...и Северным океаном - Георгий Кублицкий
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Радищев верил, что потомки товарищей Ермака «будут искать и открывать проход в непроходимых льдах Северного океана» для общения Сибири с Европой. Он собирал сведения о короткой дороге в Карское море через пролив Югорский Шар и признавался: «Я бы с охотой предложил себя для нахождения этого прохода, несмотря на опасности, обычные в сего рода предприятиях».
О «Северном океане» Менделеев писал:
«Победа над его льдами составляет один из экономических вопросов будущности северо-востока европейской России и почти всей Сибири…»
И еще, он же:
«В Ледовитом Океане будущая Россия должна найти свои пути выхода… Если мы победили твердыни гор, надо и льды побороть. А около льдов немало золота и всякого иного добра — своя Америка».
«Надо и льды побороть». Было это великое дело не просто поисками надежных средств ледового плавания. Нет, предстояло победить косность, застойность мысли, консерватизм, своекорыстие различных влиятельных лиц, множество бюрократических препон, которые, видоизменившись, остались недоброй приметой и нашего времени.
Степан Осипович Макаров, отнюдь не безвестный изобретатель, а флотоводец, адмирал, разработал проект и построил ледокол «Ермак». После первых, не вполне удачных опытов, часто сопутствующих всякому новому делу, Макарову пришлось вести бой не со льдами, а с высокопоставленными противниками его идеи. Сам государь-император отстранил Макарова от продолжения плаваний.
И если потерпел поражение адмирал, то что говорить о людях, чипов, званий, а также веса в правительственных кругах не имевших?
Я взял том Большой Советской Энциклопедии. Фамилия «Сидоров» на Руси достаточно распространенная. Пять Сидоровых были сочтены достойными упоминания. Все пятеро — ученые.
А был еще Сидоров Михаил Константинович, архангелогородец, приехавший попытать счастья в Красноярск. Поступил в конторщики, стал домашним учителем в семье золотопромышленника. У Сидорова обнаружилось поразительное чутье в разведках золотоносных жил, доля первооткрывателя превратила конторщика в миллионера.
Миллионер оказался человеком странным, с точки зрения властей даже подозрительным: подумать только, когда в Сибири заговорили было об открытии университета, сразу отвалил на эту, по мнению властей, зловредную цель пуд золота.
Сидоров написал книгу «Север России». В этом томе свыше пятисот страниц. Там немало наивного, автору явно не хватало знаний, иногда предприниматель подавляет в нем исследователя.
Один из разделов книги озаглавлен: «Проект о заселении севера Империи, об улучшении положения его жителей и о развитии внешней торговли». Внешняя торговля — через моря Северного Ледовитого океана. Раздел был предварительно напечатан в Тобольске отдельным выпуском, который автор послал «на высочайшее имя».
Ответил ему генерал Зиновьев.
«Так как на Севере постоянные льды, и хлебопашество невозможно, и никакие другие промыслы немыслимы, то, по моему мнению и моих приятелей, необходимо народ удалить с Севера во внутренние страны государства, а вы хлопочете наоборот и объясняете о каком-то Гольфштреме, которого на Севере быть не может. Такие идеи могут проводить только помешанные».
Этот ответ — настоящая классика казенного скудоумия, и я не сомневаюсь, что он знаком многим читателям. Зиновьев был не только придворным генералом, но и воспитателем будущего царя Александра III. Ответ Сидорову не просто упражнение в острословии. В нем — политика царского двора («по моему мнению и моих приятелей»), причем политика сложившаяся, устойчивая.
Сидорова травила печать, его подвергли унизительному обследованию по доносу, будто он принадлежит к секте скопцов, возбуждали против него уголовные дела.
Он всюду натыкался на непробиваемую стену недоверия. Предложил Географическому обществу денежную премию для того, кто первым приведет морем корабль к устью Оби или Енисея — у него не приняли деньги. Из песни слова не выкинешь: вице-председатель общества, полярный мореплаватель Федор Литке утверждал, что у русских нет моряка, который согласился бы плыть морем к Енисею, но заметил, что подобные экспедиции могли бы снарядить англичане.
Сидоров отправился в Англию, посетил Норвегию. Премия, которую отклонило Географическое общество, заинтересовала английского капитана Виггинса. И он провел по Карскому морю торговые суда не один, а несколько раз.
