Секс в Мегаполисе 2 - Стефка Модар

Инне в этот момент не хотелось жить, ведь рядом с ней не было любимого человека. Накинув на плечи одеяло, побежала к сумке, что валялась у двери, взяв мобильный, перезвонила мужу. Тот долго не отвечал.

Но тогда, когда она хотела сбросить вызов, тот все же ответил:

– Ну что тебе ещё? Достала…

Инна, не ожидая этих слов, промямлила:

– Спишь?

Тот, хмыкнув, небрежно ответил:

– Как все нормальные люди, ночь на дворе.

В горле застрял ком, она выдавила:

– Один?

Тот раздражённо рявкнул:

– С Иришкой!..

Разговор прервался. Кто из них первый выключил телефон Инна так и не поняла. Она в слезах побежала к кровати. Забравшись с головой под одеяло, безудержно зарыдала, боясь быть услышанной родителями. Ей было горько обидно и страшно. Она не знала, что делать, как ей жить дальше.

В голову лезло прошлое, выдавливая настоящее. Она невольно вспомнила себя подростком…

…В те дни она ничем не отличалась от своих подруг. По сути, детство было счастливым хотя бы, потому что не было проблем. Проблемы были у родителей, которые старались сделать дочь по максимуму счастливой, чтобы та была как все, имела все необходимое, что имели другие сверстницы в её окружение.

Пусть она неуклюжа, «пышка» и грудь в тринадцать лет третий размер. Для своих родителей их дочка самая лучшая.

Правда почему-то классная, учительница анатомии, всегда на ней проводила диагностику взросления, тыча указкой, ей в область груди. Чем вызывала в классе шквальный смех и едкие насмешки в адрес Инны.

Она как ребёнок-подросток обижалась. Ей тогда было стыдно, что самая младшая по возрасту в классе; её отдали в школу с шести лет, а по своим формам выглядит ровесницей учительницы. К тому же та была «плоскодонкой», так ту за глаза называли мальчишки. Учительница в свои тридцать выглядела скорее мужчиной, нежели женщиной, постоянно ходила в брюках, скрывая свои кривые худые ноги. Поэтому-то та и ненавидела пышных красавиц, даже подростков и как могла, изгалялась над ними на своих уроках и классном часе.

Инна на тот период была – милая, симпатичная с приятными округлыми формами. Её в классе называли «Пышечка». И по своей наивности девочка была открыта во всем и ко всем. Она ни с кем не враждовала, была тем ребёнком, который не боялся никого и не стыдился порой даже своей дурашливости. Инна росла без комплексов: подумаешь, испачкалась, подумаешь рваные колготки подумаешь чумазая…

…Но однажды она повзрослела, когда впервые влюбилась в Гришку и в Кольку соседа. Почему в двоих? И тот, и другой ходили за ней хвостом, тогда как другие ровесники считали её «Пышечкой». А вот эти двое считали её девушкой, их завораживала не по-детски пышная грудь. Они были в немом восхищении, когда Инна проходила рядом с ними. Гришка с Колькой то ссорились, то мирились, но постоянно крутились где-то поблизости от неё. Её это смешило и радовало, она повзрослела; было желание лишний раз умыться, причесаться, да и приодеться, чтоб выглядеть старше. Ей очень хотелось волнительных отношений с парнями. Но почему-то её сердце ёкало при виде Колькиного отца. Она неосознанно хотела его увидеть.

Однажды в декабре, когда она была на дне рождения Кольки, его отец попросил её помочь принести из сарая соленья, та с радостью согласилась.

Так оказавшись вдвоём с ним в тёмном сарае, Инна почувствовала рядом с собой его тяжёлое дыхание. Тот, распахивая полы её кроличьей шубки, лапал груди, те от его прикосновений налились желанием. Она в буквальном смысле слова млела. Голова кружилась, болел низ живота. Колькин отец, стиснув девушку в крепких объятиях судорожно растягивая джинсы, целуя, пытался ею овладеть, при этом шепча на ухо: «Ты, как и твоя мать, такая же горячая, только от тебя пахнет молоком, а от неё керосином…»

Для неё это было подобно раскату грома, вырвавшись из мужских объятий, поспешно убежала. Ей было стыдно, тогда она возненавидела его и свою мать. Сознавая, что та изменяла отцу…

…Теперь как никогда стали налицо причины ссор между родителями. А казалось, что их семья была самая счастливая и дружная. Тогда она также убежала из дома Николая, правда тот был не таким, как сейчас.

Помнится, спрятавшись в своей комнате, лежа на кровати, впервые дала слово: ни с кем никогда не вступать в контакт, только по большой любви. И она действительно сохраняла девственность. Гришку и Кольку она с тех времён избегала, боясь, что они могли быть свидетелями её слабости к отцу Кольки. Тот был красивый, статный, наглый. Его любили все соседки, как оказалось и её мать.

Прошлое коробясь, корчась в ломке, буквально на глазах стало исчезать, ставя на кон сегодняшний день. А сегодня это только что произошедший разговор с любимым мужем, с Павликом, который променял её на какую-то «дешёвку» Иришку. У той в голове кроме ресторанов вообще ничего не было. Инна содрогнулась, произнеся вслух:

– Блин! «Павлик Морозов!»

Перед глазами зависло сплошной полосой: тоска грусть и ненависть. Да именно сейчас она его ненавидела. Расставание с ним стало настоящим испытанием. То через что уже успела пройти пережить, она ему никогда не простит, то факт. Ведь ей казалось, что он на её звонок отреагирует, как должен был отреагировать любящий муж. В конце концов, проявит интерес и заботу.

– Так нет! «Иришка!..» – ей было обидно и больно.

Казалось, что он вот-вот перезвонит, посмеётся и скажет: «Прости, родная, я пошутил, проверял на вшивость».

Но этого не произошло. Мобильный молчал. Тишина так тяготила, что заставляла вытащить из себя то зло, что накопилось за последнее время. Это было несвойственно её характеру, даже где-то как-то презирала себя за слабость. И было бы из-за кого ломать саму себя?! Ведь благоверный просто издевался над её чувствами. Однако точка в отношениях была поставлена такая бледная практически невидимая, всё говорило одно, она в глубине душе давала ему маленький шанс вернуться к ней. И ещё пару часов назад, наверняка, простила бы ему, тогда, когда всё было неопределённым и мучительным, и болезненным; хотелось что-то для начала сделать, хотя бы подлечить.

В голове не укладывалось, что их совместная жизнь стала для каждого не столь важным эпизодом. А ведь казалось, он, её благородный Павлик был у неё под пятой.

Помнится, некогда она упивалась своей подавляющей властью над ним. И он бросал к её ногам, всё что имел, то, что хотела.

Инна хмыкнула:

– Наверно немного требовала…

Мысленно проводя параллель: подарков как таковых не осталось – проелось, сносилось. Короче! Жизнь прошла впустую.