Этюд в сиреневых тонах - Тиана Соланж
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
После отъезда матери за границу, когда она бросила нас с отцом и укатила с любовником в Мюнхен, я из улыбчивого, общительного ребенка-экстроверта превратилась в бледную неулыбчивую и замкнутую копию себя самой. Мне было комфортно в собственной «раковине», и у меня был очень узкий круг общения, который допускался в ее «нутро». Собственно, это были папа, Кристина и Бахтияр.
Впрочем, все было совсем непросто. С подругой мы практически не вели задушевных бесед, но я могла выслушать ее очередную жалобу на нерадивого кавалера, а вот сама поделиться переживаниями не могла. Могла пройтись с ней по магазинам, обсудить модные шмотки — не более. Бахтияр был далеко, по «Скайпу» особо не побеседуешь по душам, а во время его коротких приездов мы постоянно что-то решали по организации свадьбы. Отец всегда был занят делами фирмы, а мама… у нее сеть элитных клиник, бутиков одежды и косметики. Другая семья в Германии, так что ей я точно со своими проблемами была не нужна. Странно, что отец до сих пор терпит такое положение дел, да еще и позволяет тратить свои деньги. На мои резонные доводы, что пора обрубить маман финансы, он лишь щелкал меня по носу, говоря, что это не мое дело, а они люди взрослые, сами разберутся. Вот и разбираются до сих пор.
Неожиданно теплое пальто, тяжестью упавшее мне на плечи, заставило вздрогнуть и удивленно посмотреть на незнакомца. Он с интересом рассматривал меня, чуть склонив голову на бок, и в темноте его лицо казалось мне бледным и болезненно осунувшимся. Лишь ярко горели темные глаза. Сам он остался в свитере с воротником под горло и темных брюках, а верхнюю одежду отдал мне. Пока я подбирала упавшую челюсть вместе с вопросами, он снова улыбнулся мне.
— Тебе совершенно не идет красный нос. Как у оленя Санты, — сказал он, осторожно нажав указательным пальцем на мой носик-пипку. Это он зря! Потому что сравнение с оленем окончательно добило мои нервы. — И не злись, тебе это тоже не идет. Ты очень симпатичная, но когда начинаешь краснеть от злости, то становишься похожей на закипающий чайник. Скоро из носика повалит пар, — его рука снова потянулась к моему лицу, и я не выдержала. Говорит со мной, как с младенцем!
— Я не просила вас подходить ко мне, тем более не нуждаюсь в подачках, — зло прошипела я, сбрасывая с плеч пальто под ноги. Мужчина проводил все это дело задумчивым взглядом.
— Да, судя по твоему виду…, — начал было незнакомец, но я перебила его, при этом безжалостно наступая носком дорогих сапожек на рукав его пальто.
— Мой вид, как и мое состояние, не ваша забота, — прорычала я, с силой вдавливая дорогую ткань пальто в грязь. — Я не просила проводить мне тут психологические треннинги! Вы нарушили мое уединение, пристав с идиотскими вопросами и…
— Извините, был неправ, — дернул он уголком губ, а его глаза неожиданно превратились в куски льда. Я осеклась и застыла на мгновение, не ожидая от него такой реакции. Внутри всколыхнулась волна стыда, что это я первая напала на незнакомого мне мужчину, который просто… просто…
Отступила, не зная, что теперь сделать. Я испортила его вещь, а он всего-то… нет, он первый начал! Я не виновата! Зачем…
— Я подумал, что тут взрослая женщина, нуждающаяся в помощи. Кто-то, возможно, обидел. — Он как-то резко усмехнулся, и я, наконец, поняла, что меня задело в его взгляде — разочарование. — А тут всего-то подросток с раздутым самомнением…
— Я…
От его слов неожиданно стало еще хуже. Никто, даже папа, никогда в открытую не указывал мне на мои недостатки. Я чувствовала себя настолько стремно, что была готова расплакаться, но решив, что это будет слишком, просто сорвалась с места и бросилась прочь. Знала, что мне нужно извиниться, попросить загладить как-то вину, но… видимо, он прав. Я не взрослый человек, а избалованная истеричка, которая не в состоянии отвечать за свои поступки.
Спотыкаясь и едва не падая, пролетела добрую половину пути до выхода из парка, где налетела на стража порядка, дежурившего у ворот. Он лениво жевал шаверму, но заметив взмыленную меня, наверняка с полубезумным взглядом, едва не подавился кусочком и тут же бросился ко мне.
— Александра Георгиевна? — изумленно прохрипел он, судорожно сглатывая и бледнея.
Ну да, меня знали в лицо не только местные жители, но и полицейские. Ибо спорить с моим отцом, которому вздумалось сделать из этого места образцово-показательный парк, где напрочь отсутствуют «криминальные элементы и прочие личности сомнительного вида», не стоило. Даже эти самые «криминальные элементы», как и «личности» перед ним ходили едва ли не по струнке, опасаясь даже смотреть в мою сторону. Да что там, даже шуметь боялись после десяти вечера, так как знали, что за этим последует. А прикроет папа пару-тройку местных забегаловок, обслуживающих их, и все.
При этом, чтобы молодежь не пристрастилась к алкоголю и не слонялась по кварталу без дела, он построил для них спортплощадку под открытым небом, закупив тренажеры, а для ребят поменьше — футбольное поле. А зимой они ходили в спортивный клуб, который располагался на цокольном этаже одного из зданий, где можно было потягать «железо» или пострелять в тире. И дисциплина там была железная, как те же штанги, и присмотр тренеров из числа охранников папиной конторы. В общем, отца боялись, боготворили и уважали. Ну, и меня за компанию охраняли.
— Что с вами, Александра Георгиевна? Кто-то обидел? Напугал? — полицейский уже схватился за рацию, чтобы вызвать подмогу, и поймать «преступника», когда я ловко перехватила его руку.
— Стойте! Все хорошо! Никто меня не преследует, просто…, — я замялась, ругая себя и собственную совесть, которая уже подняла голову, требуя признаться. А еще за гордыню и высокомерие, так как признавать свою вину я не любила и не хотела. И мне бы посыпать голову пеплом, а не жаловаться на обычного прохожего, проявившего заботу обо мне. — Я случайно увидела на мосту мужчину, ну… не видела его тут раньше. Вот и пошла чуть быстрее, и…вот, — я развела руками, ругая себя за косноязычие, которым никогда раньше не страдала.
— А-а, да, — с облегчением выдохнул страж порядка, бросая тоскливый взгляд в сторону урны, куда полетел его
