Путешествие трех королевичей Серендипских - Автор Неизвестен
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Сир, так как вы, столь высокий и великий владыка, удостоили почтить пиршество смиренного вашего слуги, постарался и я по всей своей возможности приискать яства и кушанья, достойные вашей особы. Сего ради, велев составить этот напиток, подобного которому не обретается в целом свете, так как, помимо многих совокупившихся в нем свойств, которые долго было бы сейчас исчислять, нет ничего другого, лучше способного освежить человеку печень, я захотел предложить его вашей императорской особе.
Император, зная, что это отравленное питье, давно приготовленное советником, как поведала ему женщина, отвечал так:
– Тебе известно, что я не так давно осудил на смерть твоего сына за совершенные им преступления; и так как весьма вероятно, что из-за его смерти твоя печень разгорячена и распалена сверх меры, я был бы неучтив и оказал бы мало любезности, лишив тебя этого питья, которое может быть для тебя весьма благотворно: посему, принимая его с приязнью, я даю его тебе в дар, а что он тебе любезен, увижу, если ты немедленно выпьешь его в моем присутствии.
Весьма смущенный этими словами императора, боясь, что замысел его не будет успешен, советник тотчас отвечал ему так:
– Это, сир, напиток столь редкий и драгоценный, что, по моему суждению, он подобает не мне, а вашей императорской особе.
Но, возражая, что советник ему дорог и что он любит его как самого себя, так как прекрасно осведомлен о любви и почтении, какие тот ему всечасно выказывает, император сказал:
– Я знаю, что тебе нужно, а пожелай я отобрать у тебя это питье, это было бы недостойно моей приязни к тебе; и несомненно, что для тебя оно будет весьма благотворно, тогда как мне, чья печень отнюдь не разгорячена, никакой пользы не принесет.
Советник, видя, сколь настойчиво требует его господин выпить подаваемое ему питье, и боясь, не открылось ли его вероломство, сказал:
– Сир, я сам свалился в яму, которую готовил для другого; но так как я всегда знал в вас природную склонность к милосердию, то осмеливаюсь думать, что после того, как я дам вам предостережение, весьма важное для вашей жизни, вы отпустите мое прегрешение. Если вы осудили на смерть чьего-то сына, не следует позволять его отцу находиться при вашем дворе. Вы знаете, что сын мой по своим преступлениям справедливо приговорен вами к смерти, а я, несмотря на все ласки и дары, после того от вас полученные, никак не мог утолить тяжкую боль моей души, и не было такого, чтобы при виде вас не волновалась во мне вся кровь и мне не приходило на мысль предать вас смерти; и хотя я получил от вас несметные блага и почести, и хотя вы по справедливости осудили моего сына, все же я не по справедливости изготовил для вас это отравленное питье, думая, что таким образом надлежит мне отомстить за его смерть.
Услышав о жестоком замысле советника, император даровал ему жизнь и тот же час прогнал от своих очей и, отписав все его имение в казну, объявил, что в три дня ему надлежит покинуть пределы державы; и вознес Господу Богу бесконечную благодарность за избавление от такой серьезной опасности. Щедро вознаградив женщину, открывшую ему это вероломство, он выдал ее за одного из знатнейших своих баронов.
Вернувшись потом к юношам, он рассказал им обо всем, что случилось у советника на пиру, и, превознеся их похвалами, сказал:
– Я не сомневаюсь, что, будучи одарены столь великою рассудительностью и высоким разумением, благодаря которым вы умеете угадать столь многое и которыми вы спасли мою жизнь от рук вероломного и злокозненного советника, вы также в силах уладить одно важное дело, которое ныне меня занимает; и я знаю доподлинно, что вы мне в этом не откажете, ибо теперь узрел – в деле, касающемся до моей жизни, – великую любовь, какую вы ко мне питаете.
Они тотчас предложили свою помощь в любом деле, и он начал так:
– Древними философами этой державы, коих мои предместники неизменно весьма чтили, был открыт особливый вид зеркала, который они называли зеркалом правосудия: ибо оно обладало такою силою, что, когда двое вели тяжбу, судья заставлял их заглянуть в оное, и у того, чей иск был неправедным, лицо сей же час чернело, у того же, кто защищался по справедливости, сохраняло первоначальный цвет, и он возвращался от судьи победителем. Таким образом, не нуждаясь в иных свидетельствах благодаря силе, присущей зеркалу, мы жили в таком покое и мире, что эта держава подобилась самому раю. А тот, у кого от лживости лицо чернело, мог вернуться в прежнее состояние только одним способом: спустившись в глубокий колодец, там оставаться до сорока дней, поддерживая жизнь свою одним хлебом и водою. После такого покаяния, извлеченный из колодца и выведенный на люди, он исповедал свой грех и вновь обретал прежнее обличье. От страха пред зеркалом все жили в великом спокойствии, каждый довольствовался своим состоянием, люди занимались земледелием, страна всем изобиловала, любой бедный торговец или чужеземец, попавший сюда из других краев, возвращался на родину богачом; у врагов державы Господь Бог отнял все силы, и много лет всякий наслаждался веселой и счастливой жизнью. В ту пору жил мой дед, у него было два сына, мой отец и дядя, которые после его смерти оба притязали на власть, и отец вышел победителем. Его брат, ожидая случая отомстить, украл зеркало и, бежав с ним, принес в Индию. Там была королевою дева, которая вверила заботы о королевстве одному из своих советников. Этой деве мой дядя представил зеркало, поведав о его силе, которую, однако, за пределами нашего королевства не мог показать. Каждый день в столице этого края, расположенной на морском берегу, при восходе солнца показывалась над водой большая рука, выпрямленная, раскрытая, которая до самого заката не двигалась с места, откуда поднялась, а при наступлении ночи приближалась к берегу и, схватив человека, уносила его с собою в море; и она делала так постоянно. Из-за нее к тому времени погибло в том краю великое множество людей. От этого народ был в глубокой печали и унынии, и вот задумали отнести зеркало на морской берег и выставить напротив руки, в надежде, что оно, пожалуй, и подаст какую помощь. Исполнив задуманное, они получили вот какую выгоду: раньше рука уносила с собой каждый день по человеку, а теперь уже не человека, а коня или быка.
От утраты зеркала наше королевство лишилось былого благоденствия, и мой отец в нескончаемом желании вернуть его отправил к королеве посла, предлагая великие сокровища, буде она согласится оное возвратить, и побуждая ее к этому различными доводами, а особенно доказывая ей, что ее страна не может получить от зеркала никакой пользы, в то время как наше королевство вернулось бы к первоначальному благоденствию и покою. Но речи посла не возымели действия, и он, воротясь, сказал, что по выгоде, которую получило то королевство из замены человека конем или быком, коих рука ежедневно уносит с собою в море, королева не желает возвращать зеркало, разве только мой отец отыщет какое-нибудь средство против разорения, учиняемого этой рукой; но случись такое, что ее королевство избавится от бедствия, она с охотою вернет зеркало, затем что ее предки были в большой дружбе с нашими предместниками. Так как, однако, мой отец не умел найти против этого средство, к нам доныне не вернулось прежнее спокойствие. Зная, что вы – люди, наделенные высоким и благородным разумением, я уверился, что вы, если бы захотели оказать усердие, избавили бы то королевство от пагубной руки, а мне возвратили зеркало, то есть покой и благоденствие
