Воспоминания (Детство, Царствование Александра II и Александра III) - Сергей Витте

Исключение составлял только Великий Князь Михаил Николаевич, но тут нет ничего удивительного, во первых, потому, что он был брат Государя, и Кавказ был очень польщен тем, что был назначен наместником в первый раз брат Государя; во вторых, потому, что свойства характера Великого Князя были таковы, что он всегда опирался, на кого-нибудь и был настолько благоразумен, что опирался всегда на кавказских деятелей т. е. на таких, которые сроднились с Кавказом.

Возвращаясь к князю Барятинскому, я, между прочим, упомяну, что он, будучи молодым, был в Петербурге, в лейб-гусарском {21} полку; он был другом Александра II; был чрезвычайно красив и считался первым Дон-Жуаном во всех великосветских петербургских гостиных. Как молва, не без основания, говорит, Барятинский, был очень протежируем одной из дочерей Императора Николая, - насколько я помню - Ольгой Николаевной. Так как отношения между ними зашли несколько далее, чем это было допустимо, то Император Николай, убедившись в этом воочию, выслал князя Барятинского на Кавказ, где, он и сделал свою карьеру.

Во время походов против горцев, когда князь Барятинский был еще в низших чинах, он познакомился с молодым офицером Фадеевым, которого впоследствии чрезвычайно ценил и потому, приехав Наместником на Кавказ, он сейчас же сделал Фадеева своим адъютантом. Таким образом Фадеев, уже на моей памяти, из свиты фельдмаршала наместника кн. Барятинского, главнокомандующего кавказской армией, был ближайшим к нему человеком; кн. Барятинский вместе с Фадеевым участвовали во всех походах и при взятии Шамиля, и при осаде Гуниба. Вечером, накануне осады, когда были большие сомнения: делать ли атаку или взять Шамиля измором, - Фадеев очень настаивал на том, чтобы атаковать Шамиля, вопреки мнению других, которые считали, что не следует при этой атаке жертвовать жизнью многих сотен, если не тысяч людей. Барятинский согласился с мнением Фадеева, и во время атаки Фадеев принимал в ней самое живейшее участие, находясь все время в распоряжении фельдмаршала Барятинского. В то время Барятинский, конечно, не был еще фельдмаршалом; он получил фельдмаршала после окончательного покорения Кавказа, т. е. после занятия Гуниба и взятия в плен Шамиля. При сражениях Шамиль всегда выезжал со своим знаменем, никогда не расставаясь с ним, и вот после, взятия Гуниба, когда Шамиль сдался, он это знамя в знак покорности передал князю Барятинскому. Во всех литографированных картинах того времени, изображающих этот сюжет (из которых многие сохранились до ныне), изображается сцена, как Шамиль, сдаваясь, передает Барятинскому свое знамя. Вечером, позвав к себе Фадеева, Барятинский сказал ему, что он дарит Фадееву это знамя, так как взятие Гуниба во многом обязано его советам. Знамя это, после смерти Фадеева, находилось у его сестры Надежды Андреевны Фадеевой, а в последнее мое свидание с нею, она мне его вручила. Теперь это знамя находится у меня и висит в моей библиотеке.

{22} Ближайшими советчиками Барятинского в то время были: Фадеев и начальник штаба (Барятинского) Милютин, ныне генерал-фельдмаршал Милютин, который во все время царствования Императора Александра II был военным министром; теперь он живет в Крыму и ему уже боле 92 лет. Милютин, несомненно, представлял собой также весьма даровитого человека, но он был полной противоположностью Фадееву. Фадеев не получил систематического академического образования; он имел, если можно так выразиться, вольное образование; был скоре художник науки, блистал громадными талантами, был человеком увлекающимся, с большой долею фантазии. Напротив того, Милютин представлял собой сухого, военного академиста, ученого, последовательного человека, с большими видами, с большой программою, систематическою, может быть, недостаточно талантливою, но весьма последовательною и крайне разработанною. Одним словом, он был элементом военного порядка, военной дисциплины, военной системы Кавказской армии, чего, конечно, недоставало Барятинскому. Фадеев был скоре человек боевой, любивший гораздо более боевой огонь, нежели кабинетную военную работу, человек с долею военной фантазии и военных порывов, был большим писателем, писателем живым; писал, как живой человек, а не как академическая машина. Вот эти два человека Милютин и Фадеев играли громадную роль на Кавказе при Барятинском и затем до самой смерти Фадеева эти два человека сталкиваются в различном понимании военных нужд, военного будущего и вообще потребности Российской Империи.

