Исцеление Внутреннего ребенка - Евгения Погудина

Еще одна важная потребность – это потребность в любви и безусловном принятии. Все мы разные люди. И когда ребенок приходит в этот мир, он приходит уже со своими уникальными характеристиками. Так, мы все разные по темпераменту. И когда у холеричной, вечно спешащей куда-то мамы, появляется флегматичный и основательный ребенок, то вполне возможно, что эта его основательность и медлительность не будет принята. Как часто я вижу, как детей подгоняют и куда-то торопят. Как часто я вижу, что мои клиенты, больше склонные к медлительности и основательности, пытаются искусственно ускоряться из-за страха быть не принятыми…

Неприятие может выражаться разными способами. Хотели мальчика – родилась девочка или наоборот. Ребенку нравится рисовать, а его отдают в секцию по борьбе. У ребенка что-то болит, а взрослее считают, что это в нем говорит лень, и он симулирует. У одной моей клиентки в детстве очень сильно болела спина. Родители отдали девочку в музыкальную школу, после уроков ей приходилось часами сидеть за фортепиано и разучивать гаммы. На все жалобы девочки родители реагировали тем, что это она таким образом не хочет заниматься и симулирует болезнь. И только когда боли стали невыносимыми, девочку показали врачу, и оказалось, что у нее воспаление почек… К слишком нежному ребенку относятся как к «нюне», к слишком подвижному и веселому – не как к оптимисту, а как к тому, что у него «ветер в голове». К сожалению, это неприятие со стороны родителей может продолжаться и по отношению к уже выросшим детям – не за того вышла замуж, не туда поступила, не там живешь, не на той работе работаешь. А потребность в принятии никуда не уходит. И Раненый ребенок внутри взрослой женщины или взрослого мужчины боится сделать хоть какой-то шаг в направлении, куда ему самому хотелось бы. Смотрит в зеркало и называет себя «жирной коровой» или «скелетом», садится на диеты, пытается хватать звезды с неба, достигает неведомых вершин в карьере и все равно остается несчастным.

У Киры старшая сестра родилась с синдромом Дауна. Отец много надежд возлагал на второго ребенка, мечтал, что родится мальчик, но родилась хорошая здоровая девочка. Все детство папа говорил Кире, что она – «никтошка» (и именно такое ее прозвище прижилось в ее семье, вплоть до ее двадцатипятилетия), потому что она родилась девочкой, а не мальчиком…

В своей практике я нередко сталкиваюсь с тем, как некоторые клиенты боятся слова «любовь» и слов «я тебя люблю». Для них это слово нагружено совсем другим смыслом – не принятием, поддержкой и верой в их силы, а постоянными манипуляциями и угрозами «перестать любить». Как-то клиентка рассказала мне, что сразу же бросала своих потенциальных партнеров по браку, как только они ей признавались в любви – потому что после этого она считала, что все хорошее закончится и начнется ад, и партнер тут же переменит отношение к ней и начнет требовать от нее невозможного. Все детство мама этой клиентки повторяла, что все, что она делает – делает для ее блага, потому что любит. И именно из любви запирает ее в комнате на несколько часов, не давая выйти даже на кухню попить воды. Любовь ли это?

На мой взгляд, любовь – это принятие ребенка со всеми его возможностями и ограничениями, и в первую очередь принятие его не похожести на нас. А что подразумеваете под любовью вы?

Потребность в принятии включает в себя также принятие самых различных эмоциональных проявлений и чувств ребенка. Некоторые родители совершенно не выносят слез своих детей и делают все, чтобы они никогда не плакали. Потерялась игрушка – купим новую, поссорился с лучшим другом – да он тебе и не был другом. Вместо того, чтобы дать ребенку (особенно это касается мальчиков) выплакаться, погрустить, взрослые тут же кидаются эти чувства подавлять. Также, на мой взгляд, обстоит дело с чувством гнева – ребенку не разрешают злиться, его не обучают грамотно выражать чувство гнева, делают все, чтобы детская злость не находила выхода (чаще всего это связано, конечно, с тем, что взрослые сами не знают, как выражать это чувство безопасно). Но гнев – очень коварное чувство, и если оно не найдет своего выражения, то оно может замаскироваться под другие проявления – например, оно может замаскироваться под мигрень или под вечно разъедающее человека необоснованное чувство вины.

