Пещера мечты. Пещера судьбы - Владимир Мальцев

Ижбай не туркмен, а узбек, как впрочем и большинство населения района. И демонстративно гордится вошедшей в пословицу узбекской хитростью. Я, пожалуй, не видел в нашей бывшей многострадальной и многонациональной стране ни одной другой местности, где межнациональные отношения были бы настолько гармоничны, как здесь. У того же начальника КГРЭ Ташева одна из любимых поговорок — я, мол, бухарский еврей, и меня надуть нельзя.

Впрочем, по отношению к спелеологам хваленая узбекская хитрость Ижбая совершенно не наблюдается. Он всегда и совершенно безвозмездно накормит, и чаем напоит, и свозит, если куда нужно, и даст напрокат ишака с пацаном, если машина в гору не полезла. Осенью, правда уже не безвозмездно, снабдит любым количеством арбузов и дынь — у него довольно большая бахча. У него можно спокойно оставить на хранение пару рюкзаков со снаряжением или записку для другой группы. А главное — он прирожденный миротворец. Бывают периоды, когда различные местные организации развязывают междоусобную драку за контроль над пещерами. Ижбай всегда ладит со всеми. Если контроль у организации, с которой у группы нет контакта, и пещеры на замке — для постоянно ездящих групп он всегда достанет ключи.

Конечно, Ижбай, как и все узбеки, слегка циркач, и при отъезде любой группы начинает колоритно выклянчивать у них все вышедшее из строя снаряжение — перегоревшие лампочки, севшие батарейки, прохудившиеся канистры. И, даже не рассмотрев, через полчаса выбрасывает. Нужно же марку фирмы поддерживать.

И еще одно — изо всех местных только у Ижбая хороший чай. Он не довольствуется солоноватой и гнусного вкуса водой из арыка, а привозит из родника ту же самую кристально чистую и изумительно вкусную воду, которую мы пьем в пещерах.

От Ходжака панорама хребта еще более локализуется. До гор шесть километров. Теперь виден только конкретно наш участок. Белые гипсовые холмы у подножия склона — около них расположены провалы, выходящие на гигантские подводные пещеры, которые в итоге принимают всю дождевую и снеговую воду с хребта. Чуть выше и примерно до половины видимой высоты вся левая часть — пещеры системы Кап-Кутан, к которой относятся практически все известные крупные полости. Общая протяженность лабиринтов самой большой части системы — соединенных пещер Кап-Кутан Главный и Промежуточная — составляет без малого шестьдесят километров. Это — самая длинная пещера бывшего СССР среди заложенных в известняках, и просто самая длинная в Азии. Считая вместе с не присоединенными к системе пещерами поменьше, протяженность возрастает до семидесяти с лишним километров, а если попробовать проэкстраполировать имеющуюся плотность галерей на площадь блока, занятого системой, получается, что когда пещера будет пройдена вся — ее протяженность составит пару тысяч километров. Впрочем, при современных темпах прохождения на это понадобится пара тысяч лет.

Примерно посередине и слегка наискось виден каньон Булак-Дара, отграничивающий систему Кап-Кутан от следующей, в которой пока известны только небольшие пещеры типа Безымянной и Дальней. Еще правее наклонный обрыв показывает местоположение каньона Аб-Дара, за которым начинается следующая система — Чинджирская. Тоже только с небольшими пещерами. Самый правый фланг, с горой, похожей на кита, выпирающей из хребта в нашу сторону — практически не исследованная часть, хотя у красноярских спелеологов там какая-то недокопанная заморочка имеется.

Верхняя треть панорамы, над выраженным поперечным обрывчиком — начало верхнего плато, на котором тоже пока мало что всерьез исследовано.

Как оно ни удивительно, но это — практически все, что известно. Главная система пещер, Кап-Кутан, настолько велика и красива, а поиск новых пещер настолько тяжел и сложен, что на новые системы мало, кто тратит время. И даже если время на поиск потрачено, пещера открылась, но не предъявила немедленно полномочий на огромные размеры или сказочную красоту — маловероятно, что она будет копаться дальше. Но это — опять длинный разговор, и всему свое время.

Приближаемся к горам. На равнине появляются следы воды — рытвины и широкие полосы голубоватой гальки. Изредка, примерно раз в десятилетие, происходят такие ливни, что вода пещерами поглощаться не успевает, и в каньонах беснуются селевые потоки, ворочая глыбы в сотни и тысячи тонн весом. Именно сели и выносят на равнину всю эту гальку.

Подъем начинается резко, безо всякого перехода. Вот машина свободно едет по равнине, и вот — уже натужно ревя карабкается вверх. И через две-три минуты происходит первое чудо. Даже от Ходжака хребет кажется маленьким и пологим, а каньоны видны хиленькими ложбинками. Просто нет масштаба, а каньоны идут слегка наискось. С равнины видны только их верхние развалы, но сейчас — картина уже совершенно другая. Вот еще равнина — рукой подать, мы только на первый пригорок поднялись. А вот — под бортом машины уже отвесный обрыв в каньон, который совершенно непонятно, когда успел врезаться метров на семьдесят.

Название «Кугитангтау» состоит из корней узбекского и таджикского языков, и при удалении повторов приблизительно означает «гора тесных ущелий». Название точно до чрезвычайности. Все плато распилено на мелкие кусочки густой сетью совершенно отвесных каньонов глубиной от сотни метров до полукилометра. По красоте, дикости и внушительности ничуть не уступающих знаменитым американским каньонам.

Каньоны совершенно сухи — вся вода мгновенно перехватывается в пещеры. Единственная вода выше пятидесяти метров над уровнем равнины (где выходят родники) — микроисточники, дренирующие маленькие пещеры верхнего этажа системы и имеющие расход буквально несколько капель в час, а также лужи от последнего дождя. Летом луж, конечно, нет, но летом мы на Кугитанг и не ездим.

Практически вся растительность на нижнем плато сконцентрирована в каньонах, где есть хоть какая-то вода, и это добавляет им красоты. Для туристов каньоны Кугитанга — дополнительный, а для некоторых и основной объект интереса. Их вполне можно понять — и красота фантастическая, и зелень, нехарактерная для данной климатической зоны, и масса живности: куропатки, синие птицы, дикобразы, винторогие козлы, ящерицы всякие корявые и экзотические. И спортивная сложность — в днищах каньонов хватает уступов — «сухих водопадов» высотой до сотни метров, непроходимых без специального снаряжения. Проход по каньону, длиной со всеми извивами тридцать-сорок километров, вполне может оставить впечатления на всю жизнь.

Для спелеологов же каньоны — настоящий бич. Хоронящий всякую надежду на легкий поиск пещер. И потому, что поперек плато ходить просто нельзя — спуски в каньоны редки, а там где и есть — на переход каньона требуются часы. И потому, что на каждом метре каждой стенки десятки дыр на различной высоте. До каждой из которых добираться те же часы, причем только одна из тысяч ведет в пещеру — все остальные либо непроходимо узки, либо являются маленькими тупиковыми гротами. Наконец — что вдоль каньонов ходить, как я уже отмечал, тоже нелегко. По сути, от каждого поискового лагеря за разумное время можно обследовать только несколько километров правого каньона и столько же — левого. И то обычно не со всеми притоками. И — безо всякой гарантии, что осмотрено все.