Я помню князя Барятинского сознательно, когда он уже был фельдмаршалом, после того как в сущности Кавказ был покорен, и мой дядя написал довольно известную книгу: "Шестьдесят лет кавказской войны". Барятинский был холостой, жил во дворце наместников, и я помню, как, будучи еще мальчиком, на его больших балах я бывал на хорах. Барятинский держал себя весьма величественно, имел адъютантов, из которых многие были из Петербургской jeunesse doree; они чрезвычайно украшали его балы. Впрочем, в то время в Тифлисе было много молодых людей, приезжающих сюда из России для спорта: одни поступали служить на военную службу, желая испробовать ощущения войны, другие поступали на гражданскую службу, имея в виду, что жизнь на Кавказе вообще была очень веселая. Среди его адъютантов был полковник {23} Давыдов; он был женат на княжне Орбелиани. Княжна Орбелиани была не высокого роста, с довольно обыденной фигурой, но с очень выразительным лицом кавказского типа. Я думаю, что она представляла собой тип кошки. Ее сестра, - впрочем, не родная, а усыновленная отцом Орбелиани Давыдовой, - впоследствии вышла замуж за Василия Львовича Нарышкина, отца моего зятя. Так вот Барятинский начал ухаживать за женою своего адъютанта Давыдова; так как вообще князь Барятинский очень любил ухаживать за дамами, то никто и не думал, чтобы это ухаживание кончилось чем-нибудь серьезным. Окончилось же это ухаживание (в действительности) тем, что в один прекрасный день Барятинский ухал с Кавказа, до известной степени похитив жену своего адъютанта. Он уехал за границу якобы лечиться, но более уж оттуда не возвращался. За границей он дрался на дуэли со своим адъютантом Давыдовым. Хотя я и слышал рассказы об этой дуэли от моего дяди Фадеева, который в то время был вместе с Барятинским за границей, но подробности ускользнули из моей памяти. Во всяком случае, я помню только то, что результат дуэли был довольно постыдный не для Барятинского, а для Давыдова. После этой дуэли, Барятинский не мог, конечно, вернуться на Кавказ, а также не мог скоро возвратиться и в Россию. Отношения его с Императором Александром II также попортились (по причинам, которые я изложу далее), хотя Император и предоставил ему жить в Скерневицах, где он живал иногда вместе со своей женой, бывшей Давыдовой, - урожденной Орбелиани. Там же, вместе с его женой жила и молодая "сестра" княгини Барятинской, т. е. приемная дочь отца бывшей Давыдовой, князя Орбелиани, которой была дана фамилия и титул Орбелиани.

В Скерневицах встретился с нею Василий Львович Нарышкин, который был в то время страшным богачом. Нарышкин влюбился и женился на ней. Император Александр III (будучи в то время еще наследником цесаревичем) оказывал Барятинскому целый ряд знаков внимания. Последний период своей жизни Барятинский почти безвыездно провел в России или в Скерневицах, или в имении Ивановском (Курск, губ.). Когда Барятинский умер, и тело его было привезено в это имение для похорон, то наследник цесаревич (будущий Император Александр III ) ездил туда к нему на похороны. Александр II обратился к князю Барятинскому только после последней Турецкой, так называемой, Восточной войны конца 70-х годов прошлого столетия. Когда война эта кончилась Сан-Стефанским договором, то европейские державы, и в особенности Австрия, были этим {24} крайне недовольны. Ожидалась война с Австрией. В это время Император Александр II и обратился к Барятинскому, прося его быть главнокомандующим армией в случае войны с Австрией.

В те времена Барятинский уже очень болел; - вообще последнее время он болел подагрой, которая началась у него еще на Кавказе, - но, несмотря на свою болезнь, он согласился принять это назначение. Начальником штаба Барятинского был предположен генерал Обручев, бывший начальник штаба военного министерства; начальником тыла армии был предположен генерал Анненков; тогда же предложили мне, на случай войны занять место начальника железнодорожных сообщений, на что я согласился. В то время я был еще чрезвычайно молодым человеком. Ранее, чем выехать с Кавказа, Барятинский, как я уже говорил, был в самых лучших отношениях с Императором

Александром II; в это время у Барятинского зародился план, который он словесно передал Императору Александру II и получил одобрение (Это были последние годы царствования Императора Александра II.).

Предполагалось сделать полное преобразование всего военного устройства в России и при том в основу принять военную прусскую систему. Как известно, прусская система заключается в том, что там все части войск территориальные - комплектуются почти что на месте. Затем военные (т. е. чисто боевые) приготовления к боевой деятельности находятся в руках корпусных командиров. Эти корпусные командиры непосредственно подчинены Императору, в те времена - королю прусскому. В распоряжении Императора находится генеральный штаб с начальником генерального штаба (Мольтке); при Императоре состоит (походная) канцелярия, которая служит промежуточной инстанцией между Императором и корпусными командирами, которым Император и отдает непосредственно приказы, иногда совещаясь для сего с начальником генерального штаба; все военные планы составляются в Генеральном Штабе. Административно военная часть выделена от чисто военной, т. е. боевой, и находится в ведении и распоряжении военного министерства, которое управляется министром, на общеминистерском основании. Князь Барятинский предполагал устроить в России организацию на подобие этой прусской организации, т. е. чтобы у Государя был начальник генерального штаба и чтобы этому начальнику, - и Государю через его посредство, - {25} были подчинены все корпусные командиры, которые должны быть вполне независимые и считать своим начальником только Государя Императора; вся же административная часть должна была находиться: в распоряжении военного министра. По мысли Барятинского, место начальника генерального штаба должен был занять он, на что он имел согласие и Государя Императора. Военно-административная часть должна была быть выделена и отдана в ведение военного министерства, и на пост военного министра Барятинским был рекомендован его начальник штаба - Милютин, который в то время еще не был графом Милютиным. Начальником канцелярии генерального штаба предполагался Фадеев, т. е. иначе говоря, он должен был стать правою рукою Барятинского. После войны Барятинский предполагал оставить Кавказ, так как после взятия Шамиля и покорения горцев. Кавказ ничего привлекательного из себя для него не представлял. Раньше, чем приехать в Петербург и заняться переустройством армии по той программе, которую я только что очертил, Барятинский испросил разрешение поехать за границу, чтобы там несколько, отдохнуть. Вероятно, Государь, Александр II не предполагал, что Барятинский уедет с Кавказа, увезя с собой жену своего адъютанта Давыдову, и вообще не предполагал всей той истории, которая вследствие этого произошла; поэтому, по рекомендации Барятинского, военным министром был назначен Милютин.