Значит, все же прав был Литке? Только Англия и англичане?
Но снаряженная в Енисейске парусная русская шхуна «Утренняя заря» с русским капитаном Давидом Шваненбергом и с командой всего из пяти человек в 1877 году прошла от устья Енисея через Карское, Баренцево, Норвежское, Северное и Балтийское моря в Петербург.
Шведский путешественник Норденшельд послал Сидорову, организовавшему это плавание, телеграмму: «Да рассеет «Утренняя заря» мрак, который до сих пор препятствовал верному суждению о судоходстве в Сибирь».
Сам Адольф Эрик Норденшельд после удачных плаваний в Карском море вознамерился летом 1878 года пройти весь Северный морской путь с запада на восток. Вынужденно перезимовав в обидной близости от Берингова пролива, его «Вега» весной следующего года обогнула мыс Дежнева.
На первой же странице своей книги о триумфальном плавании Норденшельд упоминает имя Александра Михайловича Сибирякова, человека, который предложил денежную помощь для снаряжения экспедиции.
Вот самая краткая справка об этом иркутянине:
«Русский золотопромышленник, исследователь Сибири. Окончил политехникум в Цюрихе. Финансировал полярные экспедиции А. Э. Норденшельда (1878—79), А. В. Григорьева (1879—80), а также издание трудов по истории Сибири».
Но не только финансировал: сам ходил на шхуне в Карском море, добирался до устья Печоры, переваливал Урал на оленях.
«Его именем названы остров в Карском море и ледокол», — заключает справка.
Экспедиция, которой вторично, после Норденшельда, удалось пройти весь Северный морской путь с востока на запад и притом сделать одно из величайших открытий XX века, состоялась в 1912–1915 годах.
Два ледокольных транспорта «Таймыр» и «Вайгач», базировавшиеся во Владивостоке, предпринимали попытки трижды. В 1913 году Гидрографической экспедицией Северного Ледовитого океана — таково было ее название— командовал энергичный моряк Борис Вилькицкий. Там, где севернее мыса Челюскин на картах простиралось открытое море, с «Таймыра» и «Вайгача» увидели неведомую землю.
Над новой территорией России был поднят национальный флаг. С кораблей обследовали часть ее побережья. Моряки не знали тогда, что им удалось открыть последний большой участок суши земного шара.
После нелегкой зимовки 1914 года корабли освободились от ледового плена и осенью следующего года их торжественно встретил Архангельск. Выдающаяся, блестящая экспедиция! Но в мире бушевала война. Прославленный исследователь Руал Амундсен заметил с сожалением, что в обычное время экспедиция восхитила бы весь цивилизованный мир.
Между тем события величайшего значения потрясли планету. В России — Октябрь, установление Советской власти, сразу взявшейся за решение крупнейших политических и хозяйственных задач. Не была забыта и Арктика.
Ленинским декретом еще в 1918 году создавалась экспедиция для гидрографических работ в Северном Ледовитом океане. Следом за ней — Северная научно-промысловая.
«В целях всестороннего и планомерного исследования северных морей, их островов и побережий, имеющих в настоящее время государственно-важное значение…» — так начинался подписанный В. И. Лениным в 1921 году декрет о создании Плавучего морского научного института. Его базой стал специально оборудованный корабль «Персей», совершивший свыше 80 научных экспедиций.
Планомерность, целенаправленность, сочетание научных и хозяйственных интересов — вот что отличало первые же шаги Советской власти в районах Крайнего Севера.
Владимир Ильич внимательно следил за Карской экспедицией 1921 года, положившей начало нормальным рейсам морских судов к устью Оби и Енисея, где их встречали речные караваны.
Подобными далеко нацеленными замыслами и конкретными практическими делами начался советский период освоения Арктики.
Признание, быть может, горькое…
Мое настоящее «полярное» время ушло…
Наверное, Почетная грамота «за долголетнюю и успешную работу по изучению и освоению Северного морского пути», полученная мной к 25-летию Главсевморпути, как бы подвела черту под периодом моей прочной и постоянной связи с Арктикой.
Время, когда я жил Севером и мотался по его просторам, было для меня замечательным и уж, конечно, неповторимым. Интерес к его сегодняшнему дню, как и прежде, гонит меня за черту Полярного круга. Теперь добраться туда куда проще, легче, чем полсотни лет назад.