Еще одна потребность – это потребность в родительской фигуре и мудрых ограничениях. Ни один ребенок не выживет, если рядом не будет родителя или того, кто его заменяет. На первых порах родители для ребенка – это боги. И ребенок сделает все, чтобы его не отвергли и оставались рядом с ним. И в то же время ребенку не нужно, чтобы мигом угадывались все его желания, чтобы все, что ему нужно, доставалось тут же и сразу, как по мановению волшебной палочки. В одной из книг я прочла пример – если ребенок захочет вести машину, вряд ли взрослый в своем уме разрешит ему это сделать. Но вот мы вырастаем, а наш Раненый внутренний ребенок выходит на первый план – и мы ему, а не своему внутреннему взрослому, доверяем вести переговоры на работе или общаться с нашими партнерами и детьми. Границы – что можно, а что не допустимо – необходимы любому ребенку. Эти границы может установить только взрослый. И нашему Внутреннему ребенку эти границы тоже нужны. А еще эта потребность означает, что на ребенка не взваливают непосильную для него ответственность. Рождается младший брат, и на старшую сестру взваливается ответственность за безопасность младшего. Хотя старшей всего шесть лет, и вряд ли эта та ответственность, которую стоит передоверять ребенку. Решение привести в мир еще одного ребенка – это решение самих родителей (даже если старшая просила «братика» или «сестричку» – ребенок в силу возраста и отсутствия опыта не понимает, что значит появление еще одного члена семьи), и уж точно не ответственность старшего ребенка, который сам еще малыш. Я встречалась со случаями, когда восьмилетняя девочка напоминала маме с папой, что пора убраться в квартире и закупить продукты. Но это тоже не ответственность восьмилетнего ребенка.

В вопросе границ нередко можно встретить две крайности. Это либо когда ребенку все можно и абсолютно все его желания удовлетворяются, либо – когда все нельзя. Нельзя идти туда, делать это, и вообще «детей не должно быть слышно». В итоге вырастает всего боящийся взрослый, который считает себя беспомощным и ни на что не способным. И даже на то, чтобы сделать элементарные вещи, у него уходит колоссальное количество усилий. Какой сорт чая купить? Какое платье в магазине выбрать? Пойти или не пойти на вечеринку, куда так давно пригласили? Может показаться странным, но проблема самого элементарного выбора может скрываться в том, что когда-то была не удовлетворена потребность в разумных ограничениях – так как их было слишком много.

Другая крайность – это когда можно было все. Хочешь новый год в июле? Мы устроим. Хочешь поехать на трамвае в другой конец города, хотя маме удобнее и быстрее на машине – пожалуйста, бросаем машину в центре города и едем кататься на трамвае. Ребенок иногда не успевает рта открыть как ему уже преподносится то, что он хочет, или якобы то, что он хочет (взрослые почему-то решили, что это его желание). Когда совершенно нет границ, то мир для ребенка становится очень не безопасным местом. Потребность в ограничениях также способствует удовлетворению потребности в безопасности. Я люблю родителям приводить такой пример: если вы едете по трассе, про которую вы точно знаете, что на ней водителям разрешено не соблюдать какие бы то ни было правила – вы уютно себя будете чувствовать? Скорее всего, вас накроет волной тревоги и страха. Также и для ребенка – если нет никаких правил и можно делать все, что можно – это очень страшная ситуация. Истерики избалованных детей часто свидетельствуют не о том, что еще что-то нужно подать, принести или купить, а о том, что нужно наконец-то показать, каковы правила, чтобы легче было ориентироваться в окружающем мире. Про таких детей можно сказать, что они «изнеженно-обездоленные» – вроде бы все им давалось, но на самом деле они обделены в самом главном. И происходит это потому, что родители за потребности ребенка принимали свои собственные потребности.

Такие «изнеженно-обездоленные» Раненые дети тоже приходят ко мне на консультации. Они также всего боятся и у них также нередко проблемы с выбором, потому что им точно также не дали когда-то возможности прислушаться к самим себе. Такой взрослый – у которого было изнеженно-обездоленное детство – по моим наблюдениям чаще страдает депрессией и мигренями. И работать с такими клиентами порой намного труднее.

И еще несколько слов про потребность в родительской фигуре. Если у человека фрустрирована (не удовлетворена) потребность в родительской фигуре, то тогда, скорее всего, он будет пытаться удовлетворить эту потребность за счет окружающих, которые для него являются символическими родительскими фигурами – например, воспитательница сына в детском саду; учительница детей в школе; непосредственный начальник; это может быть даже лечащий врач, а может быть и супруг. И тогда, даже порой понимая всю абсурдность требований этих людей, человек будет пытаться им угодить и заслужить их одобрение. Приходит мама в школу на родительское собрание, садится за парту и превращается в маленькую девочку, которую отчитывает учительница за то, что ее дочка грязно пишет в тетради… Такую маму может парализовать страх перед воспитателем, который вышел просто что-то сообщить о ее ребенке – и эта мама заранее боится быть провинившейся перед уже не воспитательницей, а символической родительской фигурой.