почему она не взяла с собой деньги, если собиралась ехать в Лондон? И откуда у нее взялось вот это, сейчас, милорд, я вам покажу.

Сидя перед этим встревоженным человеком, Девениш молча наблюдал, как он роется в кармане штанов.

— Почему она оставила дома такую ценную вещь и свои сбережения, если отправилась в Лондон?

Говоря это, крестьянин вытащил из кармана что-то, ярко сверкнувшее в лучах предвечернего солнца, и положил на бюро перед Девенишем.

Девениш взял вещицу в руки. Это было гонкой работы золотое ожерелье с небольшим бриллиантом в изящной оправе. Девениш внимательно его осмотрел и передал Роберту. Тот присвистнул.

— Вещь-то дорогая, по-моему. Как думаешь? Девениш не ответил. Голосом, в котором не было и намека на его обычную иронию, он обратился к крестьянину:

— Скажите, Хуби, вы когда-нибудь прежде видели это?

— Нет, милорд. Никогда. Откуда у такого бедняка, как я, может взяться такая штука?

— А вы никогда не видели ее на дочери?

— Ни я не видел, ни моя хозяйка. Кто мог дать ей это? Она встречалась с Джофри Ларкином, но месяц-два назад они поссорились. Она сказала, что он неотесанный чурбан и ей не подходит.

— И больше она ни с кем не ходила, да? Хуби кивнул. Внезапно лицо его сморщилось и на глазах выступили слезы.

— Что с ней случилось, милорд? Лили, ее сестра, говорит, что она по ночам куда-то уходила. А сегодня я вдруг узнаю, что в окрестностях еще несколько девушек вот так же ушли из дома и больше их не видели. Я боюсь за нее, милорд, и прошу вашей помощи.

— Я сделаю все, что от меня зависит. Ожерелье оставьте, оно может нам понадобиться, чтобы узнать, кто дал его вашей дочери и за что.

— О, милорд, боюсь, я знаю за что: как вознаграждение. Из-за этого я еще больше за нее боюсь.

— Да, я понимаю. Но надо надеяться на лучшее. Я в Трешеме всего несколько часов, но поставлю себе целью докопаться до сути. Идите домой, успокойте жену и молитесь, чтобы все кончилось хорошо.

Роберт проводил крестьянина до двери и вернулся к Девенишу, который сидел, подперев кулаками подбородок и глядя перед собой.