Шведское огниво - Сергей Зацаринный

Бывший углежог давно бросил рубить ольху за рекой и лишь обслуживал гостей. Поговаривали, что для простого держателя постоялого двора он слишком богат, но, и то сказать, богатство это виднелось больше по разговорам. Уж больно хорошо начали дела его подросшие дети, явно не без отцовых денег, – сам он жил скромно. Властям беспокойства не доставлял, если что и случалось – дальше старост булгарского квартала не уходило.

Сейчас Злат как ни старался, так и не смог припомнить ни одного случая, когда этот постоялый двор попадал в какую-нибудь нехорошую историю. Хотя подозрения всегда вызывал. Уже самой своей обособленностью. Даже тем, что за столько лет – ни единого происшествия. Как-то уж слишком тихо для постоялого двора, где люди разные, да еще приезжие.

Наиб припомнил, что втайне всегда волновался из-за тамошней кузницы. Дело для постоялого двора обычное и нужное: лошадь подковать, колесо поправить. Вот только хорошо это там, где останавливаются много проезжающих. Здесь же, скорее, простая гостиница. Мысль, чем там кормится кузнец, и не давала некогда Злату покоя.

Теперь и это было в прошлом. Несколько лет назад, после того как многоликий Леший переселился в леса вечного счастья, его наследники продали постоялый двор ушлому торговцу Сарабаю. И кузница сразу же опустела.

Сарабай до этого был мясником на базаре в буртасском квартале. Теперь он использовал выгодное положение своего двора, чтобы приобретать недорого скот и резать его у себя, обеспечивая заведение мясом, к великой досаде прежних собратьев-мясников. Злат нередко заезжал к нему обедать, привлеченный солидными порциями и дешевизной мясных блюд.

Вот почему сейчас мысль о поездке туда вызвала у наиба самые теплые чувства.

IV. Колдун из Магриба

Со стороны дороги постоялый двор Сарабая напоминал какой-нибудь почтовый ям в степи. Слева и справа от него тянулись густые заросли, позади начиналась бескрайняя унылая пустошь, уходящая к пустыне. Сам двор раскинулся крепко и привольно, так же, как в те времена, когда здесь была только глухая дорога вдоль берега реки. Чтобы увидеть купола и минареты Богохранимого Сарая, нужно было повернуться к воротам спиной. Великий город едва выглядывал из-за верхушек деревьев, непроходимой колючей стеной обступивших главную дорогу, и казался совсем далеким.

Глушь, да и только.

В серый дождливый день, когда очертания растворяются в туманном мареве, вообще могло показаться, что ты очутился где-то в пустынном краю, вдали от всякого жилья.

Злат остановил коня перед мощными, как для осады, воротами, створки которых были окованы полосами железа, и прислушался. Тишина. Все тонуло в легкой, но непроницаемой пелене осеннего дождика. А ведь совсем рядом, за спиной, по другую сторону дороги, лежали булгарский квартал и огромная Черная пристань с причалами и складами. Ее скрывали непролазные заросли степной колючей акации, молодых остролистных кленов и терновника, тянувшиеся вдоль дороги от самой заставы, охраняющей въезд в столицу великого хана. В нескольких местах поодаль в зарослях были проезды: к булгарам, к причалам и складам. Но человек пеший мог при сильной надобности продраться и сквозь колючки. Особенно если он почему-то не хотел встречаться со стражниками у въездов в квартал или на пристань.

А еще недалече у дороги высились три громадных дуба. Судя по многоохватной толщине и высоте, были они старше и постоялого двора, и великого Сарая, и, возможно, самой древней дороги по берегу. Никак не меньше трех-четырех веков. Чья-то неведомая заботливая рука посадила и выходила их в этой несусветной глухомани в старые времена, от которых уже не осталось даже сказок. Поговаривали, что многие пришельцы из северных сумрачных лесов, перебравшиеся в булгарский квартал, не забыли древней веры и почитают эти дубы так же, как и священные рощи на своей дремучей родине.

Так это или нет, знали только в самом квартале. А там умели хранить свои тайны от чужаков. Во всяком случае, никаких следов жертвоприношений или даров у дубов не было.

Злат на всякий случай проверил. Коли уж зашла речь о всякой чертовщине, не грех поискать след колдунов и их паствы. Тем более что следы человеческие под тремя дубами были. Вытоптанная трава, сломанные веточки. Только колдовских ли рук это дело? Куда вернее, кто-то лазил на деревья. Уж больно место удачное. На половину караванного перехода видно окрестности. Что по дороге, что в городе, что в пустыне. И река вверх и вниз по течению. Мало ли кому интересно.

Хотя ворота во двор напоминали крепостные, сама ограда состояла из обычного плетня, едва человеку по грудь. Наверное, когда-то давно на ее месте красовался неперелазный тын из заостренных бревен. Времена были смутные, опасные. Теперь не то. Смуты кончились еще при покойном хане Тохте, нестроения и разбои ушли в прошлое. Укреплять свои дворы больше нет нужды. Разве что от бродячей скотины или степных лис. Для этого и плетня за глаза достаточно. А ворота остались. Хорошие ворота. Дуб, поди, из булгарских лесов.

Злат понял, что его заметили. Как не заметить всадника на пустынной дороге? Тем более если он не проскакал по своим делам, а спешился и топчется у обочины под деревьями. Еще одно достоинство невысокого плетня. Особенно когда заняться привратнику больше нечем: во дворе ни души, у коновязи под навесом – ни лошади. Хоть платья под плащом не видно, но наметанный глаз сразу разглядел доброго коня, явно не простых кровей. За такого барышники не глядя дадут пару мохнатых низкорослых степнячков. Поэтому, когда наиб неторопливо вошел в ворота, навстречу из гостиного дома выскочил сам хозяин.

– Добрый гость всегда ко времени! – радостно запричитал он. – Сегодня как раз телушку заколол. Похлебка из требухи уже доспевает. Я ведь помню!

Бывалый мясник Сарабай не раз на своем веку потчевал Злата. Еще когда тот и наибом не был, а всего лишь простым писцом-битакчи. Сарабай лет пятнадцать держал лавку на большом базаре, пока не перебрался на купленный по случаю постоялый двор. Теперь торговал мясом только на рынках соседних кварталов. Там у него все было поставлено на крепкую ногу. Держал лавки.

В бытность на большом базаре он вошел в долю с одним ушлым харчевником, с которым наловчились продавать недорогую похлебку из требухи. Благо у мясника, который сам режет скот, такого добра всегда навалом и оно ему ничего не стоит. Только и расхода, что дрова и соль. И хотя в Сарае дрова и дороги, но для вхожего на Булгарскую пристань человека с этим завсегда намного проще. Весь